Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

В начале 1949 года по поручению ЦК Минвуз силами собственного аппарата провел обследование профессорско-преподавательского состава кафедр общественных наук 213 вузов Москвы, Ленинграда, Киева, Харькова, Ростова-на-Дону, Саратова, Казани и Свердловска. И опять собиралась статистика в национальном разрезе, в результате чего из 2018 подвергшихся проверке преподавателей философии, марксизма-ленинизма и политэкономии был выявлен 531 еврей (26,3 %). Когда эти цифры стали известны в ЦК, там пришли к заключению, что представленные ранее вузами данные по преподавателям евреям были несколько занижены. Вскоре Шепилов подготовил проект постановления «О положении с кадрами на кафедрах марксизма-ленинизма, философии и политэкономии в высших учебных заведениях и мерах по укреплению этих кафедр», которым Минвузу предписывалось все кадровые назначения на должности преподавателей общественных кафедр осуществлять впредь только по согласованию с региональными горкомами и обкомами партии. К проекту прилагался «черный список» из 40 преподавателей (17 из них были евреями) московских и ленинградских вузов, подлежащих первоочередному увольнению как политически неблагонадежные. Предусматривалось также проведение всесоюзного совещания руководителей кафедр марксизма-ленинизма и философии, которое состоялось в Москве в первой половине июля[1275].

Проходившая в том же году антикосмополитическая кампания, имевшая, как уже отмечалось, скрытый антиеврейский характер, не могла не отразиться соответствующим образом на выяснении отношений между противоборствовавшими «философскими» лагерями.

2, 9 и 16 марта стараниями Митина в «Литературной газете» появилась серия материалов, разоблачавших «группу лиц, протаскивавших космополитические взгляды и подтачивавших… философский фронт». «Идейным вдохновителем» группы объявлялся Кедров, а в качестве его «подручных» были названы А.И. Крывелев, Я.З. Черняк, 3.А. Каменский, М.З. Селектор, а также имевший лишь косвенное отношение к философии литературный критик В.Ц. Гоффеншефер, которого Митин скорее всего «притянул», следуя тогдашней номенклатурной моде уснащать скандальные публикации экзотическими еврейскими фамилиями.

Александров тоже не сидел сложа руки. Понимая, что дальнейшая пассивность только подзадоривает оппонентов, все громче говоривших о его собственных космополитических прегрешениях, вскрытых Ждановым летом 1947 года, и их рецидивах в последующем, он стал действовать. 2 марта бывший глава> Агитпропа появился в Академии общественных наук и выступил с докладом «Задачи борьбы с космополитизмом в философии». Покаявшись вначале скороговоркой в собственных ошибках и тем самым отдав дань ритуальной самокритике, он перешел в решительное контрнаступление, обвинив в космополитизме профессора М.М. Розенталя[1276], одного из наиболее авторитетных ученых из конкурирующей философской группировки[1277].

После произошедшего таким образом обмена ударами в очередном раунде поединка между Митиным и Александровым была зафиксирована боевая ничья. Об этом свидетельствовал тот факт, что в передовице агитпроповской «Культуры и жизни» за 10 марта в общий ряд с Кедровым, Крывелевым и другими «александровцами», названными ранее космополитами от философии, был поставлен и «митинец» Розенталь. Такой «паритет» был победой Александрова, с которым руководство Агитпропа, тогда сурово критикуемое Маленковым, видимо, вынуждено было пойти на компромисс. И это не могло не встревожить Митина и его друзей. 15 марта из далекого Бухареста Юдин направил Маленкову возмущенное письмо, в котором заявил, что «редакция газеты «Культура и жизнь» поступила опрометчиво, объявив Розенталя космополитом». Вместо этого надо было, по его мнению, направить огонь критики против «подлинного вдохновителя космополитизма и проповедника катедер-социализма — Александрова», который «расшаркивается перед всеми западно-европейскими философами»[1278].

Маленков, как и следовало ожидать, пропустил мимо ушей обвинения против своего протеже, который тем временем, чувствуя поддержку второго человека в партии, действовал все смелее, используя опыт, накопленный в организации крупномасштабных демагогических кампаний, и, чтобы, так сказать, обезопасить свои тылы, принялся увольнять из Института философии сотрудников, обвиненных в космополитизме. Один за другим подверглись остракизму Кедров (заведовал сектором философии естествознания), Каменский, Селектор, М.А. Леонов (Гуревич; руководил сектором диалектического материализма), B.C. Библер, Е.М. Вейцман и др. Только в 1949–1950 годах из института по идеологическим мотивам был отчислен 51 сотрудник[1279]. А 18 марта 1949 г. на общем собрании сотрудников, докторантов и аспирантов Института философии был дан бой «митинской» группировке. Выступивший с основным докладом Александров направил острие своей критики против Белецкого и его кафедры в МГУ. Судя по хлестким эпитетам, которые потоком неслись из уст бывшего главы Агитпропа, тот, видимо, не забыл нападок Белецкого в 1944 году (по поводу третьего тома «Истории философии») и давно мечтал отомстить этому, как многим казалось, чрезмерно самоуверенному профессору, возомнившему себя чуть ли не главным интерпретатором философских трудов «основоположников марксизма-ленинизма». Сводя теперь старые счеты, Александров обвинил старого недруга по сути в левацком экстремизме, выразившемся в том, что тот выступал против «ленинско-сталинского» тезиса о Германии как родине марксизма, отрицал «относительную самостоятельность идеологии» при социализме, а также «пригрел» на своей кафедре «врага народа» С.С. Гольдентрихта, арестованного в 1948 году.

Оценив складывающуюся в шовинистическом угаре конъюнктуру, в одной связке с Александровым решил выступить Чесноков. На такой шаг этот ставленник Шепилова, видимо, решился, трезво рассудив, что положение последнего, особенно после полученного им от Фадеева нокдауна в истории с театральными критиками, зыбко и неопределенно. Своей мишенью Чесноков избрал академика Митина[1280] и тех, кто поддерживал его в стенах Высшей партийной школы и Обществе по распространению политических и научных знаний, — О.С. Войтинскую, М.М. Розенталя, М.А. Лившица и некоторых других ученых. После чего общее собрание научных сотрудников Института философии потребовало от члена ученого совета Митина «развернутой критики своих космополитических ошибок». В качестве «частного определения» было зафиксировано мнение, что на философском факультете МГУ еще «не развернулась борьба против безродных космополитов, безнаказанно… орудующих на… кафедрах». О том же говорилось и в итоговой записке, направленной 21 марта Сталину и Маленкову «треугольником» Института философии — Александровым (директором института), Чесноковым (главным редактором «Вопросов философии»), Н.Ф. Константиновым (секретарем парткома института). Больше всех в этом документе досталось Белецкому, о котором было со зловещим подтекстом сказано, что он, занимая «космополитические позиции, тормозит разгром космополитов на философском факультете, опираясь на тенденциозно подобранные кадры, преимущественно еврейской национальности». Налицо была чистой воды провокация, сработанная в расчете на юдофобию Сталина, который, наверняка, был уже наслышан о «повышенной концентрации» евреев на кафедре Белецкого в МГУ (семь преподавателей из 19), о чем было сообщено в ЦК ранее[1281].

Печатью антисемитизма было отмечено и шестидневное партийное собрание на философском факультете МГУ, открывшееся 22 марта. После выступления основного докладчика слово взял Чесноков, читавший лекции в университете и, видимо, претендовавший на должность заведующего кафедрой диалектического и исторического материализма. Поэтому с места в карьер он выдвинул против занимавшего ее Белецкого серьезное обвинение в том, что на его кафедре создана антипартийная группа. В том же духе выступили потом другие ораторы (видимо, заранее подготовленные), подкрепившие инвективы Чеснокова конкретными «свидетельствами». Секретарь партийной организации факультета Никитин утверждал, например, что преподаватели еврейского происхождения на «особом секретном заседании» кафедры обсудили план выдвижения в состав ЦК ВКП(б) Белецкого вместо Александрова. Фантазируя дальше, Никитин дошел до того, что заявил: Белецкий «объективно», то есть уже фактом своего национального происхождения, содействовал сплочению и единению евреев на кафедре. В ответ некоторые сотрудники кафедры, в том числе Ш.М. Герман и В.Ж. Келле, попытались как-то защитить своего руководителя от абсурдных обвинений. Однако организаторы шовинистического действа быстро пресекли нежелательное для них развитие событий. Первый был согнан с трибуны и 21 апреля уволен из университета «в связи с организацией групповщины… и серьезными извращениями марксистско-ленинской теории». Второго же через сутки после выступления вывели из состава партийного бюро. В последний день собрания, 28 марта, было принято обращение в ректорат и «вышестоящие организации» с пожеланием немедленного снятия Белецкого с должности руководителя кафедры и его увольнения из университета[1282].