Чародей - Джин Вулф

Вместо этого я отправился на поиски золотого рыцаря, который вел нас в наступление. Он превратился в Свона – в Свона, на чьей левой руке по-прежнему оставалась половина расколотого щита с изображением половины лебедя на нем; а шлем венчала фигура лебедя, деревянного позолоченного лебедя, потерявшего в сражении одно крыло. Мы обнялись, чего никогда раньше не делали, и он помог мне отнести в замок раненого граф-маршала, а Гильф радостно прыгал вокруг нас, виляя хвостом.

Двадцать или тридцать человек собрались в зале, привлеченные известием, что к ним на помощь пришел некий высокопоставленный дворянин. Они надеялись, несомненно, что он привел с собой значительные силы, но у них хватило любезности не выражать недовольства, когда они узнали, что все подкрепление состоит из Гильфа, Анса и меня. (Возможно, некоторые даже вздохнули с облегчением, ибо запасы продовольствия в замке подходили к концу.) Мы приказали присутствующим расступиться в стороны и замолчать, после чего отыскали среди них Пейна и предоставили ему позаботиться об отце. В зал продолжали вносить раненых. Женщины занялись ими, а мы со Своном и еще несколькими мужчинами отправились на поле битвы искать оставшихся там раненых и собирать трофеи.

Выйдя за дверь, я спросил Свона, кто здесь за главного.

– Теперь вы, сэр Эйбел, раз вы здесь.

Я помотал головой:

– Я видел ее величество в окружении стражников.

– Моя жена подчинится вам, я уверен. Мы находимся в Редхолле, а Редхолл принадлежит вам. Вашего герцога здесь нет, и вы не являетесь нашим подданным.

Я поздравил Свона с бракосочетанием, и он улыбнулся, несмотря на крайнюю усталость.

– Я надеялся, я мечтал возвыситься до положения дворянина. Вы помните, несомненно.

– Вернее, вернуться к нему. Ваш отец был дворянином.

– Благодарю вас. Вернуться. – Горькая улыбка, которую я терпеть не мог в своем оруженосце, искривила его губы. – Я был бы безмерно счастлив умереть баронетом. Теперь я принц.

Я снова поздравил Свона, назвав его «ваше высочество».

– Принц-воин, который сражается вдали от владений своей супруги и считает бесценным свой опыт, приобретенный в пору служения рыцарем. Хотите услышать нашу историю?

Разумеется, я хотел. Идн, как я знал, взяла с собой сотню молодых великанш из Скалдмейджара, когда отправилась на юг. Они повергли в изумление Кингсдум и присутствовали на бракосочетании своей королевы, живым подтверждением королевского статуса Идн – статуса, с готовностью признанного Арнтором, который увидел в ней союзника, способного удержать Шилдстара от решительных действий. Когда Арнтор отказался освободить меня, они – самая грозная часть королевского войска – вступили в сражение с остерлингами, в надежде, что в награду он удовлетворит просьбу Идн о милости.

Первые же теплые дни показали со всей очевидностью, что дочери Ангр, повергавшие в ужас врагов, не в состоянии сражаться дальше. Идн, вместе со Своном, Мани и немногочисленными подданными, направилась обратно на север, но на подступах к горам они столкнулись с северным войском каана, которое уже разграбило Иррингсмаут и опустошало деревни, забирая у крестьян продовольствие для отправки на юг. Отброшенные назад, они присоединились к отряду местных жителей и продолжали отступать с боями, находя убежище в больших и малых замках, которые остерлинги быстро захватывали, и наконец достигли Редхолла. Перед последней нашей битвой из сотни дочерей Ангр в живых оставались двадцать восемь, а после нее – двадцать семь. Неожиданное, не по сезону похолодание дало великаншам возможность сражаться, и тогда Свон отдал приказ совершить вылазку, но представлялось очевидным, что теперь до первых заморозков они сражаться не смогут.

– Вы хотели бы встретиться с командиром отряда, присоединившегося к нам во время отступления? – спросил Свон. – Вон он стоит. – Он махнул рукой, и капли дождя, теперь уже не такого холодного, посыпались с рукава кольчуги.

Я сказал, разумеется, что очень хотел бы познакомиться с ним. В свое оправдание я добавлю здесь, что сумрак еще не рассеялся и человек, на которого указал Свон, был в плаще с надетым на голову капюшоном.

– Сэр Тауг! Сэр Эйбел жаждет поговорить с вами, и меня удивляет, что вы не рветесь поговорить с ним.

Тауг сумел улыбнуться и протянул мне руку. Я спросил у него, как плечо, и он сказал, что в полном порядке. Я вскоре обнаружил, что это не так, но оно уже заживало.

– Я сказал вам однажды, что не хочу быть рыцарем, а вы ответили, что у меня нет выбора, – сказал Тауг, – и мы оба были правы. Пришли остерлинги, а в нашей деревне не было ни одного человека, способного возглавить сопротивление, который умел бы сражаться, так что пришлось мне. Поначалу меня не хотели признавать командиром, и потому я просто сражался в первых рядах, подавая пример. Мы отразили два набега, а потом к нам присоединился вольный отряд. Наш домашний скот угнали, а ячменные поля вытоптали, и мы ушли на юг. Мы добрались до поместья, где осталась Этела, но они только-только начали восстанавливать там стены. Она здесь, вместе с отцом и матерью.

Я спросил, не Вил ли отец Этелы, и Тауг кивнул.

– Они не хотели говорить этого, поскольку не были женаты, сэр Эйбел. Но теперь они поженились. Однако он не желает, чтобы его называли милордом. Он по-прежнему просто Вил.

– Совершенно верно, – пробормотал Свои.

– Но я теперь сэр Тауг, а сэр Свон – принц Свон. Он посвятил меня в рыцари, поскольку я был его оруженосцем на севере.

Я снова кивнул.

– В общем, он посвятил меня в рыцари, и мы с Этелой собираемся пожениться в следующем году, коли будем живы.

Гильф встал на задние лапы, положил передние на плечи Таугу и принялся лизать ему лицо. Это удивило и позабавило меня больше всего остального. Даже сейчас я невольно смеюсь, вспоминая эту сцену.

– Здесь с нами еще кое-кто, о ком мне следует упомянуть, – продолжал Тауг. – Вы всегда любили их. Старая чета из Йотунленда, слепой старик, который был там рабом на одной ферме.

И тогда воспоминания нахлынули на меня: разоренные города и деревни; глаза Арнтора; пьяная улыбка его сестры; пустое очаровательное лицо его королевы. Дни, проведенные в подземной темнице; холодное дыхание смерти; хижина Бертольда Храброго, ветер в кронах деревьев. Поцелуй Дизири, ее длинные ноги и тонкие руки, зеленые пальцы длиннее моей кисти. Молодая Герда, какой она осталась в памяти Бертольда, с соломенными волосами и веселыми глазами. Мег в зале Утраченной Любви. Дворец Леди посреди чудесных лугов, испещренных цветами, которые суть звезды, – и еще тысячи, многие десятки тысяч воспоминаний.

И я, всего мгновением ранее смеявшийся, вдруг расплакался. Тауг обнял меня, точно малого ребенка, и стал утешать, как, наверное, мать когда-то утешала его самого: