Джозеф Антон - Салман Рушди

Заместитель министра иностранных дел Ирана Махмуд Ваези сделал противоречивые заявления: в Дании пообещал, что Иран не будет посылать убийц, чтобы исполнить смертный приговор, а на следующий день в Париже сказал, что приговор «необходимо привести в исполнение». Полный провал политики «критического диалога» между Евросоюзом и Ираном, осуществлявшейся с 1992 года, чтобы чтобы побудить Иран улучшить положение с правами человека, отказаться от поддержки терроризма и отменить фетву, стал очевиден. Диалог был недостаточно критическим, да иранцы и не вели его вовсе, не будучи в нем заинтересованными.

И как отозвалось на парижское выступление Ваези британское правительство? Да никак. Другие страны выразили протест, но Соединенное Королевство даже не пикнуло. Несколько дней он негодовал на раздвоенный язык Ваези, а потом ему пришла в голову мысль. Он предложил Фрэнсис Д’Соуса такой план: если рассматривать датское заявление Ваези как нечто вроде декларации о «прекращении огня», то, может быть, удастся побудить французов заставить Иран отмежеваться от последующих замечаний своего заместителя министра в Париже и публично пообещать не приводить фетву в исполнение, за чем ЕС должен будет пристален наблюдать в течение оговоренного времени, и так далее, и так далее, — лишь в этом случае отношения смогут улучшиться и дойти до полного дипломатического уровня. Идея подобной «французской инициативы» взволновала Фрэнсис. На нее угнетающе подействовала недавняя встреча с Дугласом Хоггом, во время которой тот сказал ей, что, ничего нельзя сделать, кроме как охранять его по-прежнему: в Иране главенствует Хаменеи, поэтому иранский терроризм продолжается. Хогг сообщил Фрэнсис, что иранцы полтора года назад пообещали ему не приводить фетву в исполнение в Великобритании, но он не считал нужным об этом упоминать, потому что это «ничего не значило». Так что политика правительства Ее величества была, как обычно, инертной. Фрэнсис согласилась попытаться воздействовать на французских союзников. Она вошла в контакт с Жаком Лангом и Бернаром-Анри Леви, и они начали разрабатывать план. А он даже позвонил Жаку Деррида; тот предложил ему сфотографироваться с французскими парламентариями и предупредил: «То, с кем именно вы встретитесь, будет интерпретироваться как политический сигнал, поэтому вам надо остерегаться некоторых персон». Без сомнения, Деррида имел и виду Леви — спорную фигуру во Франции. Но Бернар оказывал ему твердую поддержку, и он не собирался отмежевываться от такого верного друга.

19 марта 1995 года он поездом «Евростар» отправился в Париж, где немедленно попал в лапы RAID и был отвезен на встречу с группой храбрых французских мусульман, подписавших декларацию в его поддержку. На следующий день он повидался со всеми ведущими политиками Франции sauf Mitterand: с будущим президентом Жаком Шираком, крупным мужчиной с неуклюжей походкой, удобно расположившимся в своем теле и глядящим на тебя мертвыми глазами убийцы; с премьер-министром Эдуаром Балладюром, человеком с маленьким ротиком и вечно поджатыми губками, чья негнущаяся чопорная фигура приводила на память французское выражение il a avalé son parapluie (он как будто аршин проглотил); с министром иностранных дел Аленом Жюппе, быстрым, сообразительным маленьким лысым типчиком, который позднее пополнил список политиков своей эпохи, осужденных за преступления (в его случае это были махинации с государственными средствами); с социалистом Лионелем Жоспеном, который выглядел как cavaliere insistente[204] из романа Кальвино: пустота, облаченная в мешковатый костюм. Они с Фрэнсис предложили им «план прекращения огня», и те дружно на него согласились. Жюппе пообещал включить пункт об этом в повестку дня встречи министров иностранных дел ЕС, Балладюр дал пресс-конференцию, на которой объявил о плане как об «их» инициативе, Ширак сказал, что говорил с Дугласом Хердом и тот «высказался „за“». Он же сам провел пресс-конференцию в Национальном собрании Франции и отправился домой с мыслью, что какое-то движение, может быть, и началось. От Дугласа Хогга пришло послание с предложением встретиться в ближайшие дни. «Я думаю, он скажет, что если правительство Ее величества согласится на „французскую инициативу“, то начнется страшное давление со стороны заднескамеечников-консерваторов, которые потребуют в случае успеха инициативы отменить охрану, — писал он в своем дневнике. — У меня поэтому должна быть абсолютная внутренняя ясность насчет того, чего именно я хочу, и мне надо будет заставить британское правительство принять в свой лексикон слова „прекращение огня“ и „наблюдение“, на что мы сподвигли французов. И он должен пообещать, что добьется от „Бритиш эйруэйз“ снятия запрета». Рэб Конноли сказал: «Хогг вам ответит, что опасность по-прежнему очень большая и поэтому от французской инициативы пользы никакой». Ну, подумал он, это мы еще посмотрим.

Он отправился встречаться с Хоггом, имея в голове всю историю инертности пополам с враждебностью, проявленной по отношению к нему Форин-офисом, и был настроен решительно. Его самого и его книгу подвергли нападкам два министра иностранных дел — Хау и Херд; был период, продлившийся не один год, когда никто из дипломатов и политиков не хотел с ним встречаться, а затем был столь же неудовлетворительный период тайных, «отрицабельных» встреч со Слейтером и Гором-Бутом. Чтобы «разбудить» британцев, понадобилось давление со стороны других правительств, которого ему пришлось добиваться, и даже тогда их поддержка была половинчатой: Джон Мейджор не захотел с ним фотографироваться и, пообещав вести «более твердую линию», своего обещания не выполнил. Сам же Хогг дал понять, что британская политика сводится к ожиданию «смены режима» в Иране, на что трудно было надеяться. Кто, хотелось ему спросить, сказал британским СМИ, что его заграничные поездки дорого обходятся казне, тогда как на самом деле они не стоят ей ничего? Почему постоянное вранье насчет этих «расходов» ни разу не было опровергнуто?

Дуглас Хогг выслушал его сочувственно. Он выразил готовность поддержать «французскую инициативу», или «план прекращения огня», но заметил:

— Должен вам сказать, что ваша безопасность по-прежнему находится под весьма реальной угрозой. Мы полагаем, что иранцы до сих пор активно вас ищут. А если мы пойдем по этому пути, французы и немцы быстро наладят связи с Ираном, и в конце концов так же поступит и британское правительство. Политическое давление прекратится. И мне придется послать вам высокопарное письмо, чтобы я смог потом сказать, что вы были предупреждены об опасности.