Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов

3,58 Самарская – – 3,6 – – 3,90 ОбластьВойскаДонского 3,8 2,10 Оренбургская – 3,1 3,7 – 2,69 2,42 Ставропольская 4,3 4,0 – 3,24 2,25 – Вятская 2,8 3,6 3,2 2,31 3,85 3,40 Пермская 3,0 3,8 3,5 1,6 2,71 2,59 ИТОГО в среднем 3,23 3,2 3,1 2,82 2,90 2,68

Если в 50-х годах XIX в. расчетная потребность в продовольственном зерне достигала 138 млн чтв. (15,456 тыс. т), то реальный сбор в среднем за 10 лет достигал всего 141 млн чтв. (15,792 тыс. т). Казалось бы, одно с другим вполне совпадает. Однако, во-первых, расчет продовольственных потребностей основан был на заниженной норме употребления зерна и круп (около 17,4 пуда на взрослого едока, или 278,4 кг), составляющей без расхода на корм скоту в сутки чуть более 2000 ккал. Кроме того, никак не были учтены потребности крестьян в продаже зерна для поддержания своего хозяйства, личных потребностей в одежде, необходимых средств для уплаты налогов и податей. А ведь зерновая часть дохода земледельца играла во всем этом немалую роль. Далее, этот хлебный баланс страны не учитывал государственные закупки зерна на армию, не включал в себя расходы на винокурение и экспорт зерна. С учетом их общий баланс имел бы весьма большой дефицит.

Разумеется, это не означало, что в стране не было винокурения или товарного зерна. По расчетам И.Д. Ковальченко, объем хлебного рынка в России в 50-х годах, XIX в. достигал примерно 37 млн чтв. (по другим расчетам – 43–49 млн. чтв.)[2281]. Но и товарное зерно и винокурение – это в существеннейшей мере итог дальнейшего снижения уровня питания.

Дореформенный рынок – это рынок продажи хлеба из нужды, хотя независимо от этих мотивов он служил ареной действия законов товарного производства.

Отсюда неизбежен главный вывод: Россия была многие столетия социумом с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта. Особенно ярко это проявилось при изучении величины чистых сборов хлебов в расчете на душу населения. Данные на этот счет есть по трем десятилетиям первой половины XIX в.

Главное, что следует сразу же отметить, это уже знакомая нам по пятому очерку неизменность низкого уровня урожайности за полстолетия. И тем не менее, эта стабильность – итог весьма упорного труда русских крестьян, труда, как мы видели, требующего мощной концентрации физических и духовных сил народа в борьбе за средства поддержания жизни. При этом, к сожалению, как и в предыдущие столетия, в XIX в. по-прежнему не было корреляции между затратами труда и его итогами даже в масштабах протяженных периодов времени. В этом наиболее ощутимо и проявляется коварная роль нашей мачехи-природы.

Сводные, по десятилетиям, данные по урожайности скрывают от читателя отдельные взлеты урожайности в отдельных губерниях или целых группах губерний. Однако они скрывают и нередкие бедствия в сельской жизни тех же губерний и целых регионов, когда миллионы крестьян в жатву едва собирали на семена. Конечно, столь масштабные бедствия были не столь часты, но на ликвидацию их последствий уходили годы.

Из данных таблицы № 2.6 четко видно, что урожайность в нечерноземной зоне чаще всего была ниже сам-3, хотя в помещичьих хозяйствах она могла быть выше, чем в крестьянских. Огромное количество земледельцев не могли себя прокормить ни в начале, ни в середине XIX века. Средняя по губернии урожайность в Новгородской, Псковской, Смоленской, Ярославской, Костромской, Тверской, Владимирской, Калужской губерниях колебалась от сам-2,3 до сам-2,8. Выше сам-трех урожайность в Нижегородской губ. держалась за счет ее черноземного юга. Что же касается самого Черноземья – тогдашней житницы Европейской России, – то, как видно из данных за полвека, возможности