На линии огня - Дональд Гамильтон

– Не стоит брать меня за жабры, малыш.

Мгновение я смотрел на него. Он понял, о чем я думаю, и лицо его изменилось. Момент был не из приятных. Поэтому я поспешил сказать:

– Я не из крутых, Карл. Я нежен, как один из твоих пятидолларовых бифштексов. Но оставь Джека Вильямса в покое.

Это скверный бизнес – прижимать к ногтю репортеров, и я не хочу в нем участвовать.

Тут вошла Марджи, чтобы объявить насчет обеда. А после того как мы поели, я их покинул. Швейцар хотел было вызвать мне такси, но я сказал ему, что хочу побыть на свежем воздухе. Я и до сих пор хороший ходок, прогулки мне не в тягость.

Клуб «Оазис» находится в самом центре даунтауна. Но в воскресенье город казался вымершим. Я отправился по Ферст-стрит в сторону Линкольн-стрит, особенно не думая, куда иду, зная лишь, что в сторону дома. И должен сказать, что меня неприятно поразило, когда я вдруг оказался на том самом месте, которое рассматривал в оптический прицел с шестикратным увеличением каких-то тридцать часов назад. Желтый пожарный гидрант был мне как старый друг: я фокусировал на нем прицел несколько раз. Кровавые пятна на асфальте рядом с ним казались мелодраматическими и нереальными. Но я не мог заставить себя хоть немного пожалеть эту коротышку. В конце концов, он сам напросился на неприятности.

Я пересек улицу и вышел на правую сторону Линкольн-стрит. То окно было все еще приоткрыто; возможно, оставлено в том виде, в каком его нашла полиция для улики. Через два окна слева от него висела вывеска: «Страховое общество „Северная звезда“ – Джи. Эр. Фенвик, агент». Я надеялся, что у малышки хватит ума держать язык за зубами, но не стал бы биться об заклад, что она именно так и поступит.

Заглянув в мастерскую, я убедился, что Хоффи наконец-то ушел. Ружейное ложе к «манлихеру» было закончено. Классная работа! Я уселся и собрал ружье, просто для того, чтобы посмотреть, как все будет выглядеть в сборе. Хоффи мог себе представить изделие в законченном виде, но я должен был все увидеть воочию. Ружье – вещь тонкая, и мы могли по праву гордиться нашей работой. Потом поставил его в угол, а сам поднялся наверх.

Пока я раздевался, на меня посматривала Грейс с эффектно подписанной фотокарточки, стоящей на бюро.

Грейс – тонкая штучка. Я держал ее портрет на виду, чтобы напоминать себе о собственной ошибке и не повторить ее вновь. Наконец, выключив свет, я отправился в постель.

Глава 10

Когда меня разбудил дверной звонок, я на мгновение утратил чувство времени. Не мог сообразить, сколько его прошло с тех пор, как заснул, – минута, час или целая ночь? Затем до меня дошло, что снаружи все еще темно. Я взглянул на часы. Они показывали начало второго. Выходит, я валялся в кровати всего каких-то пару часов. Звонок раздался вновь.

Я зевнул, включил свет, вылез из постели и вставил ноги в шлепанцы. Единственный недостаток моей берлоги состоит в том, что приходится спускаться по лестнице, чтобы открыть входную дверь, и тогда практически оказываешься на улице. Потом огляделся вокруг в поисках халата и вспомнил, что он в чемодане, который все еще стоит нераспакованным после возвращения с Тополиного острова, А когда извлекал халат из чемодана, увидел пистолет Уити «Пи-38». Звонок нетерпеливо надрывался. Пистолет, так кстати попавшийся на глаза, напомнил мне об осторожности. Я заткнул его за пояс пижамы, подпоясал сверху ремнем халата, вышел через гостиную на лестницу, спустился вниз и открыл дверь. За ней стояла Марджи. Уличный свет падал на нее сзади, поэтому я не мог видеть отчетливо, но мне показалось, что она была одета так же, как и в прошлый раз.

Марджи сделала шаг вперед и внезапно оказалась в моих объятиях.

– Пол! – выдохнула она. – Ох, Пол!

Я потрепал ее по плечу через меха и потянулся вниз, чтобы вытащить пушку, так как она начала скользить вниз в пижамные штаны. Сейчас, конечно, выглядело глупым, что я прихватил ее с собой. Потом закрыл и запер дверь на засов.

– Пошли ко мне, – предложил я и проводил ее вверх по лестнице.

В спальне горел свет, но в гостиной было темно. Я отложил пушку в сторону и потянулся к выключателю.

– Ох, не надо, – прошептала она. – Не включай свет, беби. Я выгляжу как...

– Расслабься, Марджи, – посоветовал я и щелкнул выключателем.

Она медленно, как бы нехотя, повернулась лицом ко мне. Постояв так немного, дала мехам шуршащим потоком соскользнуть с плеч на пол, дабы я мог увидеть полную картину. Кроме мехов, на ней было зеленое платье, вечерние туфли и одна сережка. Не знаю, что мне сразу бросилось в глаза – отсутствие чулок или то, что платье было надето на голое тело, – но мысль о драке пришла в голову мгновенно, и лишь потом я начал вникать в детали. Платье было грубо скомкано, облито спиртным и разорвано от лифа до коленей. Он мог добиться почти того же, просто расстегнув «молнию», но, видимо, разорвать платье показалось ему куда более забавным. Четыре небольшие булавки скрепляли порванные края ткани. Пряжки на туфлях были застегнуты, но концы ремешков до конца не заправлены. Рот Марджи распух от удара. Я усмехнулся:

– Запомнила номер грузовика?

– Он... он изнасиловал меня, – прошептала она. – Проклятье, он изнасиловал меня!

Я не мог удержаться от смеха.

– Марджи, бога ради! Это Пол перед тобой, дорогая. Помнишь меня?

Когда она шевельнулась, стало еще виднее, что под загубленным вечерним платьем нет ничего.

Марджи не очень твердо держалась на ногах. Она рывком отшатнулась от меня и неверными шагами направилась в конец комнаты.

– Дай чего-нибудь выпить.

– Обязательно.

Когда я вложил в ее руку бокал, она осыпала меня вопросами:

– Что произошло между вами? Что ты ему сказал? И что такого отвратного было в твоих словах?

– Он что, после моего ухода озверел?

Марджи кивнула. Затем поинтересовалась:

– Кстати, что для тебя значит Джек Вильямс?

– Вильямса тоже сосчитали?

Она опять кивнула:

– Ему не нравится, что ты за него. Это и послужило началом. С него-то он и завелся... вроде бы. Здоровенная обезьяна! Я бы хотела... Ах, дьявольщина!

– Что же произошло?

– Посмотри на меня, – предложила Марджи. – И ты еще спрашиваешь!

– Марджи, – возразил я, – хотелось бы тебе верить, но кого ты пытаешься обдурить? Вспомни канун Нового года! Прошла неделя, прежде чем ты смогла снова видеть вот этим глазом...

– Да, – перебила она меня, – и он чертовски переживал по этому поводу... даже больше, чем я. Разве ты не понимаешь? Тогда он был пьян в стельку, он знал, что причинил мне боль, и... Будь все проклято, беби! Дело не в том, что он сделал сегодня, а в том, как это сделал! Словно я была чем-то таким, что можно швырнуть на кровать, разодрать платье и наслаждаться...

– Наслаждаться, – засмеялся я. – Какое премиленькое слово – «наслаждаться», Марджи. Да ты становишься поэтессой.

– Ты – сволочь, – огрызнулась она, но затем улыбнулась. – О'кей, ну, может быть, я придаю этому слишком большое значение, Но, видишь ли, мне такое совсем не нравится. Я не возражаю, если он проделывает это грубо. Ничего не имею против, пока на мне не остается следов и он платит за мои муки. Но хочу присутствовать там, понимаешь? Хочу, чтобы он сознавал, что это я, а не пустое место. Проклятье, Пол, я люблю этого мужика. Я... я буду всем, что он захочет, всем, в чем он нуждается, но только, черт тебя побери, лучше не говори ему об этом. До тех пор, пока мы с ним вместе, он может делать со мной все, что ему заблагорассудится. Но когда при этом он исключает меня как участницу... – Ее рот задрожал. – Ах, дьявольщина! – вырвалось у нее. – Я должна выпить.

Тут на некоторое время наступила тишина. Думаю, мы оба были немного смущены. Никогда прежде любовь так явно не доминировала в наших разговорах.

Я первым нарушил молчание:

– Где он сейчас?

– Полагаю, все еще у меня. До тех пор, пока не проспится. – Голос Марджи прозвучал глухо, а меня внезапно неприятно поразило, что она лжет. Марджи между тем продолжала: – Он здорово нализался. Я ухитрилась подобрать платье, туфли и выскользнуть, не побеспокоив его. На кухне нашла несколько булавок. Меховая накидка лежала в гостиной. К счастью, ключи от «кадиллака» остались в гараже. У меня ни цента не было на такси, потому что мою сумочку он пинком загнал под кровать...

Я с любопытством смотрел на нее. Марджи нашла стул и устало плюхнулась на него. Измятый кусок блестящей тафты повис между голыми коленками. Все это было рассчитано на публику, догадался я, не желая верить в разыгрываемую сцену. У меня не было сомнений, что Карл грубо с ней обошелся, мне было все равно, остался он в ее квартире или нет, а вот сама Марджи могла бы при желании получить доступ к своему гардеробу и переодеться во что-нибудь более презентабельное. Но она этого не сделала и предпочла появиться передо мной в таком виде. Это проливало свет на ситуацию, заставив меня подумать, что она создана неспроста. Конечно, не следовало упускать из виду, что Марджи порой излишне сгущает краски. Может, и на этот раз ничего другого и не было.