Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

Положение дел в науке и образовании.

РУКОВОДСТВО ЧИСТКОЙ.

В этой сфере так называемая кадровая политика формировалась и направлялась посредством механизма, который схематически можно представить в виде следующей «цепочки»: Сталин — аппарат ЦК — руководство АН СССР и Министерства высшего образования СССР.

К перетряске интеллектуальной элиты власти приступили еще в период начала послевоенного идеологического «похолодания» в стране, после того как в 1946-м вышло постановление об Ахматовой и Зощенко. В последующие годы масштаб и интенсивность чистки в научных организациях все время нарастали, и каждый ее новый всплеск был вызван очередной инициированной Сталиным идеологической кампанией. Такие провоцирующие импульсы исходили из Кремля весной — летом 1947 года, когда были учреждены «суды чести» и появилось закрытое письмо ЦК по «делу профессоров Клюевой и Роскина», потом — в 1948-м: зимой (тогда поднялся шум вокруг музыкантов-формалистов) и в августе (был дан бой так называемым вейсманистам-морганистам); затем — в первые месяцы 1949-го, памятные развертыванием антикосмополитической кампании, ставшей кульминацией чистки; наконец, летом 1950-го, когда Сталин, занявшись на склоне лет, возможно по примеру Екатерины II[1257], вопросами языкознания, выступил за «свободу критики», «борьбу мнений» и против «аракчеевского режима» в науке[1258].

С самого начала кадровые пертурбации в науке носили скрытый антиеврейский характер. Особенно это было характерно для учреждений, проводивших изыскания, связанные с обеспечением обороноспособности страны. В октябре 1946 года, когда такие исследования в связи с началом холодной войны стали приоритетными и особо секретными, по поручению секретаря ЦК А.А. Кузнецова было проверено «состояние работы с кадрами» в девяти ведущих академических институтах — органической химии, физической химии, химической физики, физических проблем, физическом, механики, радиевом, Ленинградском физико-техническом, географическом. Выяснилось, что из 765 научных сотрудников этих институтов 208 имели еврейское происхождение, а из 110 заведующих лабораториями таковых было выявлено 30. Может быть, под впечатлением от таких результатов ЦК вскоре обследовал все научные учреждения, входившие в академическую систему, — 51 институт, 3 специальные лаборатории, Главный ботанический сад, Главную астрономическую обсерваторию, 6 филиалов АН СССР и 6 научных баз. Проверку на лояльность режиму прошли все работавшие в них 14577 научных сотрудников, в том числе 165 академиков, 271 член-корреспондент, 618 докторов и 1753 кандидата наук. В итоге 25 января 1947 г. на свет появилось постановление оргбюро ЦК «О подготовке, расстановке и использовании научных кадров в институтах АН СССР», в котором наряду с прочим отмечалось, что президиум академии допустил чрезмерное «засорение» евреями ряда своих подведомственных учреждений[1259].

В последующие месяцы для «исправления ненормальной кадровой ситуации» под надзором ЦК прошла так называемая аттестация руководящих сотрудников академических учреждений. Отчитываясь 3 января 1948 г. о ее результатах, академик-секретарь АН СССР Н.Г. Бруевич, среди прочего, сообщил секретарю ЦК А.А. Кузнецову:

«В национальном составе заведующих отделами, лабораториями и секторами произошли следующие изменения. До аттестации русские составляли 73,6 %, после — 80 %). Процент украинцев и армян остался без изменений. Наибольший процент евреев среди заведующих отделами до аттестации был в отделении экономики и права — 58,4 %, после аттестации процент в отделении снизился до 18 %. По отделению химических наук евреи составляли до аттестации 33 %, после — 16,2 %. По отделению физико-математических наук в результате аттестации их процент снизился с 27,5 % до 21,7 %, по отделению технических наук — с 25 % до 16 %»[1260].

Через несколько месяцев академическое начальство еще раз проинформировало ЦК, на сей раз о «проведенных мероприятиях по улучшению подготовки научных кадров», проиллюстрировав отчет для пущей наглядности цифровыми данными о сокращении численности евреев среди аспирантов и докторантов научных учреждений АН СССР: с 317 человек (17,6 %) на 1 января 1947 г. до 132 человек (9,1 %) на 1 мая 1948 г.[1261]

Однако такие «жертвоприношения» отнюдь не умилостивили Старую площадь. 11 марта 1949 г. за «провалы» в кадровой работе академик Н.Г. Бруевич[1262] был отправлен в отставку, а ставшая вакантной должность академика-секретаря АН СССР была упразднена. Вместо нее создается целый ученый секретариат президиума АН СССР, которому помимо контроля за выполнением плана научно-исследовательских работ, проводимых академическими институтами, поручили заниматься подбором, расстановкой и проверкой кадров. Для руководства новой структурой был учрежден пост главного ученого секретаря, который занял А.В. Топчиев, специалист по химии, ранее заместитель министра высшего образования СССР. Его, занявшего ключевую в АН СССР должность, на прошедших вскоре внеочередных выборах производят в действительные члены АН СССР, а в 1950-м делают лауреатом Сталинской премии. По характеристике общавшихся с ним коллег, это был один из тех функционеров, которые не за страх, а за совесть внедряли в жизнь «сталинские методы управления». Это не означает, однако, что вся его деятельность в академии свелась к примитивному «тащить и не пущать». По тем же отзывам, Топчиев, будучи, что называется, образцовым чиновником, довольно оперативно и четко решал вопросы организационно-кадрового и материального обеспечения развития науки. Объективно оценивая личность Топчиева, нельзя не заметить печати двойственности почти на всем, к чему он имел отношение по роду своих профессиональных занятий. Суть этой амбивалентности состояла в том, что, будучи как руководитель науки заинтересованным в ее поступательном развитии, он, с одной стороны, разумеется, старался по мере сил и возможностей защитить ее кадровый потенциал от воздействия репрессивной системы. Но, с другой, являясь частью этой системы, должен был, подчиняясь логике ее существования, соучаствовать в периодических расправах как над отдельными специалистами, так и целыми научными направлениями и школами. В такие моменты Топчиев, да и сам глава академии СИ. Вавилов, старались действовать по принципу «наименьшего зла». Ради сохранения целого они вынуждены были поступаться частью. Таков был единственно возможный компромиссный способ внутриноменклатурного выживания более или менее порядочных людей, другого, к сожалению, не существовало.

Для оперативного контроля ЦК за общей кадровой ситуацией в АН СССР и персонально над Топчиевым тогда же, в начале 1949-го, в состав ученого секретариата был введен Ю. Жданов, который оставался ученым секретарем президиума академии вплоть до 28 мая 1952 г. По его настоянию в декабре 1950 года «за неудовлетворительное руководство делом подбора и расстановки кадров в научных учреждениях Академии наук» получил расчет начальник управления кадров АН СССР П.А. Борисов. Перед этим Ю. Жданов представил Суслову обстоятельную записку о «засоренности» евреями кадров в ряде важнейших академических исследовательских центров — институтах точной механики и вычислительной техники, физической химии, физических проблем, физическом им. Лебедева, экономики[1263].

Еще более значительные изменения произошли в руководстве Министерства высшего образования СССР, которое хотя и проводило начиная с мая 1948 года периодические кадровые фильтрации в вузах страны, но без того энтузиазма, на который рассчитывали на Старой площади. Ответственность за такое «нерадение» была возложена на «либерального» С.В. Кафтанова[1264], которого 8 февраля 1951 г. на посту министра сменил жесткий и ловкий приверженец Т.Д. Лысенко В.Н. Столетов, возглавлявший до этого Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, а потом успевший еще побывать в кресле заместителя министра сельского хозяйства СССР по науке[1265].

Такого рода «укрепление» руководства академической науки и высшего образования страны в сочетании с усилением контроля со стороны ЦК за «кадровой ситуацией» в этих сферах способствовало тому, что так называемое национальное регулирование, проводимое в них первоначально от случая к случаю, от кампании к кампании, с начала 1951 года приобретает систематический, рутинный характер. Тому же содействовала и введенная с середины 1950 года ежегодная кадровая отчетность всех ведомств перед ЦК. Вот бесстрастные цифры из этой отчетности, более или менее объективно характеризующие кадровую политику, практиковавшуюся тогда властью применительно к академической науке[1266]: