Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

С. Цинберг добавляет к этой характеристике существенное указание — на иллюзии тех «маскилим», которые ориентирова­лись на благие намерения русского правительства и принимали всерьез готовность министра Николая I, Уварова, принять меры к приобщению евреев к просвещению и таким образом содейст­вовать уничтожению «фанатизма» в еврейской среде и развить в них «общие начала гражданственности». Это был тот самый Уваров, который стремился «отодвинуть Россию на 50 лет на­зад», — по-видимому, она казалась ему чересчур передовой стра­ной. Разумеется, эти иллюзии быстро рассеялись, не оставив глубокого следа.

Новая эра началась в 50-х гг. после разгрома России в Крым­скую войну. В России стало нарождаться общественное мнение, и оно все более становилось фактором, с которым и правящие сферы вынуждены были считаться. Периодическая печать, про­рывая жесточайшую цензурную ограду, с отчаянием, но и с му­жеством, поднимала свой голос по разнообразным острым во­просам российской действительности. Требования крестьян­ской, судебной и других реформ становились все более настой­чивыми. Николаевская Русь явно доживала свои последние дни в огне военных поражений, сопровождавшихся хозяйственной разрухой.

Нарождавшееся русское общественное мнение начало осо­знавать наличие еврейской проблемы в России и почувствова­ло потребность в обсуждении судьбы евреев в России. Л. Ле­ванда вспоминал об этом времени: «Мы впервые очнулись, когда услышали вокруг себя человеческие голоса, голос рус­ского общества, говорившего устами русской печати». В этих условиях интеллигентные евреи, владевшие русским языком и отдававшие себе отчет в значении общественного перелома, происходившего в России, почувствовали необходимость в со­здании еврейской печати на русском языке. Для реализации этого плана уже создалась объективная предпосылка: нарожде­ние нового слоя в русском обществе — русско-еврейской ин­теллигенции...

В дальнейшем на основе обзора истории русско-еврейской периодической печати будут восстановлены главные линии раз­вития общественных исканий русско-еврейской интеллиген­ции. На первых порах, — в сущности это продолжалось доволь­но долго, — в приобщившихся к русской культуре слоях еврей­ской интеллигенции были сильны иллюзии русификации, слия­ния с русским народом и весьма далеко идущей ассимиляции. «Просветители» сторонились идей еврейского национального самосознания и свои надежды строили преимущественно на благих намерениях правительства. Опыт тяжких переживаний погромной полосы 80-х гг., победоносцевской реакции и разгул антисемитизма в 90-х гг. не могли не убить иллюзий, и к началу нового века, когда открылась полоса общественной и политиче­ской дифференциации в еврейской среде, стало ясно, что только борьба за равноправие, поставленная, как центральная и боевая задача еврейства в России, — может вести к укреплению еврей­ских позиций во вне и развязать в русском еврействе внутрен­нюю национальную энергию.

Русско-еврейская печать, естественно, отражала эту эволю­цию общественной мысли русско-еврейской интеллигенции. С течением времени совершенно преобразился характер русско-еврейской печати. Сливаясь с передовыми силами русского об­щества, русско-еврейская печать в своем основном русле отста­ивала в интересах русского еврейства необходимость серьезных и глубоких перемен в русской политике. И в то же время, отра­жая растущее национальное самосознание русского еврейства, эта печать становилась одним из эффективных факторов сбли­жения русско-еврейской интеллигенции с еврейской народной массой и ее жизненными потребностями. Таков был путь рус­ско-еврейской печати в 19 и 20 веках.

1

Первый русско-еврейский орган печати «Рассвет» (1860—1861) возник в Одессе в результате инициативы местной еврей­ской интеллигенции и при активной поддержке Н. И. Пирогова, в те годы исполнявшего обязанности попечителя Одесского учебного округа. Одесса была тогда главным, если не единст­венным культурным центром русского еврейства. Современни­ки отмечают, что нигде, даже в Петербурге, не наблюдалось столь тесного общения между еврейской интеллигенцией и рус­ской культурой. До одной трети проживающих в Одессе евреев говорили по-русски и были вовлечены в культурный кругообо­рот. Совершенно естественно, что в еврейских интеллигентских кружках 50-х гг. созрела мысль об издании русско-еврейского органа печати, и 23 декабря 1856 г. беллетристом Осипом Раби­новичем (1817—1869) и статистиком и исследователем положе­ния евреев в России Иоахимом Тарнополем (1810—1900) была подана на имя Н. И. Пирогова докладная записка на предмет из­дания русско-еврейского еженедельника «Рассвет». Применя­ясь к цензурным требованиям и к условиям действовавшего по­литического режима, авторы докладной записки оговаривали, что «никакие политические известия и рассуждения не должны входить в состав журнала», преследующего «истинную религи­озность и нравственность» и любовь к отечеству и стремящего­ся «приохотить (евреев) к изучению отечественного языка» и «споспешествовать видам правительства». Если отвлечься от этой казенной словесности, то надо признать, что цели «Рассве­та» сводились в основном к распространению среди евреев про­свещения на русском языке и к борьбе с «фанатическими» эле­ментами в еврейской среде. Характерен для тогдашних культур­но-ассимиляционных и русификаторских настроений в среде еврейской интеллигенции ряд выпадов против идиш, против «жаргона», который «едва ли заслуживает названия языка», — выпадов, включенных в текст докладной записки, представлен­ной в Петербург Пироговым 4 января 1857 года.

Весьма примечательна была судьба этой докладной записки в петербургских министерствах. Инициатива Рабиновича и Тарнополя вызывала ряд сомнений и сама по себе, а поддержка Пи­рогова только заставляла высокие сферы особенно насторо­житься. Прежде всего обсуждение вопроса затянулось. Минист­ры народного просвещения Норов и внутренних дел Ланской, председатель т. н. Еврейского комитета Блудов, Новороссий­ский генерал-губернатор Строганов тщательно взвешивали пункты программы проектируемого издания. Наконец, 13 мая 1858 года Еврейский комитет рекомендовал выпустить журнал «на еврейском языке (т. е. на иврит) или на употребляемом в России жидовско-немецком языке». Эта рекомендация была до­ведена до сведения Александра II и получила одобрительную резолюцию царя.

Эта рекомендация, однако, вызвала решительные возраже­ния со стороны инициаторов — Рабиновича и Тарнополя, — и в новой докладной записке, представленной ими Пирогову 12 ию­ня 1858 года, они привели ряд доводов против иврит и идиш, ко­торые уместно воспроизвести. «Издавать (на иврит), — читаем мы в новой записке, так же бесполезно и невозможно, как изда­вать современный журнал на латинском языке». Что же каса­ется идиш или «жаргона», как тогда выражались, — то «уби­вать силы для обработки этого языка, не имеющего ни паде­жей, ни родов, ни правильных спряжений», — никак не входит в их задачи. «Ни мертвый еврейский язык, ни полудикий жи­довско-немецкий жаргон не в состоянии породить рассвета на мрачном горизонте невежества». Без русского языка вся их инициатива теряла свое значение: «Мы любим русский язык, как любим русское отечество». По-видимому, эта вторая запи­ска влияния не возымела. Но Тарнополь воспользовался пре­быванием в Одессе нового министра народного просвещения Ковалевского, чтобы возобновить ходатайство. В новой запис­ке цель журнала определялась (вероятно, по цензурным сооб­ражениям) как стремление содействовать «самоисправлению евреев».

Интересно, что эта одиозная фраза из записки Тарнополя, вошедшая впоследствии через 10 лет в его книгу