Черная Луна - Олег Маркеев

— Стой! Я сама. — Лилит протянула свободную руку. Хан вложил в ее ладонь рукоять короткого меча.

— Девочка, девочка, что ты делаешь! — запричитала женщина.

Лилит откинула с ее плеча седые пряди, прицелилась в шею, занесла отливающий черным клинок.

— Если хочешь, молись своему Распятому! — прошипела Лилит.

В тот миг, когда клинок вошел под ключицу жертве, небо взорвалось громом и на пустошь обрушился черный ливень. С оглушительным треском небо распорола огненная змея, ужалила черный край леса, осветив все вокруг призрачным светом.

Дикая Охота

Максимов по привычке пригнулся, раскат грома бабахнул, как пушка, над самой головой. Чернота в вышине обрушилась на землю потоками воды. Тугие струи хлестали по плечам, брызги слепили глаза. Куцая холщовая накидка сразу же прилипла к телу. Максимов вытер лицо.

Он мог поклясться, что перед ударом грома слышал слабый вскрик, там, где погас фонарик. Вспомнил карту: та, на которую он начал охоту, уходила на северо-восток, по направлению к заброшенному пионерскому лагерю. Метров через двести болотистая пустошь переходила в березнячок, за ним в сосновом бору и должны были находиться остатки строений. Но самое главное, от лагеря шла асфальтовая дорога, крюком огибающая опушку, где сейчас прыгали под дождем приглашенные на языческий праздник, и выводила на шоссе. Через сорок минут хорошей езды можно оказаться в Москве.

Лилит шла прямо на засаду, организованную Сильвестром. Он наверняка уже получил сигнал от микропередатчика и готовит встречу. Максимов удивился чутью этого человека — сам доказывал, что Лилит будет отходить назад, к лесу, чтобы смешаться с толпой придурков, но Сильвестр, на минуту углубившись в карту, провел ногтем линию: «Здесь, сердцем чую».

За спиной, метрах в пятидесяти, послышалось чавканье мокрой земли. Кто-то шел быстрым шагом, не таясь, но неумело, сбиваясь с шага. Максимов с секунду соображал, не стоит ли загасить сначала топтуна, а потом уже бежать вперед. Махнул рукой и бросился по тропинке туда, где услышал крик.

Лилит

Хан за руку вывел ее на сухую поляну, здесь уже не чавкала раскисшая земля, только липли к ногам мокрые стебли высокой травы.

— Туда, Ли. — Хан указал мечом на белые стволы берез. — Там тебя ждет машина.

— А ты? — Лилит обеими руками пригладила мокрые волосы.

— Я остаюсь.

— Я тоже.

— Нет! — отрубил Хан. — Это мой бой.

— Я хочу посмотреть, как ты снесешь ему голову, Хан.

Хан со свистом выпустил воздух, сдув водяные брызги, прилипшие к губам. Покачал головой.

— Помнишь, я говорил, на такие бои нельзя смотреть, можно только участвовать.

— Я и хочу участвовать!

— Нет, это мой бой. Уходи, Ли. Лилит посмотрела в его непроницаемо-черные глаза, не смогла ничего прочитать в них.

— Буду ждать в машине.

— Нет, Ли. Наши пути расходятся. Ты сама знаешь, что делать дальше.

— Я думала…

— Не надо думать. Ли. Делай то, что должно.

Все давно предсказано, мы ничего не можем изменить. Прощай.

Лилит стерла с его лица капли дождя.

— Прощай, Хан.

— Прощай, Ли.

Он коротко свистнул. Из темноты выскочил человек в таком же черном комбинезоне, как у Хана. Отвел глаза от наготы Лилит, развязал пояс, снял с себя куртку, протянул Лилит. На его обнаженной груди, сразу же влажно заблестевшей от дождя, чернел витиеватый иероглиф.

Она набросила куртку на плечи, запахнула полы, едва прикрывшие бедра. Отмахнулась от пояса, предложенного человеком. Он взял ее за руку, повел к березняку.

Когда она оглянулась. Хана на поляне уже не было, он бесшумно растворился в темноте.

Дикая Охота

Максимов сбавил шаг, почувствовав препятствие впереди. Сквозь плотную пелену ливня, хлеставшего в кромешной темноте, ничего разглядеть было невозможно, но обостренное чутье охотника подсказало, впереди что-то есть. Именно что-то, не живое и не опасное. На всякий случай выставил вперед меч, скользнул по раскисшей земле на шаг вперед, потом еще. То ли воздух перед препятствием уплотнился всего на йоту, то ли шлепки капель чуть изменили частоту, но Максимова словно ударило током — от ног до головы. Он рефлекторно отскочил в сторону и замер. Пригнулся к самой земле, чтобы разглядеть то, что перегородило тропу. Три невысоких холмика, похожие на забытые на раскисшем поле мешки с картошкой.

«Откуда тут, на хрен, картошка!» — осадил себя Максимов.

Подошел ближе, увидел то, что ожидал. Три трупа. Один мужчина зарылся лицом в грязь, второй лежал на боку, подмяв под себя руку, другую прижав к груди. Женщина лежала на спине, широко разбросав руки. Мокрый спортивный костюм облепил статное, крепко сбитое тело. Седые космы плавали в луже, как грязная растрепанная мочалка, в глазницах уже собралась дождевая вода. Оскал мертвого рта был страшен. Максимов сплюнул, вытер влажные от дождя губы.

Со стороны холма опять раздались чавкающие звуки, преследователь тоже вышел на тропу, сейчас их разделяло не более сотни шагов. Максимов вжикнул в воздухе клинком. С явным усилием заставил себя остаться на месте.

Опустился на колено, почти коснулся щекой влажной земли. В метре от женщины разглядел что-то отсвечивающее металлом. Поднял. Фонарик.

«Ясно, дальше вел тот, кто умеет бегать в темноте». Максимов с тревогой посмотрел в направлении березняка, по небу чиркнула молния, во вспышке магниевого свечения призрачно мелькнули тонкие белые стволы.

Он успел заметить одинокое деревце, росшее всего метрах в трех от тропы. Подбежал, дважды взмахнул мечом, срезал редкую верхушку и подрубил под корень. Взвесил в руках упругий ивовый ствол, тонковат, но вполне сойдет.

Оглянулся на приближающиеся шаги за спиной, вздохнул и рванул по тропе вперед, к березняку.

Глава сорок четвертая. Удар молнии

Когти Орла

Экстренный вызов

Навигатору

Сильвестр в условленное время в эфир не вышел. Попытки связаться с группой СП-7 на ее радиочастоте оказались безуспешными. Связь с группой потеряна. Последний сеанс радиосвязи состоялся сорок пять минут назад.

Олаф на связь не выходил. Жду ваших распоряжений.

Дикая Охота

Ноги скользили на размокшей земле, мелкие камешки впивались в босые ступни, по голеням хлестали острые листья болотной травы. Максимов не чувствовал боли, внутри уже царила та холодная отрешенность, что делает неуязвимым в бою.

«Будь что будет, будь что будет», — твердил он. С каждым вдохом в легкие влетали мелкие капли, горло уже нестерпимо першило, он глотал слюну, давя в себе кашель. Противник мог вынырнуть из темноты в любую секунду, из-за сплошной стены дождя он увидит его, лишь столкнувшись грудь в грудь. Именно на такой случай Максимов выставил вперед двухметровый шест, короткий конец торчал из-под мышки, в правой руке, чуть отвернув в сторону, держал меч, от тряски и тяжести клинка рука все больше затекала, время от времени приходилось описывать клинком круг, разминая одеревеневшую кисть.

Шест и спас ему жизнь. Тупой конец неожиданно натолкнулся на препятствие. Максимов со всей силы налег на древко, удар вышиб из чьей-то груди сдавленный стон. Рука Максимова чуть разжала захват, позволив пальцам скользнуть вперед, он поднырнул под шест, все еще удерживая его горизонтально, чиркнул мечом параллельно земле на уровне колен. Противник издал отчаянный рев, и тут же другой конец шеста вздрогнул от удара. Максимов толкнул шест назад, сам вскочил, дважды перечеркнул темноту впереди себя, оба раза клинок на излете, жадно чавкнув, вспорол тугую массу. Максимов оглянулся, в метре от него человек в черном комбинезоне схватился за горло, надсадно хрипел, пытаясь заглотнуть воздух. Как всегда бывало в бою, тело жило своей особой жизнью, намного опережая в скорости реакции заторможенное сознание, меч Максимова с хрустом врезался в шею противника, раньше, чем сам Максимов успел разглядеть черный клинок, уже безвольно вздрагивающий у его бедра. Человек осел на землю, покачнулся и завалился лицом в лужу. Максимов ткнул ему мечом между лопаток.

Вскинув клинок, осмотрел лезвие своего меча. Так и есть, заточки никакой, одна видимость.

«Только злых духов да голых баб пугать», — проворчал Максимов. Поднял меч противника, уважительно покачал головой. Мастерски сработанный катана[25]. Рукоятка как влитая легла в ладонь, черненое лезвие оказалось такой остроты, что, едва положив палец, Максимов порезался до крови. Провернул, клинок вычертил правильную дугу, меч оказался настолько хорошо сбалансированным, что рука не ощутила тяжести рукояти.

Обновил трофей, добив того, кто упал первым. Двойной удар тупого клинка, как оказалось, лишь искорежил грудь и перебил ключицу. Противник не стонал, но по вздрагивающим векам на перемазанном бурыми разводами лице Максимов понял, добивать надо, иначе закричит или, не дай Бог, придет в себя. Оставлять живых за спиной — значит сознательно укорачивать себе жизнь. Едва вытащил клинок из раны, припал на колено, рванул черную куртку-кимоно на груди противника. Растер кровяную пленку. На бледной коже отчетливо проступил черный иероглиф. У второго обнаружил такой же.