Четвертое сокровище - Симода Тодд

Дневник наставника. Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.

В приюте они провели три дня. После обеда гуляли, наслаждаясь воздухом, пропитанным ароматом снега и льда. Ходили по тропинке вдоль реки к горам — к тому месту, где, по преданию, начала свою жизнь Тушечница Дайдзэн. Когда было настроение, занимались каллиграфией. Остальное время проводили на фугоне.

В последний вечер при желтом свете старого фонаря они трудились бок о бок над старым стихом поэта Бунтё Мэй «Дух — как вода». Сэнсэй Дайдзэн смотрел, как Ханако добавляет жидкую тушь в канавку чернильного камня.

— Хочешь сама попробовать Тушечницу Дайдзэн?

Ее рука замерла.

— Я? Я не имею права. Только сэнсэй Дайдзэн может ею пользоваться.

— Ты дала мне столько, раскрыла меня самого так много всего во мне. Я просто хочу поделиться с тобой всем, что имею.

— Мне кажется, не все следует делить с другими.

— Может, и нет, но…

Ханако придвинулась к нему. Сэнсэй положил чистый лист бумаги на стол. Несколько мгновений она внимательно изучала тушечницу, затем опустила кисть в канавку.

Она коснулась кистью бумаги и написала иероглиф «дух». Неожиданно ее охватил прилив энергии и чувства. Словно тушечница вдохнула жизнь в ее кисть и тушь.

Она отложила кисть.

— Спасибо, — сказала она, снимая свитер и выскальзывая из юбки. Она прижалась теплой кожей к сэнсэю и помогла ему раздеться.

— Никогда не расставайся с Тушечницей Дайдзэн, — сказала она сэнсэю, пока они ждали поезда из Дзюдзу-мура.

— Я должен сделать все, на что способен, чтобы она осталась у меня.

— Ты не должен ее отдавать, — повторила она.

Беркли

Годзэн своим ключом открыл дверь школы Дзэндзэн. Собрал почту, которая нападала под щель в двери. Он просмотрел всю кипу, отделив счета и важную на вид корреспонденцию от рекламного мусора. Бросив обе пачки на стол, осмотрел офис и мастерскую. Все было в порядке, хотя все за это время покрылось слоем пыли.

Из шкафа, где хранился инвентарь для уборки, он достал перьевую метелку и стал методично обходить весь дом. В спальне сэнсэя, смахнув пыль с комода, Годзэн выдвинул нижний ящик. Открыл коробку, вынул тушечницу и стал внимательно изучать ее на свету.

Два дня назад он нашел копию «Истории Тушечницы Дайдзэн» в азиатском отделе университетской библиотеки. Просидев больше трех часов за столом, он с грехом пополам прочел стостраничный документ. История была написана на старояпонском, читать который трудно всем. кроме специалистов по классическим текстам. Но даже того, что он понял, хватило, чтобы окончательно убедиться: он держал в руках именно Тушечницу Дайдзэн.

Интерлюдия

История Тушечницы Дайдзэн

Часть 1

Лето 1655 года

Киото, Япония

Распространяя вокруг себя еле уловимый аромат чайных листьев, сын чаеторговца Ихара постепенно сгибался в глубоком поклоне, пока не оказался простертым на татами. Рядом самурай Саката, сын одного из дальних родственников сёгуна, склонился столь же низко. Старый учитель — четырнадцатый сэнсэй Дайдзэн — нетерпеливо клёкотнул, и оба ученика выпрямились. На коленях они подползли к низкому столику, на котором должны были готовить тушь для учителя. Оба потянулись за бруском туши, когда сэнсэй вдруг сказал:

— Нет.

Саката стал медленно отползать от столика, а Ихара застыл в нерешительности. Старый сэнсэй дернул головой в сторону Ихары, и ученик последовал за Сакатой. Учитель подождал, пока ученики не сядут рядом. Ихара смотрел на татами, не решаясь встретиться с взглядом учителя. Тогда сэнсэй произнес:

— Вы сделаете то, что я вам велю.

— Да, сэнсэй, — ответили ученики. Голос Ихары слегка дрожал, ответ же Сакаты прозвучал холодно и ровно.

— Я уже очень стар. Если бы мне было суждено никогда больше не взяться за кисть, я был бы только счастлив. Огонь уже догорел. — Сэнсэй тихо кашлянул. — Если бы я захотел умереть, то умер бы?

Ихара поднял глаза, недоумевая, нужно ли отвечать на вопрос. И вопрос ли это вообще? Слова учителя звучали, как предсмертный стих[35].

Старый сэнсэй пристально смотрел на внутренний дворик. Ихара потушил взор, когда взгляд сэнсэя снова упал на учеников. Саката не двигался, едва дыша.

— Вам нужно идти, — тихо сказал ученикам сэнсэй Дайдзэн.

Остолбенев от беспрекословности этой фразы, Ихара лишь сморгнул.

— Идите и сами ищите свой путь. Вы мои лучшие ученики. Я преподал вам последний урок. Мне больше нечему вас учить, я уже не знаю пути.

Ихара по-прежнему не двигался. Саката поклонился и стал подниматься.

Старый сэнсэй взял Тушечницу Дайдзэн. Темно-серый, почти черный камень впитал в себя тушь, которая высыхала в его трещинах те двести лет, что он прослужил тушечницей.

— Мой учитель дал ее мне — так же, как и его сэнсэй передал ему ее, и так было четырнадцать поколений. Но я не могу решить, кто должен стать главой школы Дайдзэн. Саката, твой стиль так точен, так чист. Долгими часами ты упражнялся, чтобы до совершенства отточить каждую черту. — Саката поклонился так низко, что все его лицо прижалось к татами. — Ихара, твой стиль столь полон жизни, он взрывается энергией, каждая черта имеет собственную душу. Я не знаю… — Голос сэнсэя стал едва слышен. Ихара ответил низким поклоном. — Каждый из вас должен найти свой путь, — сказал сэнсэй после долгого молчания. — Найти свою жизнь.

Распрямляя ноги и вставая, сэнсэй крякнул. Затем проковылял к сёдзи[36]. Держа тушечницу обеими руками, он размахнулся и кинул ее во дворик. Тушечница, казалось, пролетела слишком далеко для своего веса. Она упала у камня, напоминавшего собачий клык, почти в самом центре сада.

Позже, когда полумесяц висел над галереей мастерской и домика сэнсэя, Ихара выскользнул во дворик, едва освещенный тусклым серебристым светом.

Тихо ступая, словно привидение, Ихара прошел по мшистой дорожке к собачьему клыку. Опустился на колени и стал нащупывать тушечницу. Вот он коснулся ее, его пальцы обвились вокруг камня. Уже вставая, он услышал дуновение ветра за спиной, а следом — шепот стали.

Сзади стоял Саката, держа короткий меч в вытянутой руке.

— Как вор в ночи, да, Ихара? — произнес он. — Тушечницу, пожалуйста. Сэнсэй упомянул меня первым.

— Это правда, — ответил Ихара, — но он не смог бы произнести наши имена с одним выдохом.

— Он был слишком добр к тебе.

Саката сделал шаг вперед, вытянув руку. Ихара протянул ему тушечницу. Саката отступил на несколько шагов, вложил меч в ножны, повернулся и ушел. Ихара подождал мгновение, затем вышел из сада.

Сэнсэй наблюдал, как оба покинули дворик. Все элементы стихотворения на месте: луна, полночный сад, два его лучших ученика, меч и тушечница. Но стихотворение так и не сложилось.

Старый сэнсэй умер в своем саду, свернувшись вокруг камня, похожего на собачий клык. Последней он видел луну.

Ихара опустил кончик кисти в тушечницу и поднес кисть к бумаге. Десять тысяч черт в день, и так — десять тысяч дней, как наставлял его когда-то сэнсэй. Лишь после этого ты, быть может, достигнешь успеха. А прежде ты не сможешь познать пути каллиграфии.

— Сын. — Его сосредоточенность нарушил материнский голос.

— Да? — Он положил кисть на подставку, повернулся и посмотрел на нее.

Выражение ее безучастного лица редко менялось. Единственный раз, когда на ее лице отразилось хоть что-то, — это когда он сказал матери, что принят в школу каллиграфии Дайдзэн. Тогда выражение ее лица чуть смягчилось, особенно у глаз.

— Извини, что прервала тебя, — сказала она, — но это касается твоего отца. Я получила послание из Эдо[37]. Он очень болен. Пожалуйста, отправляйся к нему.