Мария Федоровна - Юлия Кудрина

Освобождение казалось уже совсем близким. Подготовка к нему шла полным ходом. Об этом свидетельствует письмо великого князя Николая Михайловича Скавениусу от 5 октября 1918 года: «Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что, может быть, я окажусь на свободе. Не могли бы Вы мне сообщить через г-на Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться. После этого мне нужно будет запастись какими-нибудь документами и бумагами для переезда из Стокгольма в Мальмё как для меня самого, так и для моего слуги…

Мой бедный брат Георгий страшно нервничает и худеет прямо на глазах, это последствие пребывания в тюрьме и тех несправедливостей, которые обрушились на его семью. Если я не добьюсь его освобождения одновременно с моим, то нужно будет, чтобы действовали с Вами совместно, я буду иметь честь сказать Вам это лично».

Разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией спутал все карты. Скавениус вынужден был покинуть Советскую Россию в декабре 1918 года.

Можно также предположить, что срыв планов освобождения великих князей из Петропавловской крепости произошел и по причине изменения в тот момент кадрового состава руководства тюрьмы. Член ВЧК, комиссар Богданов, который помог выйти из тюрьмы великому князю Гавриилу Константиновичу, а также Н. Брасовой, был уволен большевиками и на его место, по свидетельству Антонины Романовой, назначили «некую Яковлеву», которая решила не выпускать Романовых.

6 января 1919 года великий князь Николай Михайлович направил письмо наркому просвещения А. В. Луначарскому. В нем говорилось:

«…Седьмой месяц пошел моего заточения в качестве заложника в Доме предварительного заключения. Я не жаловался на свою судьбу и выдержал молча испытания. Но за последние три месяца тюремные обстоятельства изменились к худшему и становятся невыносимыми. Комиссар Трейман — полуграмотный, пьяный с утра до вечера человек, навел такие порядки, что не только возмутил всех узников своими придирками и выходками, но и почти всех тюремных служителей. В любую минуту может произойти весьма нежелательный эксцесс.

За эти долгие месяцы я упорно занимаюсь историческими изысканиями и готовлю большую работу о Сперанском, несмотря на все тяжелые условия и недостаток материалов.

Убедительно прошу всех войти в мое грустное положение и вернуть мне свободу. Я до того нравственно и физически устал, что организм мой требует отдыха, хотя бы на три месяца. Льщу себя надеждою, что мне разрешат выехать куда-нибудь, как было разрешено Гавриилу Романову выехать в Финляндию. После отдыха готов опять вернуться в Петроград и взять на себя какую угодно работу по своей специальности, поэтому никаких коварных замыслов не имел и не имею против Советской власти.

Ответа не последовало.

Между тем влиятельные силы в самой Советской России пытались освободить великих князей. Сохранились документы, свидетельствующие о ходатайствах за великого князя Гавриила Константиновича со стороны Горького. Лечащий врач великого князя И. И. Манухин 19 августа 1918 года обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу. «Тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный больной, — писал он, — является для него, безусловно, роковым; арест в этих условиях, несомненно, угрожает опасностью для его жизни. Об этом только что сообщено мною и врачам Дома предварительного заключения Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией.

Узнав там, что арест гражданина Г. К. Романова проведен по распоряжению Совета Народных Комиссаров, я обращаюсь к Вам и Совету Народных Комиссаров с просьбой изменить условия его заключения, а именно, перевести арестованного в частную лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое личное поручительство)… Он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию. Я прошу хотя бы об этом».

Как пишет в своих воспоминаниях Гавриил Константинович, в один прекрасный день комиссар тюрьмы по фамилии Богданов показал ему бумагу, в которой говорилось, что его переводят в клинику Герзони.

Позже выяснилось, что в это время в клинике находилась жена великого князя Михаила Александровича Н. Брасова, переведенная туда тоже из Дома предварительного заключения и тоже при содействии комиссара Богданова. Во время встречи с Антониной Романовой комиссар «Б.» заявил ей, что ни она, ни великий князь не имели права «ни под каким видом встречаться и разговаривать» с Брасовой. В заключение разговора комиссар добавил, что «в случае нарушения этого условия муж ваш и вы будете арестованы». В это же время, вспоминала Антонина Романова, жена Горького Мария Федоровна Андреева также предупредила ее, что нахождение князя Гавриила Константиновича в клинике по соседству с Н. Брасовой может кончиться арестом князя, и потому предложила ей вместе с мужем переехать на квартиру Горького. «Без разрешения комиссара „Б.“, — свидетельствовала супруга великого князя, — я этого сделать не могла. Он дал мне его, и я прямо из его кабинета позвонила Горькому по телефону. Начав разговор, я затем передала трубку „Б.“. Он переспросил Горького о нашем переезде и хотел кончить разговор, но Горький, по-видимому, его еще о чем-то просил, и я услышала: „Нет, Павла Александровича я не выпущу. Он себя не умеет вести. Ходит в театры, а ему там устраивают овации“».

В российских архивах сохранилась телеграмма петроградской ЧК на имя управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича от 22 октября 1918 года: «Гавриил Романов арестован как заложник содержится квартире Горького болен сильной степени туберкулезом». Против освобождения из тюрьмы больного князя был Ленин. В телеграмме от того же 22 октября 1918 года на имя Зиновьева (также сохранившейся в архивах) он высказал свое личное мнение по этому вопросу: «Боюсь, что Вы пошли чересчур далеко, разрешив Романову выезд [в] Финляндию. Не преувеличены ли сведения о его болезни? Советую подождать, не выпускать сразу в Финляндию. Ленин».

За Гавриила Константиновича просил Ленина М. Горький. 18–19 ноября 1918 года он направил Ленину из Петрограда письмо следующего содержания:

«Дорогой Владимир Ильич! Сделайте маленькое и умное дело — распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего князя Гавриила Константиновича Романова. Это — очень хороший человек, во-первых, и опасно больной, во-вторых.