Я люблю Капри - Белинда Джонс

Я подхожу к витрине с мороженым и влюблено рассматриваю сочную мозаику сортов.

— Sì. signorina?

— М-м… — в замешательстве мычу я. потому что смущена ассортиментом, а, следовательно — проблемой выбора. — Э…

Я замираю, не в состоянии принять решение. Терпеть не могу, когда на меня такое находит. Сколько времени я потеряла даром, беспомощно разглядывая в магазинах витрины с едой!

Ананасовое на вид — ничего. А что такое lampone? Ах, да, малина. Интересно, какая здесь на вкус нуга?

Человек за прилавком понимает, наконец, с кем имеет дело, откладывает лопатку для мороженого и возвращается к мытью машины для капуччино. Можно, конечно, взять два разных шарика, но тогда перед нами встает другая проблема — нужно, чтобы оба вкуса хорошо сочетались между собой… а-а-а!

В дверь входит какой-то школьник, его вихрастая макушка достает мне примерно до локтя.

— Doro di te, — говорю я ему: «Давай ты первый».

— Нет, нет, синьорина. Вы пришли первая.

— Да не стесняйся, — говорю я. — Я не могу выбрать.

— Позвольте мне порекомендовать вам что-нибудь. — Он так очарователен в своей любезности, что я невольно улыбаюсь.

— Я знаю все самые лучшие сочетания, — хвастается он.

— Это верно, — подтверждает бармен.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Давай.

Он несколько мгновений изучает меня, будто высматривает какие-то подсказки.

— Cocco, — медленно начинает он. Я одобрительно ему киваю. — Ananas, — продолжает он, не отрывая взгляда от моего лица. — И cioccalata! — заключает он, уверенно приподнимая одну бровь.

Бармен протягивает мне ажурную стеклянную вазочку со щедрой порцией кокосового, ананасового и шоколадного мороженого.

— Quanto?* — спрашиваю я.

— Позвольте мне вас угостить, синьорина, — настаивает мальчик. — Это подарок.

Боже милостивый, у них здесь это врожденное! Если на Капри живет Казанова, то это, должно быть, его сын. Я пытаюсь возражать, но он и слушать не желает. Я присаживаюсь на мягкую банкетку и слышу, как мальчик заказывает caramella, vaniglio и lampone.[44] Звучит неплохо — надо будет попробовать это сочетание в следующий раз.

— И двойной экспрессо.

Я смотрю на него с удивлением. А бармен как ни в чем не бывало, говорит, что кофе будет через пару минут, потому что он только что засыпал его в машину. Мальчик пожимает плечами: «Non ce problemo»[45] — и облокачивается на прилавок, как уменьшенная копия какого-нибудь поэта-битника. Мне кажется, он вот-вот закурит.

— Нравится? — спрашивает он как раз в тот момент, когда я набираю полный рот восхитительной тропической прохлады.

— Buonissimo,[46] — говорю я, прикрыв глаза от удовольствия. — Ты в этом хорошо разбираешься.

— Да, — кивает он.

— Сколько тебе лет? — интересуюсь я.

— Неделю назад исполнилось семь! — гордо заявляет он.

— И ты пьешь эспрессо?

— Не-ет! — со смехом открещивается он. — Я отношу его отцу!

— А! — улыбаюсь я. зачерпывая ложечкой от всех трех видов мороженого поровну.

— А тебе сколько лет? — спрашивает он.

Обычно я говорю: «Столько же, сколько и Камерон

Диас!», но в данном случае я вынуждена отметить:

— Я тебе в матери гожусь!

— У тебя есть дети?

— Нет.

— Замужем? — хмурится он.

— Нет.

— Хорошо! Тогда ты можешь быть моей девушкой! — сияет он и важно направляется к моему столику. — Меня зовут Нино!

— Ким, — говорю я и пожимаю протянутую руку.

— Смотри! — радостно восклицает он. — Мы как реклама печенья «Ринго»!

Я повторяю с недоумением:

— Ринго?

— Ну да, — настаивает он и нетерпеливо объясняет: — Я — шоколадное, а ты — ванильное, понимаешь?

Мы переплетаем пальцы (мои — молочно-белые и его — блестящие коричневые) и смеемся, потому что вид наших переплетенных пальцев напоминает фортепьянные клавиши.

— Двойной эспрессо, — окликает мальчика бармен.

Нино тяжело вздыхает и говорит:

— Мне надо идти, — так, будто отправляется на войну.

— Ладно, — у меня тоже огорченное лицо. — Grazie за gelato.

— Не за что, — отвечает он. В дверях он оборачивается:

— Придешь сюда завтра снова?

Я с готовностью киваю. И только когда он уходит, я замечаю в зеркале, что глупо улыбаюсь — боже мой, меня только что склеил семилетний мальчишка!

В отеле мама оживленно обсуждает важный вопрос: Как Одеться К Нашему Первому Обеду На Капри? Сама с собой.

— Я думала надеть вот это платье, золотистое, атласное, с косым кроем, но, по-моему, в нем я похожа на статуэтку «Оскара». Наверное, лучше кремовое. Ближе к классике. Но может получиться немного блекло, я ведь еще не загорела… — Мама прикладывает материю к лицу, морщится и снова поворачивается к гардеробу. — Ярко-розовые брючки всегда к месту, но я не уверена, произведут ли брюки хорошее впечатление, и потом, это же католическая страна… — Она отодвигает в сторону гроздь вешалок, бормоча свою любимую мантру: «Лучше перестараться, чем потом пожалеть». — Полотняный костюм слишком измялся. Надо будет на пару дней повесить его в ванной. — Она переводит дыхание и сосредотачивается. — Мне нужна недосказанность, женственность и стиль. Мне всегда хорошо в сиреневом. И можно его немного приукрасить аметистовыми сережками.

Неизвестно, сколько еще это может продолжаться, поэтому я предлагаю:

— Можно спуститься в бар на минуточку и посмотреть, как все одеты.

Мама смотрит на меня так, будто забыла, что я здесь нахожусь.

— А потом вернуться и переодеться, если мы не соответствуем.

— Хорошая мысль, — соглашается она и останавливается на сиреневом.

Мое правило в отношении первого выхода в свет гласит: «Сомневаешься — надень черное». Моя мама принципиально против черного. Она говорит, что это отговорка, причем неизобретательная. Если ты, конечно, не относишься к «зимнему типу», уж не знаю, что она под этим подразумевает. Я чувствую ее взгляд, застегивая последнюю пуговицу жакета с воротником-стойкой.

— Какая прелесть, милая, — говорит она.

Я разглаживаю затканный черным узором черный атлас и удивляюсь про себя, что мама не возражает против того, что япереметнулась на темную сторону.

— Но может, лучше вот это?

Я оборачиваюсь и вижу у нее в руках обтягивающую водолазку.

— Пусть официанты ахнут!

— Мама! — протестую я точь-в-точь как Джейн Харрокс в рекламе «Теско».

— Им же все время достаются старики да семейные пары, — объясняет она. — Я просто подумала…

Когда родная мать начинает для тебя сводничать — это что-то.

Хотя это далеко не первый случай.