Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

Когда я выходил из деканата, мне встретилась секретарь декана Ира - серьёзная красивая девушка в очках. Да и по дороге до выхода почему-то попадались одни красавицы.- Сюда стоит поступать! - окончательно решил я, и больше ни в какой другой вуз не обращался.

К невесте я приезжал обычно утренним поездом. Покупал на Курском вокзале цветы и пешком шёл до дома - там минут 10-15 хода. И вот, приезжаю после почти месячного перерыва на революционные ноябрьские праздники в Москву. Покупаю у азербайджанцев три большие розы на длинных стеблях и бегу на Дровяной. Открываю дверь, а Оля лежит в постели. Обычно она к моему приходу уже встаёт. Целую её, и замечаю - что-то не так. Она вся какая-то сумрачная, глаза воротит.

Кладу цветы на стол и вижу, что одна роза отделяется от стебля и падает. Братья-кавказцы в очередной раз 'надули' меня - посадили отпавший цветок на стебель, как на кол. Оля увидела это и горько усмехнулась - всё одно к одному! Поняв, что Оля вставать не собирается, я начал было раздеваться, чтобы лечь с ней.

- Не делай этого, - мрачно сказала Оля, - можешь не жениться на мне, но я тебе всё расскажу. - Я подхватила: и она назвала так хорошо знакомую мне болезнь, подаренную когда-то доцентом Летуновой.

- Оля, но для этого надо, как минимум, трахнуться с больным. Это Моня? - спросил я, не веря себе.

- Нет, ты что! - испугалась Оля, - но он теперь тоже знает об этом.

И Оля рассказала банальную историю о своей встрече в какой-то компании с совершенно неизвестным ей студентом. Они выпили, и он проводил Олю до дома, с заходом в квартиру. И остался там до утра. Бабка - 'коммунистка' была очень недовольна и обещала даже всё жениху 'донести'. А через несколько дней утром приходит медсестра из вендиспансера, застаёт Олю дома, и сообщает, что такой-то больной сообщил о связи с ней.

Оказывается, бравый студентик успел заразить какую-то замужнюю женщину, а муж у неё - человек 'серьёзный'. Почувствовав симптомы 'африканского вождя', муженёк заломил руки жёнушке и добился признания. Разыскал этого студента, набил ему морду и сообщил в вендиспансер. А там, под угрозой уголовного дела, разузнали о всех его связях.

Олю обследовали и начали лечить. Но не так, как лечился я, а по варварской 'утверждённой' методике. Курс лечения - уколы каждый день, затем 'провокация'. Не проходишь её - опять курс лечения. И подписку взяли, что ни с кем никакого 'баловства' - иначе уголовное 'дело'.

- Ты меня теперь бросишь? - надувая губки, печально спросила Оля. Я рассказала ей, как хотел повеситься во Львове, предчувствуя, среди прочего, подвохи с её стороны. И поведал ей, что уже болел этой болезнью, которая, к сожалению, иммунитета не даёт. И сказав, что всё-таки женюсь на ней, но попросил, по мере возможности, с 'посторонними' больше не трахаться. С Моней, дескать, разрешаю, а больше - ни с кем! Оля клялась и божилась, что теперь: Заклялась хрюшка на помойку не ходить!

Оля была страшно рада, что я простил её, но попросила меня либо уехать назад, либо пойти жить к Моне. Потому, что в диспансере предупредили - пить, как и трахаться, категорически нельзя!

- А чем ещё мы будем с тобой все праздники заниматься? - наивно спросила Оля, - я и вообще изведусь вся. К свадьбе излечусь - и тогда всё наверстаем!

Я оставил ей денег на свадебное платье, туфли, кольца, на другие расходы, и сказал, что уеду обратно в Курск. Так я и хотел поступить, но: Был последний рабочий день перед праздниками. Я зашёл в ИМАШ и увидел в лаборатории Элика. Моня тут же отозвал меня в сторону и с ужасом сообщил о болезни Оли. Рассказал, что он ходил проверяться, но у него всё в порядке. За кого он больше переживал, за себя или за Олю - непонятно.

Элик был очень рад видеть меня. У него, видите ли, сегодня не хватало партнёра по его сексуальным баловствам. Я дал согласие, Элик тут же позвонил, куда следует, и мы ушли. И я с удовольствием завалился с ним на его конспиративную квартиру. Не успели мы и 'приложиться' к бутылке, как в квартиру позвонили, и радостный Элик впустил: сразу двух женщин. Рослые, в теле, как сейчас называют 'тёлки', слегка поддатые, они ввалились в квартиру, принеся с собой запах духов и праздничную атмосферу.

Между тостами я спросил-таки на ушко Элика, что это означает, когда их две? Он очумело поглядел на меня и ответил, что это означает - каждому - своё, или, правильнее, каждому - своя. Я, будучи педантом, всё-таки переспросил, что если так, то которая из них - моя?

- Выбирай! - бросил мне Элик и занялся разливанием вина.

Выбирать не пришлось, так как меня самого выбрали. Одна из дам, представившаяся Галей, села на софу рядом со мной и предложила выпить на брудершафт. Я не заставил себя уговаривать и, в очередной раз, вспомнил проверенный мопассановский способ. Галя аж завизжала от восторга - оказывается, она не читала Мопассана. Пришлось пить на брудершафт и со второй дамой - Ниной.

Элик же способа этого не признавал - если уж в рот попало вино, то расставаться с ним - грех!

Первую ночь мы переспали вчетвером у Элика, а на следующий день Галя забрала меня к себе на квартиру. Я поначалу подумал, что это какие-нибудь 'девушки по вызову', а они оказались обычными 'порядочными' незамужними женщинами, инженерами, сотрудницами Элика.

Мы с Галей - роскошной блондинкой, почти 'Купчихой' Кустодиева, прекрасно сошлись во вкусах. Более того, она меня даже кое-чему научила в благодарность за мой мопассановский поцелуй. Так сказать, 'в порядке обмена передовым опытом', что было актуально в то социалистическое время. Галя пригласила меня заезжать к ней и впредь.

Закончились праздники, и я с тяжёлым сердцем поехал в Курск. Тамары я не застал дома. Зашёл к ней на работу, она была рада мне, сожалела, что устроила 'обструкцию' перед отъездом. За праздники она поняла, что жизнь одна, и нечего её портить. Камень свалился с моей души, но ненадолго. Тамара знала, что двадцать седьмого - регистрация, и я ожидал к этому времени новых 'концертов'. И они выразились в том, что Тамара взяла недельный отпуск, как раз на время моей поездки в Москву, и отправилась в Киев.

Она заранее созвонилась со своим бывшим любовником, который там жил, и направилась к нему. Я знал о существовании такового, и, отправляясь в Киев, Тамара открыто заявила мне об этом. Дескать, если тебе можно жениться, то почему мне нельзя немного 'пофлиртовать'?

У меня опять голова пошла кругом, от всех навалившихся на меня проблем. Я всё воспринимал всерьёз, и это было большой нагрузкой на мою 'буйную головушку'. А она (головушка) оказалась неготовой к таким перегрузкам, тем более в условиях моей жёсткой диеты.

Что ж, выехал я в Москву, встретился с Олей, которая, как оказалось, ещё была не готова исполнять свой супружеский долг. Или в диспансере издевались над ней, или она действительно не выдержала теста на 'провокацию'. Зато она приобрела длинное свадебное платье, почему-то зелёного цвета, лаковые туфли на каблуках и обручальные кольца с 'алмазной гранью'. Оля совершенно не умела носить платье и туфли на каблуках - она постоянно путалась в платье и спотыкалась на каблуках, тихо матюгаясь при этом.

К нам подъехал на такси Моня, а в ЗАГСе уже ждали нас Алик и подруга Оли - Зоя, свидетельница со стороны невесты. Моим свидетелем был Алик, так как Моня наотрез отказался от такой роли. Он счёл её аморальной - вот ещё моралист выискался - Жан Жак Руссо карайларского разлива!

Нас в темпе и весело зарегистрировали, сфотографировали, напоили шампанским, попотчевали Мендельсонами. А оттуда мы уже на двух такси поехали в ресторан 'Седьмое небо' на Останкинской башне, где Моня и Алик, оказывается, зарезервировали места.

- Предупредили бы меня, черти, - возмутился я, - а вдруг я денег с собой не взял!

- Ничего, богатенький Буратино, - успокоили меня 'черти', - мы бы тебе одолжили!

К сожалению, была облачность, и панорама Москвы не была видна. Сидели в круглом зале, как в самолёте - ярко светило Солнце, а внизу были облака. Солнце как-то нереально быстро двигалось вокруг нас, а это, оказывается, зал сам вращался на башне, как на оси.

Выпили шампанского за 'советскую семью образцовую' и вскоре спустились. Время пребывания там было регламентировано. Выйдя из ресторана, пошли на квартиру Оли и там продолжили свадебную пьянку.

Зоя, красивая, но наивная девушка, подруга по 'художественному цеху', всё приговаривала Оле: 'Как я тебе завидую!'. Я даже заметил Зое: 'А где ты сама-то раньше была?', за что Оля сердито оборвала нас.

Настало время провожать гостей. Алик и Зоя, поцеловав нас, вышли из квартиры, а подвыпивший Моня всё не уходил. Он как-то глупо стоял у двери и моргал мокрыми глазами. Оля выталкивала его за дверь, а он пассивно сопротивлялся. Я предложил ему остаться, но разъярённая Оля уже грубо вытолкала его вон.

- Этого только сейчас не хватало! - в сердцах сказала она.

Мы остались вдвоём и снова сели за стол. Оля смотрела на меня грустным долгим взглядом ребёнка, которому из-за ангины не позволяют есть мороженого. А это 'мороженое' сидит рядом за столом и издевательски посмеивается.