Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Праздничное утро провели с Кейзо в обществе Марии Такеучи и ее песен на вечные темы любви. С утра яркое солнце, типично рождественская погода. У Монти, наверное, конъюнктивит. Каждое утро мне приходилось промывать ему глаза, полные гноя. Монти очень спокойно переносил эту операцию и милостиво позволял мне протереть глаза мягкой влажной салфеткой. У Кейзо нашелся какой-то эликсир ярко-розового цвета, предназначенный как раз для борьбы с этой болезнью. Лечили вдвоем, я открыл больному глаза, а Кейзо закапал эликсир из пипетки — кажется, он немного помогал. С утра неожиданно и неприятно задул встречный северо-восточный ветер, несильный, но достаточно чувствительный. Только через три часа, как будто вспомнив о том, как он должен себя вести, ветер повернул и зашел с правильного юго-западного направления. Однако вскоре, как бы компенсируя эту мимолетную уступку, Антарктида подкинула нам под лыжи совершенно неправдоподобные заструги. Они были так велики, что мне приходилось буквально искать дорогу. В результате нарты Джефа перевернулись и придавили профессора, который не сумел отцепиться от стойки и отскочить на безопасное расстояние. К счастью, нарты были легкими и профессор отделался легким испугом. Подъехавшие Этьенн и Кейзо помогли Дахо выбраться из-под нарт, и движение возобновилось с невиданной до того скоростью. Не знаю, то ли собаки почувствовали Рождество, то ли им просто нравилось бежать по застругам — во всяком случае скорость возросла чуть ли не в два раза, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы сохранить лидирующую позицию. Примечательно, что не только упряжка Джефа, но и упряжка Кейзо держала высокий темп, предложенный Тьюли. Только Уилл здорово отстал, и нам пришлось ждать его минут двадцать пять. Уилл подъехал, и мы увидели, что Джуниор сидит на нартах. Опять отказали задние лапы. Последние несколько дней у него все было нормально, и мы надеялись, что он поправился, но, увы. Наверное, придется отправить его ближайшим самолетом.

Приготовил несколько новогодних радиограмм, но, когда я сказал Этьенну, что хочу их передать на Восток, он подпрыгнул от возмущения, как галльский петушок. «Как! — вскричал он. — Ты разве не знаешь, что у нас всего одна батарея осталась! Передашь их с Востока». Я заметил, что 17 января, когда мы собирались прийти на Восток, будет несколько поздновато для новогодних приветствий. Однако возбужденный Этьенн еще долго ворчал. Вероятно, у него в тот момент было просто плохое настроение, так как, насколько я мог судить, сам он не слишком себя ограничивал в разговорах по радио. Впрочем, кто знает, может быть французский язык менее энергоемкий, чем наш?! У меня был еще один запасной вариант: передать радиограммы с Брайтоном, которого мы ожидали завтра. Он должен был лететь на Восток в начале января. Несмотря на то что на радиосвязь мы пошли вместе с Кейзо, она не состоялась — прохождение напрочь отсутствовало. Но мы не теряли времени даром: торжественно приняли Кейзо в члены новой, созданной два дня назад тайной организации «Дринк энд смоук» («Выпей и закури»). Девиз этой организации заключался в ее названии, политическая основа — международная солидарность, экономическая основа — французские сигареты и китайский лимонад, место тайных встреч — палатка Этьенна, который был избран президентом, смысл встреч — обсуждение последних событий в мире. На сегодняшнем заседании мы обсуждали бесславный и закономерный финал династии Чаушеску в Румынии. Кейзо, несмотря на свою молодость, очень гармонично вписался в состав организации. Только много позже мы узнали, что Уилл и Джеф примерно в то же время создали свою организацию на альтернативной основе под названием «Поел — поспи!» Лагерь в координатах: 86,2° ю. ш., 105,1° в. д.

В 5 часов пополудни остановились для связи с самолетом. Брайтон уже находился на Полюсе и собирался вылететь к нам в 22 часа, то есть рассчитывал быть в нашем районе около полуночи. Этьенн рассказал Брайтону, как выбраться на нашу дорогу, и еще раз напомнил, что нам привезти. День близился к концу, и мы шли, посматривая по сторонам, чтобы подобрать подходящее место для посадки самолета. Сделать это было непросто: вокруг, насколько хватало глаз, виднелись гребни застругов, поверхность была очень неровной. Мы предупредили Брайтона по радио о том, что здесь много застругов, но он успокоил нас, сказав, что подберет место для посадки с воздуха, а затем подрулит к нам на лыжах. Место, где мы остановились в 6 часов, ничем не отличалось от прочих ни в лучшую, ни в худшую сторону, но мы решили разбить лагерь здесь, полагаясь целиком на опыт Брайтона. Последовало неожиданное и довольно резкое объяснение Джефа с Этьенном. Джеф предлагал попробовать найти место получше, а не останавливаться на первом попавшемся, подвергая при этом пилота неоправданному риску. На это Этьенн ответил, что, по всей видимости, в данном районе все примерно одинаково и Брайтон с высоты своего полета и своего опыта лучше нас выберет место для площадки. Тогда Джеф заявил, что снимает с себя всякую ответственность за возможные последствия этой посадки, и если Этьенн и Стигер такие смелые, то пусть берут ее полностью на себя. Подошедший Уилл довольно резонно, с моей точки зрения, заметил, что в этой экспедиции и так вся ответственность лежит на нем, поскольку он руководитель. Джеф, явно недовольный всем этим, не стал более спорить и, резко развернувшись, пошел ставить палатку. В обычное время, 9 часов вечера, состоялась связь с Востоком, и я попросил ребят последить меня на этой же частоте в час ночи. Я хотел попытаться связаться с ними, используя более мощную радиостанцию «Твин оттера». На том и сошлись. Брайтон появился над лагерем совершенно неожиданно, на полчаса раньше, чем обещал заглянувший к нам в палатку Этьенн. Это было сразу же после очередной связи с самолетом примерно в полночь. По словам Этьенна, самолет должен был быть у нас через час. Мы с Кейзо продолжали писать письма и телеграммы, чтобы передать их с Брайтоном, как вдруг услышали быстро нарастающий гул, и над самой головой на высоте метров пятидесяти пронеслась знакомая краснокрылая птица, оставляя за собой два хорошо заметных на фоне светлого неба дымных шлейфа. Надо отдать должное последовательности Джефа. Пока мы все писали письма, он с лопатой в руках срезал наиболее могучие заструги на наиболее подходящем, по его мнению, участке поверхности. Брайтон, естественно, приземлился совершенно в другом месте, метрах в трехстах от нас, и сделал это профессионально. Переваливаясь по застругам, как утка, самолет направился в нашу сторону. Мы все, наспех одевшись, поспешили навстречу. Брайтон не скрывал своего удовольствия оттого, что нашел нас и удачно приземлился. «Ваши указатели здорово помогли мне. Эрик устал их считать каждые пятьдесят секунд в течение двух часов, и вот мы здесь!» Это были первые слова Брайтона. Мы быстро разгрузили «Твин оттер» и поспешили забраться в салон: было холодно, особенно в накинутой наспех одежде. В самолете не дуло, и мы устроились с относительным комфортом. Брайтон извлек откуда-то бутылочку очень вкусного ирландского ликера, и мы стали обсуждать в основном то, как будет осуществляться дальнейшее снабжение. Я включил радио и связался с Востоком. Слышимость была прекрасной, и, к великой радости Этьенна, мне удалось передать все новогодние радиограммы. Брайтон попросил меня узнать, как на Востоке с сувенирами. Я запросил радиста Петю Полянского и после минутной паузы услышал знакомое до боли: «Почти так же, как на Южном полюсе!» Сообразительный Брайтон сказал: «Уэлл! Я все понял. Загружаю самолет на Полюсе сувенирами и везу на обмен». Наушники удовлетворенно хмыкнули. Несмотря на то, что после холодного ликера мы все окончательно продрогли, никто не ушел в палатку, пока самолет не взлетел. Брайтон долго, как нам показалось, гонял моторы, потом отпустил тормоза, и «Твин оттер», подпрыгивая на застругах, начал разбег. Последний толчок, и вот он в воздухе. Тотчас же, как по команде, мы рванулись к палаткам и спрятались в них. Было около трех часов утра. Следующий день был днем отдыха, и мы с Кейзо провалялись в мешках до 6 часов утра. Погода испортилась. Небо заволокло тучами, пошел мелкий противный снег, подул ветер, и 26 градусов мороза ощущались довольно ясно.