Скачущий на льве - Леонид Мацих

Акива. Мои дорогие, память моя стала слабеть, и я не помню, что именно сказал рав Меир. Зная его много лет, я далек от мысли, чтобы он мог допустить такую вопиющую небрежность — неверно привести отрывок из Писания. Мне его речь показалась очень убедительной.

Даниил. Но ведь он возражал тебе по всем пунктам! Ты признаешь его мнение верным?

Акива. Вне всяких сомнений.

Натан. Значит, свое мнение ты признаешь ошибочным?

Акива. Ни в коем случае.

Давид. Но как это может быть? Поясни нам.

Акива. У греков есть наука — диалектика. Она утверждает, что в споре могут быть правы обе стороны.

Гамалиил. Нам только языческих учений здесь не хватало! Акива, прошу тебя в этих стенах, где стоит ковчег со свитками Торы, не упоминать о глупостях и заблуждениях язычников.

Акива. Почему же это глупости?

Гамалиил. Потому что это измышления необрезанных варваров! Этой мерзостью да не осквернятся священные стены!

Акива. Они просят меня говорить, ты требуешь молчать! Какое бы решение я не принял, оно кого-нибудь не удовлетворит. Вместе с тем, обе стороны тут правы. Вот вам пример диалектики!

Гамалиил. Акива, прекрати ерничать!

Акива. Хорошо, я не произнесу больше ни слова!

Кладет на губы ладонь, вытягивает ноги, начинает насвистывать мелодию.

Меир. Акива, учитель наш, тебе совсем неинтересен наш спор?

Акива только свистит и ничего не говорит. Ученики пребывают в полной растерянности.

Гамалиил. (Встает) Акива, сын Иосифа! Властью главы Синедриона делаю тебе внушение! Твое поведение возмутительно и не может быть терпимо! Знай, что только твой возраст уберегает тебя от того, чтобы я выгнал тебя из Дома Учения. Всем своим видом ты демонстрируешь нам оскорбительное пренебрежение. Это поношение мне, как главе Синедриона, нам всем и предмету нашего спора. Какой пример ты подаешь молодым? Они ждут от тебя поясняющего слова, но что же видят они?

Акива свистит.

Акива, или ты немедленно возвращаешься к приличиям и достойному поведению, или я предлагаю тебе покинуть это собрание!

Акива свистит. Гамалиил вне себя.

Меир. (Встает) Рабби Гамалиил, смиренно прошу тебя дать мне слово. Рабби Гамалиил, уважая твой пост, твои заслуги и твои седины, покорнейше прошу тебя успокоиться. Твоими словами движет обида и оскорбленное самолюбие. Гнев не делает твои слова более убедительными и не прибавляет тебе уважения. Успокойся, и тогда успокоятся все. Благодарю тебя за то, что ты выслушал меня и еще более, за то, что ты услышал меня. Рабби Акива, учитель и отец мой, мы не понимаем твоего отношения к дискуссии. Мы говорим о важнейшем предмете: о Мессии, посланнике Божьем. Нам нужно подготовить тезисы к заседанию Синедриона. Этого решения ждет весь народ. Разве тут уместны шутки? Если моя речь показалась тебе ничтожной и не стоящей внимания, благоволи заявить об этом. Но скажи нам слово, мы все ждем его!

Акива. (Встает) Меир, сын мой, ты хорошо сказал! Я горжусь тем, что ты называешь меня своим учителем и хочу, чтобы ты знал: я с радостью сам учусь у тебя. Гамалиил, брат мой, прости меня, я не думал, что моя невинная выходка так огорчит тебя. У меня и в мыслях не было оскорбить тебя или кого-нибудь другого. Дети мои, я думал, что вы легко истолкуете мою шутку. Сожалею, что смутил вас. Рабби Гамалиил, ты позволишь мне сказать несколько слов о предмете нашего разговора?

Гамалиил. Прошу тебя, Акива.

Акива. Благодарю. О чем мы спорим? Меир прав и правы те, кто с ним согласны. Но прав и я! Дело в том, что вы хотите понять, а тут надо поверить. Но если веры нет, никакие аргументы не убедят. В формальных придирках к речи рава Меира я усмотрел желание уклониться от определения истины. Вы боитесь поглядеть ей в глаза, боитесь признать очевидное и скрываете это за словесной мишурой. Это не от недостатка знаний или разума, это от недостатка веры. Не об этом ли сказано: «Так прячет рукоятка в ножнах обломок лезвия тупой»?

Все. Этот человек читает в душах людских, как в открытой книге! Он прав, Господь свидетель! В нас мало веры, потому мы так много говорим! Воистину, сам Бог вложил эти слова в твои уста, учитель. Ты утешил нас, Акива! Ты утешил нас!

Подходят к нему, касаются лбом его руки.

Натан. Рабби Акива, прости меня за недогадливость. Истолкуй мне твою шутку. Мне стыдно признаться, но я не понял ее.

Все. Да, рабби, разъясни нам, пожалуйста!

Акива. Дети мои, прежде всего, нет ничего постыдного в том, чтобы чего-то не понять. Кто стесняется спрашивать, тот не станет мудрецом. Я свистел, изображая птицу. Птица поет без всяких «почему?» Она принимает Божий Мир безусловно и славит Творца от всего сердца. Ее примером я хотел показать, что предмет нашего спора станет вполне ясным, если посмотреть на него с точки зрения птицы. Тут требуется не анализ и рассуждение, а просто полное приятие. Вот что я хотел сказать своей притчей. Я думал, вы ее мигом разгадаете.

Даниил. Учитель, ты простым свистом способен выразить больше, чем мы самыми мудреными словами.

Натан. Ты также велик в скромности, как и в мудрости.

Гамалиил. Позвольте мне поставить запруду этому потоку славословия. У меня есть несколько важных вопросов. Ты не откажешься рассеять мое недоумение, Акива?

Акива. Почту за честь ответить на любой твой вопрос.

Гамалиил. Если, как ты утверждаешь, Мессия уже среди нас, он явится в Иерусалим, чтобы отстроить святой город и восстановить Храм Господень. Следует ли нам отправиться туда для его встречи?

Все. Да, да верно! Как быть с Храмом? Ведь он разрушен, святой Храм лежит в руинах! Бар Кохба может прийти в Иерусалим через месяц, разве возможно отстроить Храм так быстро? Если наше поколение удостоилось того, что в наше время пришел Мессия, разве не должны мы стыдиться того, что мы не восстановили Храм? Горе нам, Мессия придет, а мы, вместо того, чтобы усадить его на золотом троне в храмовом дворе, покажем ему жалкие развалины! Как нам взойти на храмовую гору — зрелище поруганного величия разорвет нам сердце! Святилище попирают своими ногами нечестивые язычники! Рядом со Святой Святых арабы пасут своих коз! Лисица и еж сделали свои норы там, куда великий первосвященник мог взойти лишь раз в году! Нам следует разорвать одежды свои, посыпать голову пеплом и скорбеть, а ведь Мессию полагается встречать в радости! Как быть нам? Акива, учитель наш, скажи, что нам делать? (Шум).

Гамалиил. Я вновь призываю вас к порядку! Успокойтесь же! Что это нашло на вас сегодня? Требую тишины!

Шум продолжается.

Акива. Дети мои, нельзя ли потише?

Шум сразу стихает.

Я понимаю ваши чувства, но если вы будете так кричать, вы не услышите голоса истины. Рабби Гамалиил, ты позволишь мне высказаться по поводу сомнений, обуревающих наших учеников?

Гамалиил. Говори, только коротко.

Акива. Как можно короче! Мои дорогие, в ваших словах я чувствую страх, и даже отчаяние. Мне ваши опасения кажутся беспочвенными. Помните, что все истинные бедствия происходят от боязни мнимых. Чего боитесь вы? Что Мессия будет потрясен зрелищем руин Храма? А что ужасного в том, что Храм разрушен? Что есть Храм? Разве это не просто камни, железо, дерево, золото? Да, камни разрушены, дерево сожжено, золото расплавлено. Но ведь разве это главное в Храме? Душа его, святая Шхина — присутствие Божие, разве она сгорела и уничтожена? Она покинула Храм, но не отправилась в изгнание! Она здесь, она незримо обитает среди нас, она в четырех локтях Закона! Она со всеми, изучающими Тору и читающими слово Божье!

Все. Это правда! Ты утешил нас! Акива, ты — великий утешитель!

Акива. Дети мои, вы опасаетесь, что Храм не удастся восстановить? Разве забыли вы, что сказали ангелы Господни нашей праматери Сарре, когда она усомнилась, сможет ли родить в старости? Они сказали ей: есть ли что трудное для Господа? Так и для посланника Божьего будет ли что трудное? Захочет он — и толпы народа устремятся в Иерусалим со всех концов нашей земли. И найдется новый зодчий Адонирам, и пошлет Господь строителям червя-камнееда Шамир, и люди будут с ликованием и радостью возводить стены дома Господня! Захочет он — и восстановит Храм в мгновение ока, так, что даже слово не успеет сорваться с ваших уст! Вы говорите, что Иерусалим полностью разрушен. Там не только нет царского дворца, но не найти ни одного целого здания. Где же мы посадим Мессию? Но что, если Мессии не нужно великолепие дворцов, мрамор, золото и хрусталь? Что, если он примет нас в простом пастушеском шатре, как принимал некогда ангелов праотец наш Авраам? К чему нам гадать, дети мои, если совсем скоро мы все узрим ясно? К чему нам сомневаться, если Господь посылает нам столь явные знаки? Чего нам бояться, если посланник Божий сам ободряет нас? Укрепись духом, народ Израиля! Вера твоя будет вознаграждена!