Темная Башня - Стивен Кинг

В большом обеденном зале несколько столов лежали на боку или вверх ножками. Роланд увидел пятна на красном ковре, несколько темных, наверняка от крови, а одно — желтоватое… от чего-то другого.

Отб’ось его! Это же жалкая поб’якушка овечьего Бога, отб’ось ее, если посмеешь!

И голос отца Каллагэна, зазвучавший в ушах Роланда, без малейших признаков страха: Мне нет нужды испытывать свою веру, встречаясь с такой тварью, как ты, сэй.

Отец Каллагэн. Еще один из тех, кого он оставил позади.

Роланд подумал о резной черепашке, спрятанной в материи мешка, который они нашли на пустыре, но не стал тратить время на ее поиски. Если бы она была здесь, решил стрелок, он бы услышал ее голос, она бы позвала его из тишины. Нет, тот, кто прибрал к рукам гобелен с вампирами-рыцарями, скорее всего взял и Skoldpadda, не зная, что это такое, понимая лишь, что вещица эта странная, восхитительная и из другого мира. Плохо. Черепашка могла пригодиться.

Стрелок двинулся дальше, лавируя между столов. Ыш не отставал ни на шаг.

Роланд пробыл на кухне достаточно долго, чтобы поразмыслить над тем, какое впечатление произвела она на полицейских Нью-Йорка. Он мог поспорить, что второй такой они не видели, во всяком случае, в этом городе чистых машин и ярких электрических огней. А это была кухня, на которой Хакс, повар, которого он запомнил с юности (и под мертвыми ногами которого он и его лучший друг кормили крошками хлеба голубей), чувствовал бы себя, как дома. Кухня бездействовала уже несколько недель, но запах мяса, которое здесь жарили, сильный и мерзкий, никуда не делся. И здесь Роланд видел свидетельства борьбы: котел в потеках чего-то засохшего, лежащий на зеленых плитках пола, кровь выгоревшая на одной из плит. Он без труда представил себе Джейка, прокладывающего путь через кухню. Но без паники. Нет, никакой паники мальчик не испытывал. Он даже задержался, чтобы узнать у посудомойщика, в каком направлении ему идти.

Как тебя зовут?

Джохабим, это я, сын Хоссы.

Джейк рассказал им эту часть истории, но сейчас с Роландом говорила не память. Он слышал голоса мертвых. Он слышал их и раньше, а потому узнал.

Ыш взял инициативу на себя, как и в прошлый раз, когда побывал здесь. Он чуял запах Эйка, слабый и наводящий печаль. Эйк ушел вперед, но не очень далеко; он был хорошим, Эйк был хорошим, Эйк подождет, и когда придет время, когда работа, которую поручил ему Эйк, будет сделана… Ыш догонит его и, как и прежде, пойдет рядом. Нюх у него острый, и он найдет более свежий запах, чем этот, когда придет время. Эйк спас его от смерти, но это значения не имело. Эйк спас его от одиночества и стыда, после того, как Ыша изгнали из тета ему подобных, а вот это дорогого стоило.

Пока же у него была работа, которую следовало закончить. Он повел мужчину Олана в кладовую. Потайную дверь, замаскированную под полки с продуктами, успели закрыть, но мужчина Олан терпеливо ощупывал полки с банками и ящиками, пока не нашел способа ее открыть. А за дверью вниз уходила все та же лестница, освещенная тусклыми лампочками под потолком, пахло сыростью и плесенью. Он чувствовал крыс, шебуршащихся в стенах, крыс и прочих тварей, в том числе и жуков, которых он убивал в прошлый раз, когда приходил сюда с Эйком. Убивать жуков ему понравилось, он убил бы еще, если б они вылезли из своих нор. Ышу хотелось, чтобы жуки вылезли и напали на него, но, конечно же, не увидел ни одного. Жуки боялись, и имели право бояться, потому что ушастики-путаники враждовали с ними испокон века.

Он начал спускаться по лестнице, и мужчина Олан последовал за ним.

Они миновали заброшенный киоск с пожелтевшими надписями: ПОСЛЕДНИЙ ШАНС ДЛЯ ПОКУПКИ НЬЮ-ЙОРКСКИХ СУВЕНИРОВ и ПОСЕТИТЕ 11 СЕНТЯБРЯ 2001 ГОДА, а пятнадцатью минутами позже, Роланд сверялся со своими новыми часами, подошли к тому месту, где пыльный пол коридора усеивали осколки стекла. Роланд поднял Ыша, чтобы тот не порезал подушечки лап. Большие отверстия в стенах по обеим сторонам коридора раньше закрывали стеклянные люки, от которых теперь практически ничего не осталось. Заглянув внутрь, Роланд увидел какие-то сложные машины. Здесь они чуть не настигли Джейка, остановив его продвижение какой-то ловушкой разума, но опять Джейк показал себя достаточно умным и храбрым, чтобы преодолеть и это препятствие. Он пережил все, кроме человека, слишком глупого и слишком безответственного, не способного справиться даже с таким простым делам, как удержать свою повозку на проезжей части, — с горечью подумал Роланд. — И человека, который привел его туда… этого человека тоже. Потом Ыш гавкнул на него, и Роланд понял, что, злясь на Брайана Смита (и на себя), слишком сильно сжал бедного маленького зверька.

— Извини, Ыш. — И он опустил ушастика-путаника на пол.

Ыш засеменил дальше, ничего не ответив, и скоро Роланд подошел к телам бандитов, которые преследовали его мальчика после того, как тому удалось ускользнуть из «Дикси-Пиг». Здесь же, на пыли, которая покрывала пол этого древнего коридора, виднелись следы, которые по прибытии оставили он и Эдди. Вновь он услышал голос-призрак, на этот раз человека, который возглавлял преследователей Джейка:

Я знаю твое имя по твоему лицу, а твое лицо — по твоему рту. Он такой же, как и рот твоей матери, которая отсасывала у Джона Фарсона…

Роланд перевернул тело мыском сапога (чела, по фамилии Флагерти, в голову которого его отец вселил страх перед драконами, если стрелка это интересовало… но ему, конечно, было наплевать) и посмотрел на мертвое лицо, которое уже начало разлагаться. Рядом с ним лежал тахин с головой горностая в летнем меху, последними словами которого стали: «Так будь ты проклят тогда, чари-ка». А за грудой тел находилась дверь, через которую он собирался навсегда покинуть Ключевой мир.

При условии, что она работала.

Ыш добрался до двери первым, сел рядом, посмотрел на Роланда. Ушастик-путаник тяжело дышал, привычная зубастая улыбка исчезла. Роланд подошел к двери, прижался ладонями к «дереву призраков». Почувствовал идущие изнутри вибрации. Дверь пока что работала, но в любой момент могла выйти из строя.

Стрелок закрыл глаза и подумал о матери, наклонившейся над ним, лежащим в маленькой кровати (как скоро после того, как его вытащили из колыбели, он не знал, но полагал, что прошло не так уж много времени). Свет, попадавший в детскую через цветные стекла, окрашивал разноцветьем лицо Габриэли Дискейн, которой предстояло умереть от тех самых рук, которые сейчас легонько и с любовью поглаживали ее руки. Дочь Кандора Высокого, жена Стивена, мать Роланда пела ему колыбельную, чтобы мальчик заснул и увидел те земли, куда нет доступа никому, кроме детей.