Альманах «Мир приключений». 1969 г. - К. Домбровский

— Слушаюсь.

— Я думаю, он сам догадается направить в Аугсбург подразделение функабвера. Марта нужно унять.

Канарис наклонил голову, давая понять, что инструктаж закончен. Лахузен вышел. Вслед ему со стены корчил рожу черный японский дьявол.

Только через год Мессершмитт смог назначить новое испытание «Альбатроса».

Накануне Вайдеман зашел в ресторан «Хазе» и там встретил Пихта. Он выпил несколько рюмок и захмелел.

— Пожалуй, хватит, Альберт, — остановил его Пихт, — тебе ведь завтра лететь.

— Чепуха! «Альбатрос» взлетит у меня как стрекоза.

— Ну, тогда выпьем за то, чтобы ты завтра не сломал себе шею.

— Если признаться по совести, я все-таки боюсь этой машины, Пауль, — нахмурился Вайдеман и опустил голову. — Я не знаю, когда она начнет взбрыкивать. Я делал на ней подлеты[31]. Треску много, а сил нет.

Пихт подлил вина в рюмки.

— Это я виноват, что впутал тебя в эту историю.

— Брось... Это все же лучше, чем сейчас на фронте. Здесь мой враг мой же самолет. Я не знаю, в какой момент он подставит подножку.

Вайдеман уже опьянел и начинал повторяться. Вдруг Пихт заметил Гехорсмана, который решительно пробирался через толпу танцующих к их столику. Добравшись, наконец, до цели, он возмущенно засопел:

— Господа, завтра полеты, а вы... как последние скоты.

— Пошел вон, рыжий пес! — закричал Вайдеман.

— Как вас развезло! А ну вставайте!

Огромными руками, как клешнями, Гехорсман обхватил Вайдемана и потащил к выходу. Пихт отворил дверцу «фольксвагена». Гехорсман приложил ко лбу Вайдемана платок и вылил ему на голову остатки сельтерской. Вайдеман пьяно всхлипнул:

— Милый рыжий песик, ты всегда шел со мной рядом... Испания, Польша... Господи, я никогда не мог пожаловаться на мою машину. Я знал ее каждую косточку. Ты истинный немецкий мастер. Такие вот руки, — Вайдеман попытался схватить руку Гехорсмана, — всегда умели держать молот и винтовку... Дай я тебя поцелую, рыженькая моя собачка...

— Хватит лизаться, я не девка, а отец семерых детей, — легонько отталкивая Вайдемана, ворчал Гехорсман.

— А где они?

— На русском фронте.

— Дай мне еще выпить за твоих солдат, Карл.

— Э, нет. Я провожусь с вами всю ночь, но к утру сделаю трезвыми, как стеклышко.

...День 18 июля выдался на редкость солнечным. Проводить испытания приехал из Аугсбурга сам Мессершмитт.

Все было проверено и перепроверено, но инженеры и механики не могли уйти от самолета по той причине, что вложили в истребитель слишком много своего труда. Зандлер решил для испытаний выделить самолет наблюдения, обычный «мессершмитт». Сопровождать Вайдемана вызвался Пихт.

Мессершмитт оглядел пилотов с явным удовольствием:

— Как вам нравится работать у меня, господа?

— Благодарим, господин конструктор, — ответил Вайдеман.

— Вы, Вайдеман, по расчетам, очевидно, взлетите вот здесь. — Мессершмитт топнул ногой по бетонке. — По расчетам... Но, к несчастью, иногда бывает, что и мы, конструкторы, ошибаемся. Надеюсь, прошлой ошибки не повторится. Ребятишки Юнкерса сделали, кажется, неплохой мотор... Можете готовиться к полету.

— «К несчастью», «кажется», — проворчал Пихт, когда они с Вайдеманом отошли. — Не завидую тебе, Альберт. Когда-нибудь мне придется раскошеливаться на цветы к гробу лучшего друга...

— Прекрати! — оборвал Вайдеман, кривясь от головной боли. — Что-то я все хуже и хуже стал тебя понимать.

Пихт и сам почувствовал, что сказал не то.

— Нервы, наверное, сдают. Гибнут люди — сначала Удет, потом Мельдерс, потом...

— Прошу: давай перед этим полетом не будем говорить о смерти. Я ее, курносую ведьму, сам боюсь... Ну, рыжий дьявол, снаряжай! — крикнул, стараясь казаться беспечным, Вайдеман.

Карл Гехорсман помог ему надеть парашют и взобраться на крыло. Вайдеман с облегчением опустился на сиденье и осмотрел кабину. Все в порядке. На привычных местах замерли знакомые стрелки. Они оживут, когда загрохочут моторы. Впереди, сквозь прямоугольник броневого стекла, была хорошо видна бетонная полоса.

Вайдеман покосился на узкие, уходящие назад крылья. Далеко вперед из-под них высовывались круглые, сигарообразные двигатели. «Черт знает, что можно ждать от вас!» — подумал Вайдеман и устало провел рукой по лицу.

Сухо щелкнул переключатель рации.

— Я «Альбатрос», к полету готов, — пробубнил Вайдеман.

— Хорошо, «Альбатрос». Вы пристегнули ремни?

Необычная забота Мессершмитта в первое мгновение озадачила Вайдемана. «Покойнику всегда говорят ласковое». Он дотронулся до плеча и с удивлением обнаружил, что забыл застегнуть привязные ремни. Вайдеман торопливо нашел их, стянул концы. С лязгом металлические кольца вошли в гнезда и зацепились за зубья.

— Готов! — еще раз проговорил Вайдеман.

Гехорсман опустил фонарь и помахал пилоту,

Шум запущенных двигателей показался Вайдеману более глухим. Но тяга увеличивалась. «Альбатрос» качнулся на носовое колесо. «Придется брать ручку больше на себя», — подумал Вайдеман.

— Прошу взлет! — крикнул он.

— Взлет! — донеслось из наушников.

Турбины сорвались на вой. Самолет начал разбег. Вайдеман одним глазом покосился на указатель скорости. Стрелка уже перевалила за 150 километров в час. По расчетам, сейчас самолет должен оторваться от земли. Но по тому, как тяжело он приседал и выпрямлялся на швах бетонных плит, Вайдеман понял, что «Альбатрос» и на этот раз не взлетит. Он энергично потянул ручку на себя, стараясь увеличить угол атаки крыльев. Машина приподнялась, словно собираясь выстрелить в воздух. Поздно! Скоро конец полосы. Вайдеман рывком убрал тягу подачи топлива и нажал на тормоз основных шасси. Только сейчас он поблагодарил Мессершмитта за напоминание о привязных ремнях. Его бросило на приборную доску, ремни с хрустом впились в плечи...

К самолету, как всегда, первым подбежал Гехорсман. Он привычно выдернул Вайдемана из кабины и бережно опустил на землю.

— Вы ударились? Вам нехорошо? — пробормотал он. — Не нужно было пить вчера.

Вайдеман вдруг поднял на него налитые кровью глаза и с неожиданной силой ударил кованым ботинком по колену Гехорсмана. Старик скривился от острой боли. Его замызганная пилотка свалилась, болезненно вздрогнула рыжая с сединой голова. Карл медленно выпрямился. Удар показался ему таким несправедливым, что по глубоким, черным морщинам потекли слезы.

— За что? — прошептал побелевший Гехорсман.

Вайдеман отвернулся.

Подъехала машина Мессершмитта. Конструктор спрыгнул с подножки и подбежал к испытателю.

— Что случилось, капитан?

— Я не набрал нужной скорости. Машину все время тянуло на нос. Она не слушалась рулей.

— Понятно. — Мессершмитт выпрямился и посмотрел на Зандлера, который уже успел подъехать на санитарной машине.

— Что скажете вы, профессор?

— По-видимому, для самолета с носовым шасси мала взлетная площадка...

— Правильно. Но мне нужен солдатский самолет — простой в управлении и обслуживании, умеющий взлетать с самых малых фронтовых аэродромов.

— Необходимо сделать кое-какие расчеты.

— Делайте, профессор! Думайте, впрягайте своих инженеров, только быстрей, быстрей!

Мессершмитт сел в свою машину и пригласил Зандлера.

— И еще одно обстоятельство, — проговорил он, когда «мерседес» набрал ход. — Подумайте о замене Вайдемана. Психологическая травма... Вы знаете, что это такое, Иоганн?

— Весьма относительно.

— Это самое страшное для испытателя. Вайдеман дважды попадал в аварию. Дальше он будет бояться своей машины, потому что испугался ее еще до начала полета. Одиннадцатого августа я проведу еще один полет и назначу пилотом своего испытателя Франке.

У Эриха Хайдте уже давно зажила нога, но на людях он ходил, по совету Перро, тяжело опираясь на трость. По мере того как все глубже и глубже уводил его лес, он ускорял шаги. В том месте, где автострада описывала дугу, неподалеку от пивной «Добрый уют», на опушке рос старый дуб. Если тщательно обследовать потрескавшуюся, пепельно-серую кору, то опытный глаз заметил бы крохотную шляпку ржавого гвоздя. Стоит потянуть ее ногтем, и кусок коры отделится от ствола, открыв дупло.

Лес посветлел. Скоро будет опушка. Эрих огляделся и пошел медленней. По автостраде с шумом проносились машины, но здесь было тихо. Тяжелый, нагретый солнцем лес, приглаженный и вычищенный от листьев, безмолвствовал. Эрих опустил руку в дупло и извлек маленькую пластмассовую коробочку, обклеенную красной лентой. Между концами ленты оставался зазор. Эрих приложил спичку. Зазор скрылся. Значит, никто посторонний коробку не брал. Он натянул резиновые перчатки, которыми пользовался, проявляя снимки, и снял крышку. Записка была предельно краткой: «Сообщите Перро для Центра: «Испытания 11.08. Март».