Диверсанты - Евгений Андреянович Ивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самарин замолчал и положил перед полковником папку.
– Как же нет? У Руберта изъяли антисоветчину, Руберт встречался с Альпером. А гражданин Альпер, выходит, знакомый нашего Сержа, а Серж – начальник отдела кадров у Икса. Вон сколько компры! – возразил Лазарев.
– Такая связь может быть случайной, – заметил Ребров.
– В нашем деле любую случайность надо рассматривать как закономерность. Когда перед нами стоит Икс, случайности исключаются! – резко сказал Лазарев.
– Может быть, Альпер и есть Икс? – предположил Самарин.
– Может быть. Вот и работайте, не ходите ко мне с предположениями. Что известно об Альпере? – строго сказал Лазарев.
– У него живопись на уме. Но до того как стать экспертом, он работал заведующим редакционно-издательским отделом одного научно-исследовательского института. Владея пятью иностранными языками, решил, что неправильно они эксплуатируются, денег не приносят, а должны бы. Съездил в турне вокруг Европы и бросил свой институт. Детей нет, есть жена и много приятельниц.
– Содержательная личность, нечего сказать. В связи с чем Альпер заинтересовал уголовный розыск? – спросил Лазарев.
– Они разыскивали убицу, а Альпер в интересующие их дни выезжал в Сочи. Но к убийству, вроде бы, отношения не имел. Не все стыкуется.
– А Руберт?
– В том-то и секрет, что Руберт тоже был в это время в Сочи. Но информации о их встрече нет. Если встреча и была, то прошла незаметно. Потому что тогда претензий к нему не было.
– Это все?
– Нет. На папке, в которой была рукопись, нашлись отпечатки пальцев… Альпера.
– С этого и надо было начинать, – воскликнул Лазарев. – Вот и выстраивается линия: Серж – Альпер – Руберт. Где-то должен же быть Икс? Какое окружение у Альпера?
– Ни в сказке сказать, ни пером описать. Огромное! Вавилон!
Профильтруется этот Вавилон. Может, что интересное выявится. У вас все?
– Нет, товарищ полковник! Рукопись, которую изъяли у Руберта на таможне, оказалась с секретом: там соединены две рукописи, двух книг, а выдавал он ее якобы за одну, в двух частях. Так вот, на второй рукописи на последнем листе не совсем четко, но обнаружен отпечаток указательного пальца правой руки… Сержа.
– Что?! – подскочил в кресле Лазарев. – Ну и манера у тебя, Самарин: вместо того, чтобы войти и сразу сказать, что на рукописях, изъятых у Руберта, обнаружены отпечатки пальцев Сержа и Альпера, ты меня под конец морально травмируешь. Я так могу от волнения получить инфаркт. Может, еще у тебя что-нибудь есть? Давай, выкладывай!
Но Самарин, слегка улыбнувшись, заметил:
– Продлял вам удовольствие!
* * *
Полковник нервничал, он ходил из угла в угол кабинета и молчал. Самарин и Ребров сидели у стола и тоже молчали. Они понимали состояние начальника: человек действий, быстрых решений, сейчас он вынужден сидеть и выжидать. Выжидать чего? Пока вражеская агентура не даст «добро». То, что они начнут свои контакты снова с Барковым, он был уверен: все было просчитано, смоделировано, и теперь надо только ждать, пока их планы вступят в стадию осуществления. Именно это и не устраивало Лазарева, не они, а он должен им навязывать действия, заставлять делать те шаги, которые разработал он, полковник Лазарев и его команда. «Еще чего не хватало, – возмущался он про себя, – мы должны плясать под их дудочку! Очевидно, где-то мы допускаем ошибку и даем фору противнику. Где? Может быть, следует взять Сержа, тогда на первый план выйдет Икс и вступит в контакт с Барковым? Нет, он не только не выйдет на Баркова, он уйдет и ляжет на дно. А что, собственно, мы вцепились в Сержа? Надо зайти с другого конца. Да, следует посмотреть, как все это будет выглядеть с тыла. А Серж пусть пока решает!»
– Надо зайти с другого конца, – высказал он свою мысль вслух. – Мы уперлись в Сержа и ждем у моря погоды. Ему спешить некуда, а нам надо торопиться. Ребров, Черняк, Соколовская – это ваша сфера. Что у вас есть в наличии?
– Информация такая: Черняк – это случайная фигура, но его выбрал для роли «писателя-диссидента» Соколовский Николай Захарович, по воровской кличке Жиган. Убит при попытке к побегу. Послужной список: служил в охране концлагеря, где содержались советские военнопленные. Откуда он попал к немцам, пока не выяснено. До амнистии скрывался, носил фамилию Лопухов, потом женился на Соколовской, взял ее фамилию и подзапутал следы. Чтобы совсем исчезнуть, совершил преступление и скрылся в колонии. Вышел на свободу, сколотил банду, по слухам, сам всю банду уничтожил. Что там произошло у них, никто не знает. Но вот в Волгограде застрелен из того же пистолета, что и Шкет, некто Паршин, который, по данным проверки, был в том же лагере, где служил Жиган. Предположительно, был завербован там. В уголовном деле по убийству Паршина проходил Федор Брыль. Он дал развернутые показания по Паршину и по Жигану. Судя по всему: и по характеристике от участкового, и с завода Брыль заслуживает доверия. И там есть такая примерно фраза: Жиган жил, очевидно, в Новосибирске, а точнее в Академгородке. Кстати, место жительства его там мы не установили, возможно жил нелегально, снимая у кого-нибудь квартиру. Но что он там был «своим» человеком среди некоторых ученых – факт достоверный. Брыль высказал предположение, что его связи с учеными носили валютный характер, он снабжал кое-кого из них валютой, когда они выезжали в последние пять лет в капстраны. Оказалось многовато. Четверо их них опознали по фотографии Жигана. Но что покупали у него валюту – отрицают. Это вполне естественно. Кто будет сам признаваться, без доказательств?
– Пожалуйста, без комментариев, только факты! – строго оборвал Реброва полковник. – Комментариями займемся потом.
– Слушаюсь! Я не докладывал вам все это в связи с тем, что в деле пока еще не ясна одна важная деталь: при обыске в квартире Паршина было найдено письмо без конверта, присланное ему за год до смерти. Очевидно, уголовный розыск не придал ему значения, а исходя из нынешних данных, это письмо может пролить свет на одно обстоятельство. Вот такие строки: «…не могу себе простить, что не настояла и не пошла к нему. Он был удручен и сказал, уходя в свой корпус: «Какой я, к черту, военный летчик! Трепло и негодяй. Выход есть только один!» В ту ночь он покончил с собой. Так это горько и больно. Мне так
