Разоблаченная Изида. Том I - Елена Блаватская

Несознательно возникшая магнетическая эманация непременно будет преодолена более сильной эманацией, с которой ей случится столкнуться. Но когда разумная и мощная воля будет направлять слепую силу и сконцентрирует ее на данной точке, – более слабая эманация очень часто побеждает более сильную. Точно такое же влияние имеет человеческая воля на Акашу.

Однажды, в Бенгалии, мы явились свидетелями проявления силы воли, которое проливало свет на очень интересную фазу этого предмета. Адепт магии сделал несколько пассов над куском обычного олова, внутренней стороны крышки блюда, которая оказалась поблизости, пока он внимательно устремлял свой взор на нее, он, казалось, хватал пригоршнями невесомый неуловимый флюид и бросал его на поверхность крышки. Когда олово подставили под полный свет приблизительно в течение шести секунд, блестящая поверхность покрылась как бы пленкой. Потом на этой поверхности стали появляться пятна более темного оттенка, и когда приблизительно через три минуты крышку передали обратно нам, мы обнаружили на ней отпечатанную картину или, вернее, фотографию пейзажа, который простирался перед нами; все было точно, как в самой природе, и каждая краска совершенна. Картина удержалась на этой поверхности около сорока восьми часов и затем медленно поблекнув, исчезла.

Этот феномен легко объяснить. Воля адепта сконденсировала на поверхности олова пленку акаши, которая превратила ее на время в светочувствительную фотопластинку. Остальное сделал свет.

Такое проявление могущества воли, дающее объективные физические результаты, как вышеприведенное, подготовит изучающего к пониманию эффективности лечения болезней посредством контакта больного с неодушевленным предметом, насыщенным желаемым свойством. Когда мы видим, как такой психолог, как Модсли [322], без возражений приводит примеры нескольких чудесных исцелений, осуществленных отцом Сведенборга – исцелений, которые не отличаются от сотен других исцелений, осуществленных другими «фанатиками» – как он называет их – магами и природными целителями, не делая притом попыток объяснить их факты и унижаясь до насмехательства над силою их веры, не задавая себе вопроса, не скрывается ли секрет совершаемых ими исцелений в той власти над оккультными силами, какую дает такая несломимая вера, – мы печалимся, почему в наше время так много учености и так мало философии.

Честное слово, мы не видим чтобы современный химик хоть сколько-нибудь менее являлся магом, чем древний теург или философ герметизма, за исключением лишь того, что последний, признавая двойственность природы, имел перед собою поле исследования в два раза больше, чем современный химик. Древние оживляли статуи, и герметисты вызывали из элементов образы саламандр-гномов, ундин и сильфов, которых они не сотворяли, а просто делали видимыми посредством того, что держали открытыми двери природы, чтобы духи элементов при благоприятных условиях могли выступить и стать видимыми. Химик приводит в соприкосновение два элемента, содержащиеся в атмосфере и, развивая скрытую силу родства, создает новое тело – воду. В шаровидных и прозрачных жемчужинах, родившихся от этого союза, появляются зародыши органической жизни, и в межмолекулярных щелях ютится тепло, электричество и свет точно так же, как они это делают в человеческом теле. Откуда берется эта жизнь в капле воды, только что родившейся из союза двух газов? Подвергся ли кислород и водород преображению, которое стерло, уничтожило их качества одновременно с уничтожением формы? Вот ответ современной науки:

«Существуют ли кислород и водород как таковые в воде, или же они производятся посредством какой-то неизвестной и непонятной еще трансформации – это вопрос, о котором можно спорить, но о нем у нас нет никаких данных» [156].

Ничего не зная о такой простой вещи, как молекулярный состав воды, или о более глубокой, то есть о появлении жизни в ней, не лучше ли было бы для мистера Модсли, чтобы он явил пример собственного своего принципа и «сохранил молчаливое осознание своей невежественности до тех пор, пока не прольется свет»? [323, с. 266]

Утверждения друзей эзотерической науки, что Парацельс химическими средствами создал гомункула из некоторых соединений, пока еще неизвестных точной науке, разумеется, были отнесены в склад разбитых обманов. Зачем же с ними так поступать? Если гомункул не был сделан Парацельсом, то гомункулы создавались другими адептами и притом менее тысячи лет тому назад. В сущности, они создавались в точности по тому же самому принципу, по которому физики и химики вызывают к жизни своих анималкула. Несколько лет тому назад некий английский джентльмен Эндрю Кросс из Сомерсетшира создавал акари следующим образом: черный кремень нагревался докрасна и измельчался в порошок, смешивался с карбонатом поташа и подвергался сильному нагреванию в течение 15 минут, смесь высыпали в графитовый тигель, ставили в продуваемый горн; смесь, пока теплая, доводилась до состояния порошка и смешивалась с кипящей водой; ее кипятили несколько минут и затем до перенасыщения добавляли хлористоводородную кислоту. Затем подвергали воздействию гальванического тока в течение двадцати шести дней, после чего показывалось совершенное насекомое вида акари, а в течение недели их появлялось больше сотни. Этот эксперимент был повторен и с другими химическими жидкостями с подобными же результатами. Некий мистер Уикс создал акари в железоцианистом калии.

Тогда это открытие вызвало большое возбуждение. Мистер Кросс был обвинен в отсутствии набожности в попытках на творение. Он ответил отрицанием этого, говоря, что творить, по его мнению, означало образовать что-то из ничего.[327]

Другой джентльмен, которого некоторые считали человеком большой учености, неоднократно говорил нам, что он находится накануне того, что докажет, что даже из неоплодотворенных яиц могут быть высижены цыплята, если через эти яйца пропускать отрицательный электрический ток.

Мандрейки (дадим, или любовный плод), отысканный в поле Рувимом, сыном Якова, были мандрагоры каббалистов, несмотря на все отрицания; и относящиеся к ним стихи относятся к самым грубым по своему эзотерическому значению во всем этом труде, Мандрейк – растение, грубо напоминающее по форме человека с головой, двумя руками и двумя ногами, образующими корни. Суеверие, что при вытаскивании из земли оно кричит человеческим голосом, не совсем лишено основания. Оно, в самом деле, издает нечто похожее на писк вследствие смолистой субстанции его корней, которые довольно трудно вытаскивать из земли. И это растение обладает не только одним сокровенным свойством, а более, которое совершенно неизвестно ботаникам.

Читатель, который хотел бы получить ясную идею о смещении и замене сил и подобиями между жизненным принципом растений, животных и человеческими существами, может с пользой прочитать статью о корреляции нервных и ментальных сил, написанную профессором Александром Бейном из Абердинского Университета. Кажется, что мандрагора занимает на земле как раз ту точку, где соприкасаются растительное и животное царства, точно так же, как зоофиты и полипы это делают в море. И в том и в другом случае граница между ними настолько нечеткая, что почти невозможно установить, где кончается одно и где начинается другое. Может казаться невероятным, что могут быть гомункулы, но осмелится ли какой-либо естествоиспытатель, ввиду недавнего расширения науки, сказать, что это невозможно?

«Кто», – спрашивает Бейн, – «может ставить пределы возможностям существования?»

Необъясненных тайн в природе много, и те, которые предположительно считаются объясненными, едва ли можно назвать абсолютно ясными. Нет ни одного растения, ни минерала, который до конца раскрыл свои свойства науке. Что знают естествоиспытатели о сокровенной природе растительного и минерального царств? Как могут быть они уверены, что на каждое открытое ими свойство не может быть многих других сил, сокрытых во внутренней природе растения или камня? И что они только ждут, чтобы их поставить в соотношение с какими-то другими растениями, минералами и силами природы, чтобы проявить себя в том виде, который называют «сверхъестественным образом». Где бы Плиний, естествоиспытатель, Элиан, и даже Диодор, который с таким похвальным усердием стремился выпутывать историческую правду из мешанины преувеличений и басен, где бы они ни приписывали какому-либо растению или минералу оккультные свойства, неизвестные нашим ботаникам и физикам, их утверждения откладывались в сторону без дальнейших церемоний, как абсурдные, и о них больше не упоминалось.