Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

Пока я был тут в сопровождении Лу, я решил нанести урон и прочим врагам, но задерживаться не стоило. Так что наполнив посох силой еще раз, я просто взмахнул им перед собой – распространяя волну ментальной магии по ничто.

Ближайшие к нам души лопнули, точно так же, как и душа мага, а в целом волна убила или на какое‑то время лишила разума не менее тридцати солдат. Этого должно быть достаточно, чтобы безопасно вытащить короля с поля боя и перегруппироваться перед очередной атакой гонгорского десанта.

Я ощутил, как Лу увлекает меня назад, в чертоги, и не стал противиться богине. Чувствовал, как она беспокоится о том, что я опять потеряю над собой контроль и начну рвать и крушить души врагов, как это уже было в Пите. Но мой разум оставался чистым и холодным – руна Софа все еще пылала на моем оружии.

Бой затянулся до самого вечера. И если на стене мы сумели отбросить гонгорскую армию, которая с наступлением сумерек откатилась от Миллера для того, чтобы встать лагерем и зализать полученные раны, то сопротивление в порте продолжалось. Десант плотно окопался в квартале мастеровых, и сейчас армия Кая Фотена оказалась зажата между молотом и наковальней, попав в ту же ситуацию, в которой был десант гонгорцев еще днем – мы не могли эффективно реализовать численное преимущество, не увязнув при этом в боях по всему Миллеру. Поэтому пришлось перейти к тактике позиционной войны.

Орвист выжил. Мы встретили виконта в расположении гвардии, хоть ему и досталось. Левая рука гвардейца была сейчас на перевязи, и мне наконец‑то пригодился мой кувшинчик со спиртом, который я бережно таскал за собой все это время: мы качественно обработали порез и я заверил товарища, что заражение начаться не должно. Ну, только если зараза не проникла слишком глубоко.

Но все должно было обойтись. За месяцы знакомства со мной виконт кое‑чему научился, так что рана была промыта кипяченой водой, а наложенные повязки были настолько чисты, насколько это было возможно. Обработку тканей спиртом, что, само собой, привело к химическому ожогу, гвардеец тоже перенес стоически: все же это было не так больно, как если бы пришлось прижигать железом.

А вот Кай в сознание к вечеру так и не пришел и я реально опасался, что молодого короля приложило настолько сильно, что у него началось кровоизлияние в мозг. Все же ударило его знатно, а потом еще и бросило взрывной волной на камень улицы.

Нервничала и вся гвардия, как и аристократы, которые знали реальное положение дел.

Если бы к утру Кай Фотен не пришел в себя, в рядах солдат могли бы начаться ненужные разговоры о том, что война проиграна и вообще, лучше сдаться на милость победителя. Но обошлось – уже на рассвете король пришел в себя и сразу же начал командовать из положения лежа, хотя, по его же словам, голова разрывалась от боли. Я мог его понять.

На небольшом военном совете, который проводил в присутствии короля наш командующий – герцог Вертес, было принято непростое решение – бросить больше сил на борьбу с десантом, который сейчас дышал нам в спину. Бой на стене показал, что мы способны выдержать попытки штурма даже неполными силами, которые отводились раньше под это дело, а вот избавиться от постоянно нависающей угрозы с тыла было необходимо. Выбьем десант – выиграем и в битве.

Потери армии Фотена составляли почти восемь тысяч человек – не вернулся из вчерашних боев практически каждый четвертый. Гонгорцы же оставили под стенами города и в доках примерно в полтора раза больше людей. Но нам это помогало слабо.

Решающее сражение на пепелище доков было решено дать сегодня же. Для этого был сформирован ударный отряд в три тысячи мечей, который улицами должен пройти в сторону берега и, прижав гонгорцев к кромке воды, вынудить тех отступить на шлюпках обратно на корабли либо же утопить солдат противника в крови. Тем более, если ударная группа сумеет быстро прорваться через торговые кварталы, им на помощь сможет прийти резерв, который сейчас стоял на случай прорыва крепостной стены.

План был амбициозный и дерзкий, но иного выхода никто не видел. Война на два фронта нас погубит.

Мы с Лу опять присоединились к гвардии, которая перешла под командование герцога Вертеса: командующий решил лично вести людей на этот прорыв, как когда‑то поступил и в Пите. На стене он ничего не решал, техника обороны была отработана еще вчера, так что герцог мог сместить свой фокус внимания на более важное направление.

Сейчас в наших отношениях все как‑то встало с ног на голову. Если раньше я следовал за богиней в своем путешествии и миссии, то теперь она стала моей верной спутницей. Не знаю, что изменилось, но даже с поднятыми ментальными барьерами я чувствовал ее сейчас лучше, чем когда‑либо. Я знал, что она прикроет меня и всегда вовремя приходил Лу на помощь, если на нее наседало несколько вражеских солдат. Сейчас богиня, запертая в теле хрупкой девушки, сама уподобилась Воину и, вопреки своей пацифистской миссии как божества, сражалась ожесточенно и остервенело. Потому что мира и покоя можно было добиться только кровью и железом.

Иногда наши взгляды пересекались, и я наконец‑то понял, что после этого сражения, после всей этой крови и грязи, через которую нам пришлось пройти за последний год с лишним, я все же найду себе силы поговорить с ней. Хотя бы поговорить. Потому что слишком мимолетна была жизнь в этом полном опасности и смерти мире, тем более, возможно, нам осталось всего несколько лет.

Прорыв к остаткам доков и береговой линии занял у нас несколько часов. Мы без устали прорывались и рубили, разбирали баррикады и двигались, двигались вперед, выдавливая гонгорцев с территории города. Несколько раз мне и Лу пришлось нырять в бездну, чтобы ликвидировать пару сильных магов и еще раз – выбить засевших на удобной крыше арбалетчиков, к которым было сложно подобраться, не оставив на улице кучу трупов. Но в целом, мы побеждали. Руки гудели от усталости, но горящая красным огнем руна Воина подгоняла вперед, заряжая силой не только меня, но и окружающих меня солдат. Как‑то незаметно я оказался на острие атаки и повел за собой людей, которые охотно следовали за воином, отмеченным милостью бога Войны.

Последнее сражение состоялось на берегу, среди обугленных остатков портовых зданий и черных столбов, которые остались на месте некогда крепких пристаней.

Гонгорцы сопротивлялись изо всех сил: укрепили берег, вели беглый обстрел из арбалетов, но все же мы выдавливали их в море, вынуждая грузиться на шлюпки и волнами отступать обратно, на корабли.

Бой уже почти окончился – мы победили, сумели отбить атаку десанта.

В этот момент мою грудь разорвало от боли. Не понимая, что происходит, я заглянул под куртку: из рваной раны на груди хлестала кровь, с каждым ударом сердца выдавливая из меня жизнь. В этот момент я увидел Лу, которая до этого сражалась рядом. Грудь богини пробил шальной арбалетный болт, выпущенный напоследок кем‑то из гонгорцев, так, вслепую, и сейчас Лу оседала на землю. В глазах девушки сквозило удивление и какая‑то детская обида: как так? После всего, через что мы прошли? Умереть здесь?

Не обращая внимания на свое смертельное ранение, я отбросил бесполезный сейчас посох в сторону, и из последних сил подхватил падающее тело богини. Вместе мы осели на землю, пропитанную кровью защитников порта и гонгорских солдат.

– Ну что же ты так, – я смотрел в затухающие глаза моей богини, понимая, что это наш с ней общий финал.

Лу не ответила – только захрипела. Изо рта девушки вытекала тонкая струйка крови, взгляд стекленел, знаменуя скорую кончину.

Вот так, бесславно, на моих руках сейчас умирала моя любовь, которой я так и не признался в своих чувствах. Хотя она и так обо всем знала. Лу дернулась в последний раз и затихла, свет ее фиолетовых глаз потух, а взгляд, направленный куда‑то за мое плечо, в небо, замер.

Мне тоже оставалось не так долго.

Я нежно провел пальцами по губам богини, стирая с них кровь, и коснулся их в нашем с ней первом и последнем поцелуе. Пусть и слишком поздно, но лучше хотя бы так, вместо всех тех слов, что я планировал ей сказать после битвы за Миллер.