Я меч, я пламя! (Ольга-1) - Василий Кононюк

Оля туберкулеза не боялась, она вообще ничего раньше не боялась, лишь после того, как с ней это случилось, у нее появился страх, если это так можно назвать. Она боялась не успеть сделать за эти шесть лет, то, что возможно, все остальное было не страшно. Раньше, когда ей казалось, что она слышит голос, этот голос ей сказал. Каждый твой неправильно прожитый день, это десять тысяч человек, которые могли бы остаться жить. Поэтому не бойся ничего, страшно будет потом, если мы не успеем.

Оля дала Анне Петровне, триста рублей, на год вперед, и попросила только, побыстрее оформить бумаги, чтоб она могла пойти в школу. Она сама пошла с Анной Петровной к паспортистке и оставила ей большой кулек конфет, рассказав как она хочет побыстрее снова очутиться в школе, ведь скоро экзамены. Через день они забрали справку, выданную, для предъявления в школу, о том, что Ольга Стрельцова действительно проживает по адресу такому-то, и занеся ее вместе со свидетельством о рождении заучу школы, быстро решили вопрос с зачислением в ученицы седьмого класса. Анна Петровна знала зауча Ермолаеву Лидию Федоровну еще с времени учебы своей дочери, поэтому Лидия Федоровна быстро задав Оле несколько вопросов по программе, и узнав что девочка готовиться сдавать экзамены по десятому классу, зачислила ее в седьмой, сказав что все остальное может решить только директор. Директор был новым, но его не было в тот день на работе, и Оля с ним познакомилась на следующий, когда пришла на уроки. Она сразу поняла, что с ним будут проблемы, но не думала что настолько крупные.

И сейчас, лежа на кровати, она еще раз прокручивала события последних нескольких часов, пытаясь определить, все ли учтено, и где возможны неожиданные трудности. Идея операции пришла ей в голову, когда она стояла в кабинете и слушала этого придурка, а перед ним лежало ходатайство. Мысль была простая и очевидная, появись на этой бумаге положительная резолюция, а автор резолюции, подвергшийся бандитскому нападению, от полученных травм скончался, проблема будет решена. Лидию Федоровну наверняка назначат исполняющей обязанности, она знает, что дочь Анны Петровны болеет, а Олю считает ее племянницей, поэтому она резолюцию отменять не будет. Да и причин отменять, никаких нет. Тем более, чтоб и.о. отменил резолюцию безвременно почившего шефа, такого еще в обычной жизни никто не слышал. В политике, да, такое сплошь и рядом, но в средней школе такое событие, это из области фантастики.

План был хорош, и резолюцию поставить особого труда не составило. Нужно просто знать оптику в объеме средней школы, или быть просто наблюдательным человеком. Если у вас на листе бумаги что-то написано, а вы накроете его другим листом бумаги и поставите на оконное стекло, в которое светит заходящее солнце, то вы отчетливо увидите написанное на просвет. Отметьте точечками остро отточенного карандаша пунктирные линии будущих букв и подписи. Лучше всего это сделать несколько раз на разных листках, для тренировки, перед тем как исполнять на основном документе.

Резолюция получилась на славу, только специалист после длительного исследования сможет сделать вывод, что это подделка. Простым взглядом даже пострадавший не отличит от других резолюций. А вот силовая акция подвела. Больно не типична была реакция клиента. Нормальный человек отклонялся бы назад, и это движение Оля могла легко скомпенсировать, чуть нагнувшись вперед, и удар пришелся бы в центр макушки. В дальнейшем, жертва нападения падает на спину, вниз на ступеньки, нанося себе дополнительные травмы несовместимые с жизнью. Этот придурок так часто шарахался к стенке в своем подъезде, что выработал себе условный рефлекс, со злостью подумала Оля. Удар пришелся не по центру, а сбоку макушки, где череп намного крепче, вдобавок, это чудо, умудрилось сползти по стенке и не шарахнуться с разбегу головой о ступеньку. А добивать нельзя, любой дурак поймет, что целью был не кошелек, а сам директор.

Тогда, перед библиотекой, она решила продолжать выполнение плана, и сейчас считала, что поступила разумно. В лучшем случае, он выйдет на работу не раньше следующего учебного года, так что проблемы будем решать одну за другой. Пока, все сделано правильно. Надо только завтра с утра не забыть черновики и образцы с подписями уничтожить, а то ношу с собой в тетрадке, как дура, подумала Оля, засыпая.

Руководителя следственной группы, работника среднего начсостава Тарасова Виктора Федоровича, прибывшего на место преступления с остальными членами группы и работающего уже два часа на месте преступления, больше всего волновал вопрос, насколько тяжелые травмы получил пострадавший. Уже через час беготни по квартирам этого и соседних домов стало ясно, это дело из разряда "глухарей". Подозреваемого видела только одна бабушка из дома напротив и дала исчерпывающее описание преступника "невысокий паренек в белом картузе с хозяйственной сумкой в руке". Виктор Федорович с тоской думал, сколько человек подходит под такое описание. Одно "радовало", бабуся опознает любого, кого покажем, главное белый картуз на голову надеть.

Доктор "Скорой помощи" увозивший пострадавшего, сразу сказал, что жить будет, но, судя по вмятине в голове, нужна срочная операция. Травма черепа налицо, но мозг осколками не поврежден. Операция не простая, разговаривать пострадавший начнет не раньше чем через неделю. А то и через две.

Узнав, что пострадавший, директор школы, Виктор Федорович с тяжелым сердцем дописал к ограблению еще умышленное нанесение тяжелых увечий под видом ограбления, как возможный мотив преступления. Он был честным человеком и не мог поступить иначе, хотя понимал, какой геморрой на свою голову, если можно так сказать, берет, добавив эту фразу.

Завтра провожу опрос в школе и прошу начальство отложить это дело до дачи показаний потерпевшим. Тогда уже ясно будет, средней тяжести травмы получил потерпевший или одно из двух, подумал Виктор Федорович, дописывая протокол. Заодно надо будет опросить свидетелей возле школы, не исключено, что преступник "пас" его возле работы и проводил аж до подъезда. Конечно, была гипотетическая возможность, что директор приглянулся какому-то фраеру возле дома и тот решил по-быстрому его "раздеть", но Виктор Федорович в это не верил. Он сам учился в свое время и знал, как могут дети любить своих учителей.

Тарасову пришлось ехать в школу еще в тот же вечер. Когда они уже собирались расходиться по домам, прибежала из больницы жена потерпевшего и начала кричать что у мужа пропали ключи из кармана. У Тарасова тогда мелькнула мысль, что с трупом он бы такую деталь никогда бы не пропустил. Пострадавшего забрали до того, как он приехал, ему доложили, что пропали бумажник и часы, из портфеля все вытряхнули, но вроде все бумаги на месте, преступник, убедившись, что ничего ценного нет, после этого скрылся. Ключи участковый упустил, и лишь когда жене в больнице отдали вещи мужа, а его увезли на операцию, она вспомнила про ключи. Жена требовала, чтоб с ней и с дочкой кто-то остался на ночь, до утра, пока она не вызовет слесаря менять замки. Старший сын служит в армии, родственников в Москве нет. И хотя Тарасов был уверен что никто в квартиру не полезет, ключи нападавший наверняка схватил инстинктивно, так случалось в каждом втором ограблении, но ведь не оставишь одну женщину на ночь после такого. Он уже начал просить участкового, но Федька Кострыгин согласился. А Тарасову пришлось еще ехать в школу, находить сторожа и опечатывать кабинет директора, оказалось, в похищенной связке и ключ от кабинета был. Естественно версия с похищением или с заменой документов мелькнула в его размышлениях, но он ее отбросил. Во-первых, в этом случае никто бы не оставил директора живым, а во-вторых, это выяснится сразу, как только пострадавший вернется на работу, а без него ковыряться в его бумагах… Виктор Федорович был честным и ответственным работником, но мазохистом он не был.

Прибыв с утра в школу он проинформировал о случившемся завуча, которая сразу начала звонить начальству, а сам, дождавшись Федьку, опросил учителей о конфликтах директора с учениками как нынешними, так и предыдущего выпуска, глубже решил не копать, и без этого у них обоих от величины списка резка испортилось настроение.

Собрав адреса, Федька побежал выяснять и писать протоколы по прошлому выпуску, а Тарасов, оккупировав кабинет директора, опрашивал тех, кто пока учиться. Оба подумали с тоской, этот день из жизни можно смело вычеркнуть.

Выслушав доклад товарища Ягоды о том, как продвигается дело о заговоре, и попытке убийства товарища Сталина, которое в будущем назовут "Кремлевское дело", вождь в который раз подумал, что Ягоду надо менять. После убийства Кирова, он был крайне недоволен его работой. Та энергия, которую тот проявлял при раскулачивании, строительстве руками заключенных канала "Волга-Дон", вдруг куда-то исчезла. Даже это плевое дело, основная цель которого была превентивно проверить и реорганизовать охрану Кремля, до этого напоминавшего проходной двор, перетрусить всех сотрудников на предмет выявить неблагонадежных и очистить от них территорию, он мурыжил уже полгода, и никак не мог довести до конца. Сталину не нужно было много времени, чтоб увидеть, что в борьбе с троцкистами товарищ Ягода пытается и рыбку съесть, и ног не намочить, если можно так сказать. А убийство Кирова вдруг отчетливо показало вождю, как глупо может погибнуть человек даже такого уровня. Сталин приехал в Ленинград на следующий день, он не мог доверить это дело никому. И только лично поговорив с Николаевым, убедился, что это банальная бытовуха. Ревнивый неудачник, мелочный, ничтожный человек, не особо напрягаясь, смог подойти к Кирову на расстояние протянутой руки. Тут любой озаботится простым вопросом. Если человека, которого любила вся страна, можно вот так просто пристрелить, то как обстоят дела с моей охраной. То, что желающих его смерти в сотни раз больше, чем желающих смерти Кирова, в этом Сталин не сомневался ни секунды.