Зарницы в фиордах - Николай Матвеев

— Сдавайтесь! — крикнул Шабалин, и пулеметная очередь подкрепила его предложение. В ответ раздалось невнятное бормотание, и появился последний пленный — тоже немец. Все это время он благоразумно отсиживался внизу.

Катерники внимательно осмотрели бот. Почти весь трюм был забит тяжелыми деревянными ящиками. Один из ящиков разбили — в нем оказались различные приборы, разбили второй — то же самое. Видимо, эти приборы переправляли на боте с никелевых разработок в глубокий тыл. Дальнейший осмотр не дал ничего нового. Было ясно, что бот совершенно потерял свой ход, а маленький торпедный катер не сможет его буксировать.

— Пусть пленные переходят на катер, — скомандовал Шабалин.

Пленные, подняв вверх руки, выполнили приказание и сели в углу. Около них устроился моторист с автоматом. Подрывные патроны сделали свое дело, и бот погрузился в море. Только обломки и жирные круги на воде указывали, где был бот.

Обратно шли полным ходом — хотелось поскорее сдать пленных и отдохнуть. В этот день шабалинцам везло до конца: дошли до базы безо всяких приключений, а вечером был большой концерт московских артистов. Почти все исполнялось на «бис», а «Землянку», любимую песню Александра, артист исполнил трижды…

На другой день Шабалин узнал, что доставленные им «языки» были очень красноречивы. Они рассказывали все, что знали, а знали они немало. Норвежец прекрасно знал фарватеры в фиордах, знал, где расположены немецкие минные заграждения. Но особенно старались уцелевшие немцы. Они были оскорблены в лучших чувствах, свои чуть не отправили их на тот свет.

Из их рассказов выяснилось, что на боте переправляли приборы для пикирования самолетов. В тумане они заблудились. Капитан стал уточнять обстановку и попросил помощи. Через некоторое время появился немецкий самолет — они узнали его по опознавательным знакам на крыльях и фюзеляже. Самолет пролетел над ними один раз, потом второй. И вдруг… пошел на снижение, и бомбы с воем посыпались на бот. По-видимому, летчик принял их бот за советское судно и всячески старался его уничтожить. Только кончившийся запас бомб помешал ему довести дело до конца. Команда растерялась: в самом начале боя погиб капитан, потом вышел из строя мотор, и бот остался совершенно беспомощным. Что делать? Положение тяжелое. Никто не хотел, а может быть, и не мог взять на себя ответственность. Пока выясняли свои возможности, вновь появились самолеты. Увидев знакомые черные кресты, команда бота начала махать руками и всячески привлекать внимание летчиков. Не заметить их знаки было невозможно. Но все было напрасно. По-видимому, было дано задание потопить бот с грузом и людьми, лишь бы он не достался русским. Самолеты пошли на снижение, сбросили бомбы, а дальше все известно русским.

— Они же знали, что мы свои. Они не могли этого не знать, — твердил пленный немец. — И все равно бомбили. Они хотели потопить нас. Разве так можно? — Он, видимо, искал сочувствия в слушателях, потому что повторял эту фразу каждому, кто к нему подходил.

Увидев Шабалина, он тоже произнес ее, правда с некоторыми добавлениями:

— Вы ведь наши враги, а взяли нас с собой и не взорвали вместе с ботом, а те свои и хотели потопить нас… Разве так можно?

Никто не ответил ему на этот вопрос.

ГЛАВА IX

Если взять несколько вышедших в один и тот же день газет и внимательно их прочитать, мы наверняка найдем заметки о досрочно выполненном ткачами плане, о новой домне, об успехах геологов, о новом открытии ученых. Редко когда эти факты мы воспринимаем, как нечто необычное — это наша повседневная жизнь. Но если нам попадется на глаза сообщение о людях, ликвидировавших пожар, о моряках, пришедших во время шторма на выручку к гибнущему судну или о человеке, спасшем с риском для своей жизни ребенка из-под колес машины, то мы невольно отдаем должное храбрости и мужеству. И редко кто задумывается о том, что в первых, «обычных», сообщениях рассказывается тоже о подвиге. Эти сообщения из газет мирных дней, а в газетах военных лет обычными, повседневными казались сообщения и заметки, где рассказывалось о фронтовых буднях. О том, как наши летчики уничтожили еще один самолет противника, о том, что освобожден еще один населенный пункт, или о том, что наши моряки потопили еще один вражеский корабль. А если вчитаться как следует в эти написанные сухим языком строки, то становится ясным, сколько мужества и подлинного героизма скрывается за ними.

У североморцев-катерников тоже шли свои монотонные будни. Выходили катера на свободную охоту или сопровождали наши суда, идущие в районы полуострова Рыбачьего, или высаживали десанты, или спасали наших летчиков, выбросившихся с парашютом в море, — все это считалось повседневным, обычным делом.

Александру Осиповичу Шабалину со своим катером тоже не раз приходилось выходить в море по таким будничным делам. О них редко писали в газетах, и узнать о них можно было только из рассказов свидетелей, а также из бесстрастных лаконичных записей в вахтенных журналах.

Попробуем расшифровать хотя бы одну такую запись.

Июнь 1943 года. Только что окончился бой. О том, что схватка была серьезной, говорили многочисленные обломки, плавающие на воде. Воздушная разведка доложила: потоплен немецкий транспорт. Во время боя с конвоем противника и с двумя «фокке-вульфами» сбит наш истребитель. На место боя для спасения летчика вышел катер Шабалина. Ему уже приходилось искать и спасать наших летчиков, выбросившихся с парашютом из подбитого самолета.

Можно подумать, что это очень просто — найти и поднять на борт пострадавшего. А если неизвестно, где он «приземлился», если нет никаких точных координат, только приблизительно квадрат, где происходила схватка, и в довершение всего надо идти на выручку, когда уже совсем темно? И в этот раз пришлось идти в сумерки. Шабалин, как обычно, стоит за штурвалом, не отрывая глаз от темной поверхности моря. Хорошо еще, что погода пока не подводит — ничто не мешает катеру со всей скоростью лететь по невысоким гребням. А торопиться надо — Северное море не любит шутить, в нем не поплаваешь, отдыхая и нежась на ласковых волнах, как на Черном море. Вода здесь ледяная, она сковывает движения и сводит судорогами руки и ноги, холодными щупальцами хватает за горло… Очень трудно выйти живым из ее цепких объятий здоровому и сильному человеку. А если человек ранен, ему тем более нужна срочная помощь.

Никто не может знать заранее, где и когда обнаружится летчик — может быть, через несколько минут, а может быть, и через несколько часов. И вот идут катера в море, они своего рода «Скорая помощь», никто не может сравниться с ними по скорости. И всматриваются в море командиры катеров, до боли в глазах, до того, что потом, когда на секунду опустишь веки, перед тобой все то же волнующееся море.

Шабалин мысленно представляет себя на месте летчика. Что бы делал он сам, если бы это его самолет горящим факелом падал в море? Конечно, до самой последней секунды, пока еще оставалась хоть малейшая надежда, он пытался бы спасти самолет. Ведь любому человеку, влюбленному в свое дело, жаль как живое родное существо, свой станок, свою машину, свой корабль, свой самолет. Наверное, и этому летчику, когда сбили его машину, тоже казалось, что гибнет товарищ и надо использовать все возможности, чтобы его выручить. Но все напрасно — пришлось выпрыгнуть с парашютом…

Сначала он не почувствовал холода, еще не остыла в нем горячка боя. Вода кажется вполне терпимой.

Там, где только что пылал огненный факел горящего самолета, теперь темно и безжизненно. Все кончено… Теперь уже ничего не сделать, надо думать о себе.

Сначала надо освободиться от запутавшихся лямок парашюта. Скоро он из помощника превратится во врага и будет тащить на дно. Несколько энергичных движений, и парашют уже качается рядом на волнах. Никогда не подумал бы, что можно так устать от такого, кажется, простого дела — снять парашют, теперь надо отдохнуть. Александр представил, как он лег на спину и море стало подбрасывать его на своей спине, раскачивать, как на качелях. Может, стоит плыть? Вряд ли! Это бессмысленно, плыть некуда — всюду море. Значит, надо держаться, держаться до тех пор, пока не придут свои, а они должны прийти обязательно.

Молодец тот, кто придумал спасательный жилет. Его высокий воротник доходит до подбородка и держит голову над водой. Чтобы не захлебнулся человек, если он ранен или потерял сознание, или, наконец, потерял надежду, что его спасут.

А волны стали наступать, бросать брызги горстями в лицо, показывать белые зубы — гребешки… Шабалин так ярко представил себе все это, что даже вздрогнул, когда ветер мокрой плеткой ударил его по лицу.

«Погода меняется. Как бы не было шторма», — подумал он, возвращаясь к действительности. И опять он, не отрываясь, смотрит в пустынное море.