АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Так пастухи же, ты чем думаешь, посади тебя в седло…

— Вы заткнётесь?! — рявкнул Крис.

— А ты не командуй!

— Парень, а как, управлять можешь?

— А тебе это нужно?

— Он по смене заскучал.

— Иди ты…

— Эй, парень!

— Чего тебе? — Эркин взглядом спросил у Аристова разрешения и сел, обхватив полусогнутые колени руками.

— Ты как, с бабой можешь?

— Могу, — кивнул Эркин.

И опять наступила тишина.

— Давай по порядку, — сказал Крис.

На этот раз его поддержали.

— Доктор Юра, сначала вы давайте.

— Когда ты горел? — мягко спросил Аристов.

— В двадцать лет, сэр.

— А уцелел как? — влез Андрей.

Его с нескольких сторон щёлкнули по затылку и в макушку. Эркин улыбнулся.

— Да меня спьяну вместо отработочного купили. Ну, индеец и индеец. Обломали, не глядя, и в скотники сунули. Вот я там и отпахал до Свободы.

— Ух ты-и! — потрясённо выдохнул хор.

— И что? — Крис стоял, опершись на спинку кровати, вцепившись в неё так, что побелела натянувшаяся на костяшках кожа. — Никто не заметил?

— Чего? Что я спальник? — Эркин невесело усмехнулся. — Нет, хозяйка меня, когда после ломки предъявили, так она сразу углядела, да толку-то… Я уж не годился ни к чёрту, — он запнулся, свёл брови, но тут же тряхнул головой. — Там такое… устройство было, ну и ещё… словом, мне отдавили всё, расплющили.

Кто-то присвистнул.

— Но это же… нечеловеческая боль, — медленно сказал Аристов.

Эркин кивнул.

— Ног не мог свести, враскорячку ходил. А потом загорелся когда, так, — он усмехнулся, — не сразу даже понял, что горю. Думал, что ещё от того дёргает.

— Долго горел?

— Не знаю. Днём на скотной пахал, ночью… Ну, сами знаете, как оно, не в себе от боли был. А потом… Всё равно стало, будто это не я, а кто-то.

— "Чёрный туман", — кивнул Эд.

Эркин удивлённо посмотрел на него и улыбнулся.

— Да, точно, "чёрный туман" и есть. Купили меня, вроде снег лежал, а очнулся вдруг — и листву вижу, крепкую уже.

— По-нят-но.

— Ну, а дальше чего?

— А ничего. Свободу объявили, я ушёл. Ну, ходил, искал себе… работу, жильё…

— И что?

— И нашёл, — угрюмо ответил Эркин, глядя на свои руки, и тут же вскинул голову. — Всё нашёл. Дом, жену, брата, дочь, работу… Всё у меня было. И нет ничего, — и поглядел на Аристова. — Сэр, я могу одеться?

— Да, конечно, — кивнул Аристов, и сразу, передавая из рук в руки, Эркину дали его одежду. — Одевайся. Пообедаешь сейчас, — Аристов поглядел на часы, — и ещё поговорим, если хочешь.

— Мне что, — пожал плечами Эркин, натягивая трусы и берясь за джинсы. — Не мне решать.

— Тесно здесь, — сказал Эд, спиной отодвигая стоявших сзади. — Пошли в холл. Там и поешь.

— Да ну, — возразило сразу несколько голосов. — Перекрывать намучаемся… Давай здесь… Сейчас принесут… Поместимся… Поешь сейчас… А мы…

— А мы чаю попьём, — тряхнул головой Крис.

Гомоня, шутливо толкаясь, парни повалили из комнаты, Эркин намотал портянки, обулся и встал, надевая рубашку. Встал и Аристов.

— Выговорись, — тихо сказал. — Легче будет.

— Я знаю, сэр, — кивнул Эркин.

— Не бойсь, — сказал Крис. — Всё здесь останется.

В комнату натащили стульев и чашек. Из кухни принесли опять тарелки. Эркин невольно рассмеялся.

— А влезет в меня?

— Давай, наворачивай, — радостно заржали в ответ. — Эх, не сообразили, сразу чайники поставить… Парни, дуйте на кухню, попросите там… Чья смена сегодня?… Этот, ну, мордатый?… Андрей, бери двоих и валяйте… Доктор Юра, чаю… А мы кофе… Ну и дуйте… Андрей, слышишь…

И снова Эркин вздрогнул, услышав это имя, но вокруг если и заметили, то вида не подали. Шутками, ссорами из-за стульев и чашек, они отводили его от той горечи, что услышали. И разговор шёл беспорядочно, обрывками, бросками, но, в конце концов, возвращался всё к тому же.

— С весны там, значит?

— В Джексонвилле? Да.

— И работал кем?

— Грузчиком на станции. Ну, и мужская подёнка.

— Это что?

— Ну, дрова поколоть, забор поставить, ещё там по мелочи.

— А! Понятно.

— Брат плотничал здорово, и я при нём…

— А брат-то откуда?

— Заткнись, брат он брат и есть.

— Мы напарниками были, а потом, в Бифпите уже, братьями записались, — Эркин вздохнул.

— Туда-то как занесло? — отвёл его сразу на другое Арчи.

— Нанялись на лето бычков пасти, — Эркин вытер хлебом тарелку из-под салата и придвинул суп. Он держал себя, но, сняв верхнюю тарелку, увидел тёмно-красный борщ с плавающим куском мяса и белым кружком сметаны, отложил ложку и закрыл лицо ладонями.

Парни недоумевающе переглядывались.

— Ты… ты чего это? — неуверенно спросил Люк, и зазвучали встревоженные удивлённые голоса.

— Это борщ…

— Он вкусный, парень, ты чего?

— Русский суп.

— Знаю, — глухо ответил Эркин, не убирая ладоней. — Знаю, — и рывком бросил их на стол, заговорил, ни на кого не глядя. — Андрей тогда пришёл к нам, Женя тоже борщ сварила. Один раз только мы вот так, всей семьёй, посидели… Я виноват, сам Андрея послал, я думал: он пройдёт, заберёт Женю и Алису, уведёт в Цветной, а он… Алису спас, на себя отвлёк. Женю… тоже из-за меня. Не было бы меня, может, и обошлось бы. Убили их. Не прощу. Встречу, я думаю, встречу, кто Андрея жёг, меня Алиса спрашивает, они его бензином облили и подожгли, так Алиса мне, что он кричал, а они смеялись, спрашивает, чего они смеялись, она ж… ей пять лет всего, что я ей скажу? Встречу этих… За Андрея, за Женю зубами рвать буду, расстреляют если, так я их там дождусь, мертвяком к ним приду, жить не буду, не уйдут, найду их, узнаю… — он задохнулся, закрыл глаза и так посидел, зажмурившись, потом открыл глаза, взял ложку и стал быстро, явно не чувствуя вкуса, есть.

— А чего у него, ну, брата твоего, имя русское? — после недолгого, но тяжёлого молчания спросил Андрей.

Эркин нашёл его взглядом.

— А так, он русский.

— Как русский?

— Беляк?!

— Беляка в братья взял?! Охренел?

Эркин в ответ выругался так, что парни только головами закрутили.

— Ого!

— Вот это загнул!

— Ты это где так навострился?

— Мало?! — Эркин обвёл их бешеным взглядом. — Он мой брат. И Женя, жена моя, русская. Поняли? Вы…!

— Твой брат из угнанных? — тихо спросил Аристов.

Но Эркин услышал его за гомоном и ответил:

— Нет, сэр. Он лагерник.

— Что?! Не может быть! — вырвалось у Аристова.

— А что, сэр? Почему не может? — Эркин тяжело, как после бега, дышал. — Я двадцать шестой год живу, это может быть?! Шесть лет скоро, как перегорел, это может?! — он хотел ещё что-то сказать, но заставил себя замолчать. — Ладно. Всё может быть. Всё, — оглядел сидевших и стоящих вокруг. — Чего вы все как под током задёргались. Ну, лагерник. И что?