Монстры - Стивен Джонс

Я жду, когда заработают генераторы. Они нужны им всегда — для электричества Разрядов не слышу. Значит, генераторы нужны им, чтобы поддавать жару их ускорителю частиц, их сияющим вакуумным трубкам, их булькающим колбам с разноцветными жидкостями, их магнитным дугам, прыгающим и выгибающимся — вверх, вверх, вверх — между стержней-проводников. Щелкают и трещат, жужжат и вращаются роторы, и стрекочут, и воют, и гудят. Мне они уже даже нравятся. Думаю о светлячках, которых любил собирать в баночки из-под майонеза. Они искрились и прыгали на подоконнике всю ночь, и это напоминало мне об экспериментах, и мысль эта немного пугала меня, но все равно то была возвышенная, бросающая в дрожь игра, в которую я играл сам с собой и которая всегда увлекала меня в уютный сон.

Разница в том, что сейчас я не могу проснуться.

Я слышу жужжание. Они готовы.

— Мне жаль, — говорит дежурный, пряча запорошенные ладони в карманы мятого белого халата. — Но уже слишком поздно что-либо предпринимать для спасения вашего мужа. Мы провели все стандартные проверки, так что… — Он нервно всплескивает руками и беспомощно разводит ими.

Женщина разражается слезами:

— Но вы не можете! Я же показывала вам завещание, заверенное нотариусом, которое носила с собой все эти годы! А в его бумажнике копия!

Доктор роется в бумагах:

— Могу показать вам его ЭКГ. Вот, убедитесь сами.

Все оборудование, подвешенное на амортизирующих петлях, опускается на меня, я больше не чувствую боли в голове. Звуки, ощущения отступают. Любопытно, а не голова ли им нужна? Помню такую голову на фарфоровом подносе, вставленные в ноздри чистые трубочки с бегущим по ним питательным веществом, бинты в ржавых пятнах вокруг лба. Глаза были открыты, так что, возможно, все не так уж и плохо. И голова продолжает думать. О чем? Дайте-ка догадаюсь — да, дверь, дверь с толстой решеткой. И подъемное окошко у подножия, для подачи еды. Еще один эксперимент. Голова, освобожденная от телесных потребностей, сосредоточивается на установлении контакта и контроля. Даже над изуродованным прошлой операцией монстром. Она берет под контроль существо за дверью, призывает его вышибить решетку и…

Но сейчас они нацелились на мой живот. Я больше ничего не чувствую в том месте, но знаю, что сейчас к коже прижимается инструмент. Они всегда начинают оттуда.

Интересно, повернут ли мой стол, чтобы поставить меня вертикально. Слышу хруст простыни внизу. Что ж, почему бы и нет, ведь я замотан так надежно, что не могу пошевелить и пальцем. Слышу лязг хирургической стали. Начинается.

— Мне жаль, — говорит дежурный врач, быстро пряча бледные, запорошенные тальком руки глубоко в карманы мятого, замаранного кровью белого халата. — Но уже слишком поздно что-либо предпринимать для спасения вашего мужа. Мы провели все стандартные проверки для удостоверения факта смерти и не получили ответа, никакого. Мне жаль. Так что… — Он всплескивает ставшими бесполезными руками и беспомощно разводит ими, как бы оправдываясь.

Жена разражается слезами разочарования и гнева:

— Но вы пока не имеете права оперировать! Я же показывала вам завещание, заверенное нотариусом, которое носила с собой все эти годы, с самого первого раза! И копия инструкций в его бумажнике, и цепочка на шее, вы же нашли их после сегодняшней аварии! Что еще?

Доктор уклоняется от ее леденящего взгляда и, послюнив палец, ворошит свои бумаги:

— Позвольте показать вам его ЭКГ. Вот, убедитесь сами, ни малейшей активности. Мне жаль, но нам надо продолжать, понимаете? Риск разложения увеличивается, а этого мы позволить не можем. Нам надо обсудить другой пункт, самый главный.

Ради любви Господа, я ничего не чувствую, но слышу, как похрустывает кромсающий плоть скальпель. Почему я ничего не чувствую? Должно быть, они наконец-то применили анестезию, но все равно я знаю, какие они злодеи. Кажется, я всегда знал. О, теперь отвратительный звук всасывания становится тише, даже если учесть, что слух отказывает мне и влажная ткань раздается. Они высасывают мою кровь, разрез открывается вторым влажным ртом, какое-то чудовищное кесарево сечение, я слышу щелканье блестящих ножниц, они режут ткани, режут жир, автоматические скальпели играют в крестики-нолики на моем торсе, и я знаю, что они забирают меня, кровь в моей голове звенит и течет вниз, вниз, и я почти исчез о что это что они делают со мной со МНОЙ эти монстры этого не может быть только не так нет нет мои бумаги они не могут ТАК поступить не могут нарушить условия там же написано черным по белому НЕТ все должно было быть как в те прошлые разы я видел переделанный экземпляр собранную особь сшитого Того Кто Ждет плавая в жидкости новый мозг бритая кожа пересаженные когти страшная пасть удаленный горб обещали давным-давно подкожная карта израненных тварей я призываю вас.

— Главный пункт.

— Н-но это было обусловлено, прочтите!.. — Она задохнулась, ее трясло мелкой дрожью так, что казалось женщина вот-вот растечется колыхающейся лужей прямо здесь, в больничном коридоре, но она попыталась в последний раз: — Он… он заключил договор, хотел получить своего рода дополнительное страховое пособие, выплачиваемое в случае смерти, для детей. Однако это означало для него больше, много больше. Для него это был действительно последний шанс сделать что-то для других, для человечества. Но он был одержим техническим вопросом умирания, понимаете? Конкретным мгновением смерти. Когда? Он никогда не был уверен. Когда это произошло? Вы можете привести доказательства?

— Моя милая леди, сердцебиение и дыхание прекратились, мышцы расслабились…

— Проклятие, ты, холодная рыба! Тут требуется ЭЭГ![7]

Врач попятился, напустив на себя профессиональный вид:

— Ваш муж согласился продать нашему банку трансплантатов свои годные к использованию внутренние органы за обычную цену, которую вы, как его наследник, получите в течение шестидесяти дней. Ни вы, ни ваш супруг не предприняли никаких шагов, чтобы разорвать контракт до его сегодняшней… э… кончины, и, таким образом, боюсь… я не уполномочен предпринимать что-либо еще. Стандартные проверки произведены в соответствии с законами штата, и теперь его внутренние физические останки принадлежат найборнской клинике. Его личные вещи, конечно, остаются вашими — кстати, уверен, они уже в регистратуре, — как и его… э-э-э… бренное тело, которое выдадут вам для похорон или кремации. Утром. А сейчас, если позволите, миссис…

Она разрыдалась. А что ей еще оставалось?

Я зову вас сейчас как всегда вы должны вернуться как сладка месть этим настоящим монстрам врываетесь ворота шлюза открываются дамбу прорывает стеклянная крыша разбивается смертельным весом лампа опрокидывается лопасти падают люк открывается резервуар раскалывается жидкость хлещет контакты замыкает заменитель манекен имитатор возвращается люди-звери кричат РАЗВЕ МЫ НЕ ЛЮДИ? наконец-то трансплантаты поднимают мятеж придатки возрождаются чтобы убивать я зову вас обратно я зову вас сейчас не ждите явитесь как всегда в лабораторию Дома Боли в операционный склеп крепостной башни СКОРЕЙ я зову вас где же вы? я зову вас я зову вас я зову вас зову вас РАЗВЕ МЫ НЕ ЛЮДИ? о Боже в какой забытый тобой угол я загнал себя что я наделал РАДИ ЛЮБВИ ГОСПОДА

Вакуумный контейнер запечатан. Органы помещены в жидкий азот. Тяжелая изолирующая дверь закрыта, хромированный засов заблокирован. Резиновые перчатки стянуты. Останками занялись санитары. Все равно им отправляться в морг. Но ради бога, пусть они не снимают простыню с лица, так странно исказившегося в последний миг.

Операция прошла успешно. последнее что я вижу чернота

Рональд Четвинд-Хейс

Шедмок

Рональд Четвинд-Хейс был известен как "британский принц ужасов" в те времена, когда хоррор представлял собой еще довольно мягкий жанр. За свою литературную карьеру, длившуюся более сорока лет, Четвинд-Хейс выпустил одиннадцать романов, более двухсот рассказов и составил двадцать пять антологий.

Он стал писать в начале 1950-х годов, а в 1959-м в издательстве "Badger Books" вышла его первая книга — научно-фантастический роман "Человек из бомбы" ("The Man from the Bomb"). Анализируя книжный рынок начала 1970-х, Четвинд-Хейс обратил внимание на обилие произведений в жанре хоррор и предложил двум издательствам одновременно сборник своих рассказов. Писатель был порядком озадачен, когда оба издательства согласились напечатать книгу; она вышла в мягкой обложке под заголовком "Непрошеное" ("The Unbidden").