Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Нет нужды описывать это первое и последнее заседание Учредительного собрания. Возмутительное поведение ленинских головорезов в отношении «избранников народа» многократно описывалось теми, кому довелось пережить те ужасные часы 5 и 6 января. Ранним утром 6 января Учредительное собрание было разогнано, с применением грубой силы, а двери Таврического дворца — закрыты. На мирных людей, которые собрались, чтобы выразить поддержку Учредительному собранию, обрушился шквал ружейного огня.

За легкой победой большевиков над Учредительным собранием почти сразу же последовало убийство двух бывших министров Временного правительства от партии кадетов — Шингарева и Кокошкина, которые не присутствовали на открытии Учредительного собрания, поскольку содержались под арестом в Петропавловской крепости. Поздно вечером 6 января их перевели в Мариинскую больницу, где поместили в специальную палату, охранявшуюся солдатами. В ночь на 7 января ворвавшаяся в палату под предлогом смены караула банда большевистских солдат и матросов заколола штыками двух лежащих в постелях больных людей, которые всю свою жизнь посвятили служению свободе и демократии.

9 января Максим Горький опубликовал удивительную статью об этих событиях, которая заслуживает того, чтобы привести ее почти полностью.[296] Описав события Кровавого воскресенья (9 января 1905 года), когда царские войска открыли огонь по мирным безоружным рабочим, Горький сравнивает их с событиями последних дней: «5-го января 1917-го года безоружная петербургская демократия — рабочие, служащие, — мирно манифестировала в честь Учредительного собрания.

Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного собрания, — политического органа, который дал бы всей демократии русской возможность выразить свою волю. В борьбе за эту идею погибли в тюрьмах, и в ссылке и каторге, на виселицах и под пулями солдат тысячи интеллигентов, десятки тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой идеи пролиты реки крови — и вот «народные комиссары» приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи. Напомню, что многие из «народных комиссаров» сами же на протяжении всей политической деятельности своей, внушали рабочим массам необходимость борьбы за созыв Учредительного собрания. «Правда» лжет, когда она пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т. д. и что к Таврическому дворцу шли именно «буржуи», «калединцы».

«Правда» лжет, — она прекрасно знает, что «буржуям» нечему радоваться по поводу открытия Учредительного собрания, им нечего делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 — большевиков.

«Правда» знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами Российской с.-д. партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василе-островского, Выборгского и других районов.

Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала «Правда», она не скроет позорного факта.

«Буржуи», может быть, радовались, когда они видели, как солдаты и Красная гвардия вырывают революционные знамена из рук рабочих, топчут их ногами и жгут на кострах. Но, возможно, что и это приятное зрелище уже не радовало всех «буржуев», ибо ведь и среди них есть честные люди, искренне любящие свой народ, свою страну.

Одним из них был Андрей Иванович Шингарев, подло убитый какими-то зверями.

Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда, безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы.

И точно так же, как 9 января 1905 года, люди, не потерявшие совесть и разум, спрашивали стрелявших:

— Что вы делаете, идиоты? Ведь это свои идут! Видите — везде красные знамена, и нет ни одного плаката, враждебного рабочему классу, ни одного возгласа, враждебного вам!

И так же, как царркие солдаты — убийцы по приказу, отвечают:

— Приказано! Нам приказано стрелять.

И так же, как 9 января 1905 г. обыватель, равнодушный ко всему и всегда являющийся только зрителем трагедии жизни, восхищался:

— Здорово садят!

И догадливо соображал:

— Эдак они скоро друг друга перехлопают!

Да, скоро. Среди рабочих ходят слухи, что Красная гвардия с завода Эриксона стреляла по рабочим Лесного, а рабочие Эриксона подверглись обстрелу Красной гвардии какой-то другой фабрики.

Этих слухов — много. Может быть они — не верны, но это не мешает им действовать на психологию рабочей массы совершенно определенно.

Я спрашиваю «народных» комиссаров, среди которых должны же быть порядочные и разумные люди:

Понимают ли они, что, надевая петлю на свои шеи, они неизбежно удавят всю русскую демократию, погубят все завоевания республики?

Понимают ли они это? Или они думают так: или мы — власть, или — пускай все и всё погибают?»

Открытие Учредительного собрания обернулось трагическим фарсом. Ничто из того, что там происходило, не дает возможности назвать его последним памятным бастионом защиты свободы.

Лучшую и самую смелую речь произнес лидер меньшевиков Церетели. Однако эта речь была совсем не в духе того революционера Церетели, который клеймил Столыпина во II Думе. В ней содержалась критика, она была сказана с большим чувством и все же она была лишь гласом «лояльной оппозиции». И действительно, читая ее, я вспоминал о стиле «либеральной оппозиции Его Императорского Величества (кадетов)» в мирные дни IV Думы. По сути дела, уже в начале ноября меньшевики отказались от идеи вести революционную борьбу против большевистского «правительства рабочих и крестьян».

Что касается выступления председателя Учредительного собрания Виктора Чернова, то для его характеристики приведу слова секретаря Собрания и его соратника по партии эсеров Марка Вишняка, в нем звучал язык интернационалистских и социалистических идей с отдельными включениями полутонов демагогии. Казалось, что оратор намеренно ищет общий язык с большевиками и стремится убедить их в чем-то вместо того, чтобы отмежеваться от них и в качестве представителя русской демократии выступить против них. Речь была совсем не такой, какой следовало быть. В ней не было ничего, что могло произвести впечатление хоть на кого-нибудь или в какой-то мере соответствовать требованиям исторического момента. Речь изобиловала банальностями и избитыми местами и произнес ее не Чернов в своем расцвете.

Трудно возложить вину за фиаско Учредительного собрания на Чернова. Он был отважным человеком и его, как и многих других депутатов, не страшили направленные на них ружья ленинских пьяных, обезумевших от ненависти солдат и матросов. Я полагаю, что очевидный паралич воли, который сыграл 5 января столь важную роль в наступившей катастрофе, имел глубокие психологические корни, которые определяли деятельность самых стойких приверженцев демократии того времени. Прежде всего, речь идет о широко укоренившемся страхе начала гражданской войны, которая могла легко вылиться в контрреволюционную войну против демократии в целом. Кроме того, не следует забывать, что в глазах многих людей большевики были всего лишь самым крайним левым крылом социал-демократов. А идея, что «врагов слева» не бывает, имела самое широкое хождение. Среди большинства левых царило убеждение, что люди, по их утверждению выступающие от имени пролетариата, не могут подавить свободу. Считалось, что на это способна лишь «буржуазия», а следовательно, главная угроза исходит не от окопавшихся в Смольном институте большевиков, а от контрреволюционеров, объединявших в те дни свои силы на Дону, на юге России вокруг атамана Каледина.