Слёзы Шороша - Братья Бри

Дэниел сложил его вдвое, как когда-то делал Дэниел, что смотрит на него с фотографии, и засунул в карман джинсов. «Визитка Кохана. Вы-то мне сейчас и нужны, Джоб Кохан. Вы-то мне и ответите, кто я».

Он сел за компьютер, включил его. «Такое чувство, как будто ничего не случилось, – подумал он… и заплакал… – Но Лэоэли жива и вернулась в Дорлиф. Конечно, вернулась, и это главное. Если бы ты знала, как мне хочется видеть тебя. Ты не можешь думать об этом сейчас, потому что я умер, и для тебя меня нет и никогда не будет. Но я всё равно увижу тебя и буду смотреть и смотреть. И буду счастлив. И буду желать тебе счастья. И просить об этом Бога».

Он завёл себе новый почтовый ящик и написал: «Здравствуйте. Господин Кохан, мне посоветовал обратиться к вам Дэниел Бертроудж. Вы, возможно, знаете, что он погиб. Мне необходимо попасть к вам на приём. Как можно скорее. Это касается и Дэниела. С уважением, Мартин Гарбер».

Через десять минут пришёл ответ: «Считаю это последней просьбой Дэниела, поэтому приму вас. Будьте завтра в 10».

…Бессонная ночь была позади. Улица… её словно не было вовсе. Дверь…

– Здравствуйте. Я Мартин Гарбер.

– Что у вас с глазом, юноша? Пожалуйста, садитесь в кресло и рассказывайте, – отрывисто проговорил Кохан.

И Дэниелу сразу стало хорошо: этот голос, этот взгляд, этот кабинет из прошлой жизни, наполненный энергией этого огненного человека, которая проникала в душу и заряжала её.

– Я родился таким. Молния убила мою мать за несколько минут до моего появления на свет, – не смутившись, ответил Дэниел.

– Вы писали, что Дэниел Бертроудж причастен к вашему визиту.

– Да, это так. Если бы не он, я бы не пришёл.

– Сколько вам, семнадцать?.. восемнадцать?

– Семнадцать.

– Прежде никогда не посещали психиатра?

– Нет.

– Очень хорошо. У меня такое чувство, что ваша сегодняшняя проблема не в глазе. Слушаю вас.

– Доктор, я скажу без предисловия. Я пришёл с конкретной просьбой и очень прошу вас не отказывать мне. Введите меня в гипнотический сон, как проделали это с Дэниелом. Цель одна – узнать, кто я.

– Ни больше ни меньше. Бойкое начало. Давайте прежде побеседуем и выясним, что вы уже знаете о себе. Вы же знаете, не так ли?

– Кое-что. Но для меня очень важно не то, что я знаю о себе, не факты… не факты из моей жизни, а то главное, что нельзя увидеть глазами и нельзя выяснить из биографии. И я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос (кто я?), не опираясь на мою болтовню о себе. Доктор, вы поймёте, о чём я говорю, если…

– Очень хорошо. Принимаю ваши условия игры… если хотите, ваш вызов. Прочитайте и поставьте свою подпись.

Дэниел, не читая, заполнил форму и расписался внизу… и тут же зачеркнул и заштриховал подпись.

– Что вы делаете… Мартин? Что вас не устраивает?

– Я… неправильно написал.

– Возьмите ещё.

…Дэниел погрузился в знакомое кресло. В лиловом полумраке в воздухе перед ним повисла бирюзовая змейка. Он невольно улыбнулся.

– Мартин, сосредоточьте своё внимание на змейке и на моих словах…

Прошло около получаса.

– Дэниел… Дэниел, возвращайтесь. (Дэниел открыл глаза.) Это вы хотели от меня услышать? Мартин или Дэниел?

– Ищите начало, не так ли, доктор? Я пришёл к вам за этим.

– Отвечаю безо всяких экивоков: Дэниел и ещё раз Дэниел. Будь я учителем физкультуры, я бы сказал «Мартин». А коли я Джоб Кохан, а вы Дэниел, пойдёмте кофе пить.

Оба, как и в первый раз, получили из рук помощницы доктора по чашечке кофе. Под конец этой восстановительной процедуры, кофепития, Кохан спросил Дэниела:

– Что же вы не позвонили мне? Ведь вы всё вспомнили, не так ли?

– Вы узнали во время сеанса? – спросил Дэниел, и в этом было лишь безотчётное любопытство.

– В своих, так сказать, поползновениях на выуживание информации, в том числе интимного характера, я не выхожу за рамки заданной темы. Это, молодой человек, – этика, – быстро, словно боясь опоздать, проговорил Кохан слова, которые выбрала его обида.

– Извините, доктор, я не думал…

– Это и оправдывает вас, – перебил Кохан.

– Я должен сказать, что не позвонил вам, поскольку началом, которое вы посоветовали мне искать, оказалось то, о чём я не имею права никому говорить.

– Корпоративная этика, – сказал примиренческим тоном Кохан, – ничего не поделаешь. Очень хорошо. Ну что ж, кофе допит – вернёмся к нашим баранам. В Африке, в Южно-Африканской Республике, практикует мой давнишний друг. Мы с ним переписываемся, точнее будет сказать, он мне пишет, а я почти не отвечаю. За девять лет работы там он столкнулся с двумя случаями реинкарнации, очень похожими друг на друга. Остановка сердца, клиническая смерть. Проходит около четверти часа (во втором случае больше двадцати минут). Функции мозга утрачены. Вот вам момент истины: одна жизнь фактически оборвалась, у другой, угасающей, появляется шанс заполучить донорское сердце. Не тут-то было. Медики продолжают реанимировать: родственник стоит за спиной и требует. Сердце внезапно начинает качать (такое случается). Поразительно другое: включается головной мозг, и это безошибочно фиксируют приборы. Медики в шоке… как сегодня я из-за вас. Хотя нам это не полагается по определению… Через какое-то время это ожившее, так сказать, тело является к моему другу и заявляет, что оно чужое. И в результате выясняется, что так оно и есть. Прелюбопытная деталь: в обоих случаях душа белого человека вселилась в тело чернокожего… Знать бы, Дэниел, для чего я это вам говорю. Вероятно, потому что не знаю, что сказать по существу.

– Доктор, как вы думаете, могу ли я открыться.

– Упаси вас Господь! – воскликнул Кохан. – Залезете в такое дерьмо, из которого потом не выберетесь. Скажите-ка мне… вы как Мартин Гарбер устроены в жизни? Средства, перспективы?

– С этим проблем нет.

– Очень хорошо. Глаз? Плюньте. Не хотят смотреть, пусть не смотрят. Мартину семнадцать. Он умный. Дайте ему окунуться с головой в учёбу. Но ни в коем случае не открываться: одни сочтут вас шизофреником, другие – лгунишкой с придурью, и, могу гарантировать, все, как один, отвернутся от вас и будут презирать. Человеку, как и любой живой твари, свойственно отвергать альбиносов. А родственники ваши, то есть Дэниела, всю жизнь будут косо смотреть на вас, потому как такой Дэниел в их мозгах не запечатлён. Вы хотите этого?

– Я понял, доктор. Спасибо! Не буду больше отнимать у вас время, – сказал Дэниел и поднялся с кресла.

– Дэниел, у меня к вам большая просьба. Вы позволите мне написать о вашем случае моему «африканцу»?

– Да, конечно, – не раздумывая, ответил тот.

– Всегда к вашим услугам, – сказал Кохан и протянул ему руку. – Всего хорошего.

Поздним вечером Сэмюель поджидал племянника на террасе и, вопреки закалке характера, не просто волновался, а был как на иголках. И, как только услыхал шаги, донёсшиеся со стороны неподвижных стволов, среди которых пролегала дорожка от шоссе к дому лесника, сорвался с места навстречу шагам… Дэниел сразу заметил, что в его устремлении, кроме неутолённого радушия, было ещё что-то… что-то не усидевшее на месте, неотложное. И он угадал.

– Привет! Как ты, сынок? Задержался что-то.

– Всё нормально, дядя Сэмюель. А у тебя?

– У нас гость, – вполголоса сказал тот. – Говорит, друг нашего Дэна. Побывал на кладбище, на его могиле.

– Мэтью?! – вырвалось у Дэниела.

– Ты его знаешь? – обрадовался Сэмюель.

– Дэн как-то упоминал.

– А-а. Он хотел какие-то глобусы забрать. Сослался на Маргарет. Знаешь её?

– Да, это бабушка Дэниела. Я гостил с ним у неё.

– Я-то ваших дел не знаю. Какие глобусы? Какая Маргарет? Сказал ему, чтобы тебя дождался. Сейчас он в комнате Дэна. Тетрадь ищет… видно, ту самую, что на столе у него лежала. Ты не серчай на него: парень вроде неплохой. Ну, беги к нему.

Последнее замечание было кстати: Дэниел сгорал от нетерпения увидеть Мэтью…

Он открыл дверь в комнату и сказал, демонстрируя дневник Дэнби Буштунца:

– Ты, случайно, не это ищешь, Мэтью?

– Уже нашёл. Давай сюда.

Дэниел отдал ему тетрадь.

– Ты Мартин?

– Он самый. Я в курсе ваших дел, – сказал Дэниел и кивнул на тетрадь, на лице его изобразилась весёлость (он испытывал в эти мгновения прилив радости и словно забыл о том, что Мэтью изводит боль потери друга, что он для него вовсе не Дэниел, а Мартин, чужой человек, который может лишь раздражать его тем, что подвернулся Дэниелу на его пути). – Дэн рассказал мне… о Дорлифе, о Слезе, о Слове.

– По некоторым признакам вижу, что это так. Мне бы ещё глобусы заполучить, и я пойду, засиделся тут у вас, – проговорил Мэтью, плохо скрывая чувства.