Тень Уробороса. Аутодафе - Василий Шахов

— Пф… Знаете ли!

Наконец и Арч-Дик внес свою лепту в беседу:

— Между прочим, на Клеомеде полно скалистых островов, не обжитых людьми и вообще малоизученных, что уж говорить о никому здесь не нужных погостах? Например, в горах Харана зафиксирован вулкан, еще действовавший пару тысяч лет назад. Вся равнинная часть возле него — выжженная черная пустыня. К примеру, я не так давно беседовал с одним ученым-геологом — собственно, он и рассказал мне о Харане… Так вот, у него своя версия на сей счет. По некоторым признакам он выявил, что тот вулкан никогда не был действующим, а опустынивание произошло по другим причинам…

— Каким, например? — полюбопытствовал Палладас, охочий до всевозможных шарад и головоломок.

— Он предложил две. Пустыней та местность стала из-за действий тамошних разумных обитателей. Тогда придется согласиться с тем, что Содружество не первым обжило Клеомед и что на нем, возможно, до недавних пор существовало или по сей день существует коренное население… А вторая… — Дик взглянул на свою напарницу. — Вторая и подавно фантастична. Она заключается в некоем устройстве, которое якобы располагается неподалеку от вулкана.

— Например?

— Ну, не знаю…

— Может быть, гигантский молекулярный распылитель? — в голосе Мэт-Полины явственно прозвучал скепсис, но Алан уже давно понял, что эта парочка лицедействует и что верить сейчас нельзя ни единому их слову или действию. — Который построили очень древние клеомедяне, а? Построили и вымерли.

— Распылившись?

— Угу. В мелкодисперсный порошок. Нет, дорогой, не верю я в такие побасенки. И единственно, на что были способны вымершие клеомедяне — это хоронить своих усопших и строить над могилами вот те затейливые домики.

— Да, моя пумпочка, слушаю и повинуюсь!

— То-то вот!

«Смотрите! — понеслось тем временем по толпе. — Проявляется!»

Никому не было дела до кладбищенских взрывов. Все смотрели в густо-синие небеса, где наливалась огромная, в пять земных лун, неровная планета. Именно сегодня одна из Блуждающих проявлялась во всей красе. Она проходила очень близко к поверхности Клеомеда, вызывая стихийные бедствия, внезапные приливы и другие нежелательные для его обитателей природные реакции. Такое событие случалось раз в триста лет, а посему пропустить его не хотел никто. Как принято говорить со стародавних времен, в этот день на Тертом Холме яблоку негде было упасть. За охраной порядка следило несколько сотен управленцев, в воздухе чуть поодаль, дабы не мешать обзору, постоянно висели медицинские и полицейские флайеры.

И чем темнее становилось над холмом, тем явственней проступали серовато-бурые горные кряжи на искалеченной метеоритами Блуждающей, тем тоскливее разливался ее лунный свет, так что казалось: подбрось вверх камень — и собьешь ее, близкую, выпуклую, загадочную…

— Свифтовская Лапута, — проговорил Палладас, в восторге разводя руками. — Настоящая Лапута! Не удивлюсь, если великий сэр Джонатан побывал здесь в своих философских снах!

И Фергюссоны, несмотря на мастерскую маскировку, выглядели сейчас Диком и Полиной, точно лунный свет содрал с них фальшивый облик солидного господина и его суетливой «супруги», вернул их глазам истинный, только Буш-Яновской и Калиостро присущий блеск. Но другое беспокоило Палладаса, а потому, насмотревшись на Блуждающую до боли в шее, он стал придумывать, как пообщаться с мальчишкой Эдмоном. Ему надо было узнать еще и еще подробнее, однако присутствие Ламбера и «супругов» делало это предприятие невозможным.

— Могу посоветовать вам, госпожа Фергюссон, прекрасную ремонтную. Очень быстро восстанавливают машины после любой поломки, — чуть пригнувшись к уху Полины, прошептал биохимик.

Та взяла из его пальцев карточку и мельком прочла, после чего в полной рассеянности поблагодарила.

— А супруг ваш, господин Фергюссон, случаем не в ВПРУ ли работает? — продолжал натиск Алан, заставляя Буш-Яновскую слегка отодвинуться.

Вдалеке снова прогрохотал взрыв.

— Вы угадали, господин… э-э-э… Палладас. Он офицер Управления. Более подробную информацию я не могу, простите, дать… А что?

Палладас усмехнулся. Умело она ввинтила это «э-э-э». Он-то внешность не менял, в отличие от них, чтобы вот так «э-э-э»!

— Да ничего. Просто мы с вашим мужем отчасти коллеги: я заведующий биохимическим отделом Лаборатории ВПРУ…

— Господин дяденька, а вы чернокнижник, да? — коварно уточнил болтливый Эдмон, которому давно уже надоело таращиться в бинокль.

Мимо них медленно проехала установка, донельзя напичканная аппаратурой для съемок. Дежурные управленцы шли чуть впереди нее и освобождали дорогу, приказывая зрителям разойтись в стороны. Когда шум и толкотня прекратились, мальчишка снова куда-то исчез:

— Я с ним с ума сойду! — простонал Ламбер. — Наверняка забрался к операторам! Нет, всё, это невозможно!

Извинившись, он бросился на поиски своего отпрыска. Проводив его взглядом, Калиостро медленно повернул свое, то есть Фергюссоново, грузное тело к Палладасу:

— Знаете что, господин Палладас, а вы бы оставили нам свои внеслужебные координаты… так, на всякий случай…

— С преогромным удовольствием!

И, отдавая Дику свою визитку с переливчатой голограммой в виде поедающего собственный хвост изумрудного змия — древним символом алхимии, ныне используемым как эмблема служителей управленческой Лаборатории, — Палладас нарочно придержал ее, снизив тон почти до шепота:

— И, пожалуйста, господин Фергюссон, в случае крайней необходимости непременно вспомните обо мне! Непременно!

А в ушах его до сих пор звучал детский голос с недетской фразой: «Есть у меня предчувствие, что скоро им очень понадобится ваше ходатайство». И тот, кто это сказал, вряд ли преувеличил серьезность событий…

DER KRIEG. НАЧАЛО… (2 часть)

1. Пробуждение

Тишина… Я стоял на самом краю пропасти и смотрел вниз. Туда, где в обуглившейся земле среди разбросанных валунов зияла громадная, идеально круглая дыра. И поскольку мне было совершенно точно известно, что этого быть не должно, странные чувства захватывали меня. Таинственное. Пугающее. Важное. Всего лишь шаг…

Я не успел узнать, что крылось в полости под землей, не сделал последнего шага. Грохот камнепада расколол прежнюю картину безмолвия.

С противоположной стороны из пропасти на плато выбиралось самое страшное, что могло быть для меня. И вот уже позабыта тайна провала у подножия скалы. Позабыто все, остался лишь я и то, что вот-вот должно было явить себя передо мной.