Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Сперва он сообщил, что у него есть десять тысяч долларов. Потом сказал, что с удовольствием будет жить хоть в городе, хоть на Лонг-Айленде, хоть где-нибудь еще, но счастлив окажется только в одном случае. После этого объяснился в любви и спросил, выйдет ли она за него.

Реакция немало удивила его. Она ответила не сразу и опустила глаза, словно размышляя.

– Дашь мне немного времени? – наконец произнесла она.

– Времени? Конечно, – нахмурился он. – Что-то не так?

– Нет. – Она замялась, чем-то озабоченная.

– Может быть, я не нравлюсь тебе?

– Сальваторе, ты лучший мужчина, какого я знаю. Твое предложение – большая честь. Я не сказала «нет».

– Значит, дело в родителях? Я поговорю с твоим отцом.

– Нет, – улыбнулась Тереза. – Не сейчас. Дай мне немного времени, Сальваторе, и я отвечу.

Больше она ничего не сказала, и он в некотором смятении вернулся в Нью-Йорк.

Следующий разговор состоялся через неделю. Когда он позвонил, она ответила сама. Голос был очень приветливый. Но стоило Сальваторе сказать, что он подумывает отправиться в воскресенье на Лонг-Айленд, как она заявила, что в этот день понадобится родителям, и он решил остаться дома.

В четверг примчался взволнованный дядя Луиджи. Ему позвонили из ресторана на Лонг-Айленде. Семейству Карузо нанесли визит.

– Тереза с родителями, – сообщил он Сальваторе. – Она привела их, чтобы Анджело нарисовал портрет отца, – ему еще и заплатили. Ее отец и мать пообщались с твоими и отлично поладили. Уже и подружились!

Услышав это, Сальваторе пришел в восторг от своей возлюбленной. Конечно же, он был прав: у ее родных действительно имелись возражения. И вот она под простеньким предлогом привела их к его родителям, чтобы те прониклись симпатией к Карузо. Она мостила дорогу к свадьбе.

Он принялся с нетерпением ждать ее следующего хода.

В апреле потеплело, и Анджело окреп. В конце второй недели он вернулся в город и объявил, что готов к работе. Он и правда выглядел хорошо.

Строительный участок, на котором трудился Сальваторе, находился на углу Пятой авеню и Сорок пятой улицы. Застройщик мистер Френч решил, что здание должно носить его имя, – вполне оправданно, так как тому предстояло вырасти в красивейший небоскреб из всех когда-либо построенных.

Не желая превратить Нью-Йорк в огромную сеть темных ущелий, городские власти запретили возводить строго вертикальные небоскребы, потребовав сооружать на определенной высоте отступы для проникновения света. В худших случаях это приводило к тому, что небоскребы становились похожими на перевернутые телескопы. Но вскоре архитекторы усмотрели в этом возможность создавать замысловатые строения с изящными уступами и выемками. Здание Френча близилось к завершению. Благодаря резному бронзовому входу в духе ворот богини Иштар и высоким террасам, похожим на висячие сады, могло показаться, что оно перенеслось из древнего Вавилона. Роскошные вестибюли в стиле ар-деко напоминали храмы. Но Сальваторе был особенно люб высоченный фасад из кирпича теплой оранжевой окраски, темно-красного и черного по краям. Другой такой кладки в Нью-Йорке не было.

Следующие две недели братья совместно работали на строительстве этого прекрасного здания, и Анджело был рад участвовать. Потом в город приехала Тереза.

Дать ответ? Трудно сказать. Ее, как обычно, сопровождала кузина, и Тереза предложила сходить вчетвером в кино. После фильма она спросила, застанет ли в ресторане дядю Луиджи – давно его не видала. Сальваторе ответил, что обязательно.

Итак, они пошли в ресторан, где Сальваторе угощал, а дядя Луиджи прислуживал. Трапеза прошла оживленно. Сальваторе отпустил несколько удачных шуток, все хохотали. Дядю Луиджи, всегда следившего за новостями, распирало от известий об отважных авиаторах.

– Кто-нибудь вот-вот выиграет большой приз! – сказал он. – В любой день!

Мистер Ортейг, выходец из Франции и владелец отеля «Лафайет», уже несколько лет сулил приз в двадцать пять тысяч долларов первому авиатору, который совершит беспосадочный перелет из Нью-Йорка в Париж. Совсем недавно погибли два славных американских летчика, пытавшиеся сделать это и вылетевшие из Лэнгли. Но дядя Луиджи слышал, что скоро вызов примут французские авиаторы из Парижа.

– Теперь ты при деньгах, – улыбнулся Анджело Сальваторе. – У тебя есть шанс заработать еще!

– Мне хватит крыши небоскреба, – ответил тот.

В конце застолья Тереза попросила дядю Луиджи о разговоре наедине. Она не стала ничего объяснять, но они пересели за другой столик и погрузились в беседу на четверть часа. Наконец она встала и чмокнула дядю Луиджи в щеку.

– Одно удовольствие всерьез поговорить с твоим дядей, – отметила она, снова садясь. – Он очень умен.

После еды Тереза сказала, что ей пора домой. У дяди Луиджи нашлось какое-то поручение для Анджело, и Сальваторе проводил девушек на вокзал. Поцеловав Терезу на прощание, он вопросительно глянул на нее, но получил в ответ только ласковую улыбку.

– Я скоро вернусь, – пообещала она.

В среду у дяди Луиджи был выходной вечер, и он согласился где-нибудь перекусить с Сальваторе. День был отличный, и Сальваторе наслаждался трудом под чистым синим небом. Водосборник на плоской крыше здания предстояло закрыть наружными стенами с роскошными цветными панелями. Крупную плитку уже доставили утром, и бригадир любезно показал братьям чертежи. На двух панелях изображался бог Меркурий, но ярче прочего был огромный зеленый прямоугольник, в центре которого фигурировало ярко-красное восходящее солнце, охраняемое с боков двумя грифонами с золотыми крыльями. Анджело был в полном восторге.

Однако дома он пожаловался, что устал. Сальваторе взглянул на него с тревогой, но брат поклялся, что с ним не случится ничего страшного.

– Идем, – позвал дядя Луиджи. – Пусть отдохнет. Мы недолго.

Они нашли небольшой стейк-хаус около Гринвич-Виллиджа. Там было не очень людно. Оба заказали филей, дядя Луиджи выбрал красное вино. За стейками он выложил последние новости из мира авиации.

– В воскресенье французы вылетели из Парижа. Их видели из Ирландии, они взяли курс на Атлантику. Потом – тишина.

– Должно быть, рухнули в океан.

– Храбрые ребята, – сказал дядя Луиджи и задумчиво посмотрел на Сальваторе. – А ты, Сальваторе, храбрый?

– Не знаю.

– Наверное, так и не выяснится, пока не проверишь.

Они заказали крем-карамель. Когда его подали, дядя Луиджи наградил Сальваторе прежним задумчивым взглядом:

– Скажи мне, Сальваторе, ты любишь Терезу?

– Да, – кивнул тот.

– А она тебя, по-твоему, любит?

– Не уверен. Думаю, да.

– Ну так вот, она любит тебя, Сальваторе. Так она мне сказала.

– Это хорошо.

– Да. Но у меня плохие новости. Очевидно, она не сможет выйти за тебя. Вот о чем был наш разговор. Она крайне удручена и не знает, что делать.

– Значит, все же родители?

– Нет.

– Она что, больна? Я буду за ней ухаживать.

– Нет. Наберись храбрости, Сальваторе. Она влюбилась. – Дядя Луиджи чуть помолчал. – Ей очень трудно. Она не искала этой любви и была застигнута врасплох. Она боролась с ней, но теперь считает, что не может с чистой совестью за тебя выйти. – Он вздохнул. – Она честная женщина, Сальваторе, которая не хочет причинить тебе боль. Я восхищен ею.

Сальваторе какое-то время молчал.

– Это все объясняет, – тихо произнес он и уставился в стол. – Кто этот счастливец? – наконец спросил он.

– Твой брат. Анджело.

Сальваторе был поражен, сколь стремительно начали развиваться события после этой беседы. Сперва он несколько часов провел в оцепенении. Потом в нем вспыхнула ярость. Мало того, что его ранили. Мало того, что единственная любимая женщина предпочла ему младшего брата. Родной братишка выставил его дураком при молчаливом одобрении дяди!

Вся правда не замедлила всплыть. Пока Сальваторе провожал Терезу на вокзал, дядя Луиджи рассказал Анджело о ее чувствах. Выходит, Анджело три дня работал бок о бок с ним и не издал ни звука. Его предали.

– Пойми, – втолковывал дядя Луиджи, – Тереза призналась мне, но не Анджело. Это мне пришлось с ним говорить, чтобы выяснить, может ли ее любовь стать взаимной. Оказалось, что может. Он любил ее без памяти, но считал твоей. Он обезумел, растерялся, не понимал, что делать. И это я велел ему молчать, пока я сам с тобой не поговорю.

Сальваторе выслушал объяснения, но факт остался фактом. Анджело похитил его невесту и лгал. Вот уже несколько дней он видеть не хотел брата. Они разошлись по разным бригадам. Дома старались быть вместе как можно меньше, а если уж приходилось, то Сальваторе не разговаривал с ним. Наконец Анджело спросил:

– Хочешь, чтобы я съехал?

Но Сальваторе только пожал плечами.

На следующих выходных Анджело исчез. Было ясно, что он подался на Лонг-Айленд. Сальваторе остался в городе. Когда Анджело вернулся, то ничего не сказал, но на следующий день дядя Луиджи передал ему письмо от Терезы, которое, верно, доставил Анджело. Она выражала надежду, что он простит, поймет, что они останутся друзьями. Он чуть не разорвал его, но в итоге с отвращением бросил в ящик стола.