Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Работы велись весь световой день. Работали железным инструментом, за сохранность которого следили особо. Коль пролюбил его, будь добр, оплати, а нет, полезай в кабалу: князю всё на руку пойдёт! Но совсем уж дурней среди подрядившихся было мало. А вот работа спорилась. Настолько, что Ерофей Дьячков, главный литейщик будущего завода, похвалялся, что к весне первая домна чугун точно пустит. А уж с того чугуна он и железа накуёт и пушки отливать станет. Всё ж не зря почитай два года в подмастерьях у немца-литейщика был.

Андрей же увиденным и вправду остался доволен. И словам старшого тоже поверил, потому как хотелось в это верить. Ведь железо ныне на Руси настоящее золото. Но пока что пришлось ограничиться небольшими замечаниями, да отбыть обратно в Новгород, где в большом, недавно с нуля отстроенном торговом доме Русско-Балтийской Торговой компании должно было состояться собрание почти всех видных акционеров.

Ну да, купцы собрались все, отсутствовали только представители знатных семейств, рискнувших вложиться в Компанию своими капиталами. Но и они уже, благодаря неплохо налаженному почтовому делу, знали, что плавание в Антверпен принесло такой доход, что даже у видавших виды купцов дух захватывало. А про их дивиденды и вовсе меж двор небывальщины рассказывать стали. И это при всех затратах на перевозку и организацию конвоя! Возможно, только сейчас большинство из сидящих в большой горнице людей и осознало, какие деньги они отдавали за просто так ганзейским посредникам!

Зато уж теперь вопрос о целесообразности нового конвоя в Антверпен и собственном подворье в том городе даже не стоял. Наоборот, мозги дельцов от торговли заработали в ином направлении: где бы взять для него товара побольше! Это князю хорошо, у него свои промыслы есть, а большинство из них ведь простыми перекупами были. И что больше всего удивляло Андрея: мысль так же завести свои мастерские отнюдь не во все купеческие головы пришла. Хотя, казалось бы, такой пример перед глазами. Вот она – зашоренность мировосприятия большинством!

Впрочем, самокритичности ради, он часто осаждал сам себя, напоминая, что он просто ЗНАЕТ, как надо и от этого имеет неплохой инсайд. А вот в своё время ведь тоже многого не воспринимал вовремя. Хотя, казалось бы, какие примеры были перед глазами! Причём, ладно бы сторонние люди, но ведь и собственные друзья часто советовали ему вложиться, видя перспективу дела, но он не всегда пользовался их советами, а потом сильно сожалел об упущенных возможностях. Так что не стоит предвзято относиться к другим там, где и сам когда-то не показывал великих достижений. В конце концов, те, кто не понял пользы мануфактур, тоже ведь не без пользы работают. Потому как Таракановы, Сырковы и прочие купцы первой величины уже давно всю новгородчину и псковщину досуха от товаров выжали. И остальным приходится всё больше вовлекать в свою сферу деятельности центральные земли. Потому и потянулось в последние годы по зимнику в Новгород и Норовское в разы большее количество обозов, чем ещё десяток лет назад, а по весенней полой воде сотни стругов, насадов, дощаников и прочей мелочи спехом довозят то, что по зиме не успели довезти до пристанищ. И если б нашёлся тот, кто смог бы сравнить, как было и как стало, то он вынужден был бы признать, что к двадцатым годам шестнадцатого столетия в этой реальности Новгород всё больше и больше походил на себя же века так семнадцатого реальности иной.

И это, как ни удивительно, было смертным приговором городу. Нет, не сейчас. Сейчас в него словно вторую жизнь вдохнули, но исторически его участь уже была решена самим его расположением. Да-да, когда-то давно удалённость от моря была довольно надёжной защитой от нападения, но с тех пор много воды утекло. И перед Новгородом в полный рост встала проблема начавшейся в мире "корабельной революции", приведшей к резкому и постоянному увеличению размеров кораблей. Из-за этого прежний класс судов, больше похожий на тип "река-море", уходил в небытие, уступая на торговых трассах место сугубо "морскому" классу, который если и мог передвигаться по рекам, то очень крупным и полноводным. А Новгород, как известно, от побережья отделяла сначала Нева, которая как при истоке своем, так и в устье, занесена была обширными барами, не позволяющими входить в нее глубокосидящим судам, а потом и Волхов, чьи пороги тоже не сопутствовали нормальному судоходству. Таким образом, бывший Господин Великий Новгород стал напрямую зависеть от своих "внешних" портов, которыми в той реальности был Ревель (или Колывань, как его тогда называли на Руси), а в этой, усилиями Андрея и его соратников, стали Ивангород с Норовским. И держался он на плаву лишь как хаб, что делало его положение весьма неустойчивым. Стоило только сделать хабом иной город, как, к примеру, это сделал Пётр I со своим Санкт-Петербургом, и всё – Новгород быстро захиреет в своих болотах.

Впрочем, это был вопрос даже не завтрашнего дня, зато увеличение товарооборота между Новгородом и центральными районами делало для объединения Руси куда больше, чем все военные завоевания. Тихо и незаметно происходило постепенное, но неотвратимое слияние экономических интересов разных земель, что в отсутствии неадекватных политиков само собой отсекало всякие разговоры о сепаратизме. Ну и оказывало оздоровительное влияние на логистику и инфраструктуру старых путей сообщения, которые уже с трудом справлялись с резко возросшим товаропотоком.

Порешав все насущные дела, и дождавшись, когда морозы скуют землю, сделав дороги вновь проезжими, князь с семьёй и свитой тронулся в столицу, гадая, что его там ждёт.

Между тем год подходил к своему концу. Точнее по русскому счёту год 7030 от сотворения мира уже окончился, но в закатных странах 1522 год от рождества Христова ещё продолжался.

На западном направлении он прошел под знаком переговоров между двумя Великими княжествами. Увы, но одолеть наследственного врага у Сигизмунда не получилось, так как ему не хватило самой малости: сияющих неброской красотой серебряных кружочков с чеканным видом его самого на аверсе. И даже помощь Крыма не сильно помогла, а союз с орденом, пусть и не достигший главных целей, принес-таки огромную пользу для Руси, устранив основные силы и возможности мобилизации польской Короны от борьбы на востоке.

В результате, трезво оценив сложившееся положение, Литва была вынуждена смириться с потерей огромных территорий, и 14 сентября 1522 года между ней и Русью был подписан договор о пятилетнем перемирии. Правда, в отличие от иной реальности, на обмен пленных литвинам всё же пришлось пойти. Но не всех на всех, как того хотел Василий Иванович, а знатных на знатных. И вот тут-то и выяснилось, что боярин Челяднин, не пережил плена и скончался в литовских застенках, где сидел в кандалах и на цепи. Надо сказать, что подобное отношение к своему любимцу сильно обозлило Василия Ивановича, но политик в нём победил, и от своих слов он отказываться не стал. Но те, кто хорошо его знал, уже заранее жалели тех литвинов, кто в следующую войну попадётся в русский плен. А то, что новая война неизбежна прекрасно понимали обе стороны…

Ну а поскольку нынешний вооружённый конфликт между Великими княжествами Московским и Литовским был окончен, основной взор политиков Восточной Европы переключился на дела восточные.

Новый казанский хан принёс за это лето немало проблем русскому государству, но все его деяния оказались лишь дымзавесой, призванной отвлечь московских воевод от волжской кампании крымского хана. Решая свои задачи, Сахиб-Гирей тем самым вызвал всё внимание на себя, и Москва не смогла вовремя среагировать и оказать помощь далёкому Хаджи-Тархану. Зато хан Мухаммед-Гирей совершил весьма успешный поход в низовья Волги и поставил на освободившийся престол своего сына и наследника Бахадыр-Гирея. Таким образом, Юрт Отцов был окончательно восстановлен, и известие об этом встревожило правительства всех стран, как восточных, так и западных, соседствующих с владениями Гиреев. К примеру, королевский советник Томицкий так прямо и сказал, что желает, дабы хан из этого похода живым не вернулся, иначе это приведёт к неисчислимым бедам.