Cлово президента - Том Клэнси

Ну хорошо, а как относительно по-настоящему талантливого программиста? На это я тоже не способен. Или изобретателя? А возьмем бизнесмена, который перестраивает корпорацию и превращает ее из убыточной в приносящую большие прибыли – помните, что сказал Сэмюел Комперс? «Самый большой недостаток предпринимателя – это неспособность создать прибыльное производство» – вот его слова. Почему? Да потому что компания, приносящая прибыль, хорошо справляется с работой, и только такая компания способна выплачивать своим рабочим достойную зарплату, одновременно возвращая деньги вкладчикам, вложившим в нее свои сбережения, – то есть людям, вкладывающим деньги в компанию, создающую рабочие места.

Сенатор, мы склонны забывать, почему находимся здесь и к чему стремимся. Правительство не создает рабочие места и не должно создавать. Его задача заключается не в этом. Рабочие места создают такие компании, как «Дженерал моторе», «Боинг», «Майкрософт» и многие другие. В них трудятся рабочие, создающие продукт, в котором нуждаются люди. Задача правительства заключается в том, чтобы оберегать людей, следить за выполнением законов и за тем, чтобы соблюдались правила, подобно тому как судьи на поле следят за соблюдением правил игры. По моему мнению, правительство не должно наказывать тех, кто умеют играть лучше других.

Мы собираем налоги для того, чтобы правительство могло осуществлять свои функции. Но с течением времени мы постепенно отошли от этой цели. Нужно собирать налоги таким образом, чтобы причинять минимальный ущерб экономике страны в целом. По своей природе налоги играют отрицательную роль, оказывают негативное воздействие на экономику, но отказаться от взымания налогов мы все-таки не можем. Однако мы в состоянии по крайней мере создать такую структуру сбора налогов, дабы это негативное воздействие было минимальным и, может быть, даже поощряло людей использовать свои деньги таким образом, чтобы дать возможность всей системе функционировать еще лучше.

– Я знаю, куда вы клоните. Вы собираетесь завести разговор относительно сокращения налогов с прибылей, полученных от капиталовложений, но от этого выиграют немногие, тогда как…

– Извините меня за то, что я вас прерываю, сенатор, но это совсем не так, и вы знаете, что это не правда, – резко бросил Уинстон. – Сокращение налога на прибыль от вложения капитала означает, что люди получают возможность вкладывать полученные ими деньги… Нет, позвольте мне начать заново.

Предположим, я заработал тысячу долларов. Из этой суммы я плачу налоги, взятые мной ссуды, плачу за питание, за автомобиль и то, что осталось, я вкладываю, скажем, в компьютерную фирму.

Фирма берет мои деньги и нанимает работника. Этот человек занят на своей работе, подобно тому, как я занят на своей, и в результате его труда – он производит продукт, который нравится людям, и потому они покупают его, верно? – фирма получает прибыль, которую делит со мной. С этих денег я плачу налог, как с обычной прибыли. Затем я решаю продать свои акции и купить акции другой компании, чтобы она могла тоже нанять кого-то. Деньги, полученные мной от продажи акций, являются возросшим капиталом. Люди больше не прячут деньги в чулок, – напомнил Уинстон членам комитета, – и мы не хотим, чтобы они так поступали. Нам нужно, чтобы они вкладывали свои деньги в американскую экономику, принося тем самым пользу своим соотечественникам.

А теперь посмотрите. Я ведь уже уплатил налог на вложенные мной деньги, верно? Далее, я помог своему соотечественнику получить работу. Своей работой он что-то производит для общества. За то, что я помог человеку получить рабочее место, и за то, что я помог этому рабочему произвести что-то полезное для общества, я получил скромную компенсацию. Это выгодно рабочему, которому я помог найти работу, и выгодно обществу. Затем я делаю то же самое для другой фирмы. Так почему меня наказывают за это? Разве не разумнее поощрять людей, поступающих таким образом, вместо того чтобы наказывать их? Не забудьте, мы уже один раз обложили эти деньги налогом, а на практике даже больше, чем один раз.

Это плохо для страны. Достаточно плохо, что мы взымаем такие высокие налоги, но еще хуже то, как мы осуществляем процесс взымания налогов. Почему мы находимся здесь, сенатор? Наша задача заключается в том, чтобы помогать развитию страны, а не ставить преграды на этом пути. И не забудьте, что конечным результатом стала настолько сложная система налогообложения, что нам нужны миллиарды долларов, чтобы собрать сами налоги. К тому же эти деньги тратятся понапрасну. Прибавьте к этому всех бухгалтеров и юристов, специализирующихся на составлении налоговых деклараций и зарабатывающих огромные деньги из-за того, что рядовые налогоплательщики не в состоянии разобраться в этой сложной системе.

Суть Америки не в зависти граждан друг к другу, не в соперничестве классов. У нас в Америке бесклассовая система. Никто не может приказать американским гражданам, как им надлежит поступать. Право рождения мало что дает людям. Вот посмотрите на членов нашего комитета. Сын фермера, сын учителя, сын водителя грузовика, сын адвоката. Вы, сенатор Николидес, сын иммигранта. Если бы американское общество состояло из различных классов, каким образом все вы оказались бы здесь? – спросил Уинстон. Сенатор, с которым он вел спор, был профессиональным политиком, сыном профессионального политика, не говоря уже о том, что вел себя, как надменный сукин сын, и потому Уинстон умолчал о его социальной принадлежности. Каждый, на кого он указывал, вздрагивал, когда оказывался объектом внимания телевизионных камер. – Господа, давайте постараемся сделать жизнь для наших сограждан более простой. Если уж мы решили изменить систему, сделаем ее такой, чтобы она поощряла наших соотечественников, желающих помогать друг другу. Перед Америкой возникла структурная экономическая проблема, и ее причиной является то, что мы не создаем достаточного количества экономических возможностей, которые мы можем и должны создать. Да, система далека от идеала. Вот и попытаемся исправить ее. Потому-то мы и находимся здесь.

– Но система требует, чтобы все вносили свою справедливую долю, – произнес сенатор, пытаясь перехватить инициативу.

– А что значит «справедливую»? Словарь гласит, что «справедливая доля» означает, что все должны делать примерно равный вклад. Десять процентов от миллиона долларов по-прежнему в десять раз больше, чем десять процентов от ста тысяч, и в двадцать раз больше, чем десять процентов от пятидесяти тысяч. Однако «справедливость» в Налоговом кодексе стала означать, что мы забираем все деньги у преуспевающих людей и скупо возвращаем их обратно – да, вот еще, между прочим, эти богатые люди нанимают юристов и лоббистов, которые оказывают давление на политических деятелей и добиваются включения в Налоговый кодекс миллионов особых оговорок и разрешений, которые позволяют им избежать того, чтобы с них сдирали шкуру, – и тут добиваются успеха, мы все знаем это. Так что же получается в конечном итоге? – Уинстон показал на груду томов на полу. – Создается масса рабочих мест для бюрократов, бухгалтеров, юристов и лоббистов, и в процессе этой деятельности мы напрочь забываем о рядовых налогоплательщиках. Нам наплевать, разбираются они в системе, призванной служить им, или нет. Так не должно быть. – Уинстон наклонился к микрофону. – Я скажу вам, что значит «справедливая доля». По моему мнению, это значит, что все мы должны платить равные налоги в равной пропорции. Мне представляется, что нам следует создать систему налогообложения, которая не только позволяет, но и поощряет участие граждан в экономическом процессе. Я считаю, что мы должны создать простые и понятные законы, позволяющие людям понимать свои права. Мне кажется, что «справедливость» означает ровное поле для игры, на котором все оказываются в равных условиях, и мы не наказываем Кена Гриффи за то, что ему удается выбить мяч так далеко, что он обегает все поле и успевает вернуться к исходной позиции. Мы должны не наказывать его, а восхищаться им. Мы должны пытаться повторить его успех, зарабатывать больше денег, но самое главное – мы не должны ему мешать.

– Пусть стараются? – спросил глава администрации бывшего вице-президента.

– Мы ведь не можем помешать им, правда? – спросил Келти и широко улыбнулся. – В конечном счете.

– В конечном счете… – согласился другой советник.

Все полученные результаты допускали двойное толкование. Сотрудник ФБР, обслуживавший полиграф, работал все утро, и каждая кривая, прочерченная на бумаге, не давала определенного ответа. Но этого не исправишь. Мы всю ночь, говорили дипломаты, обсуждали важные проблемы, к которым у него не было допуска. Он понял, разумеется, что речь идет о ситуации в Иране и Ираке, потому что тоже, как и все, смотрел канал Си-эн-эн. Люди, садившиеся после этого у полиграфа, были усталыми и раздраженными, некоторые запинались, даже отвечая на вопрос о собственном имени и месте работы. Проверка полностью провалилась. Пожалуй, провалилась.