Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы) - Павел Буркин

  Орудуя двузубой серебряной вилкой и ножом - местными столовыми приборами - Моррест украдкой глянул на Императора. Нельзя сказать, чтобы они с владыкой Сколена были совсем незнакомы - он успел возненавидеть Карда ван Валигара, еще когда тот был наследником. После долгих и бесплодных словесных баталий уже с Императором ненависть нохотно уступила место презрению - а теперь возвращалась "в силах тяжких". Император, сам того не ведая, поспешил подогреть это чувство. Неожиданно для всех владыка Сколена поднялся и, словно тост, произнес:

  - Эвинна вана Эгинар! Во время войны с алками и ранее, еще будучи Воином Правды, вы оказали Империи неоценимые услуги. Ваши успехи в борьбе с алкским королем - свидетельство того, что она угодна и Богам. Любая награда недостаточна за спасение Империи от посягательств убийцы и узурпатора. Просите все, что вы желаете, Эвинна-каттхая, и вы это получите.

  Учтивыми, а для правителя Империи и вовсе невероятными словами Моррест не обманулся. Не монаршья это щедрость, а напоминание: мол, готова ли ты исполнить условие, с которым я признал тебя наместницей? Но даже теперь Император не отваживался прямо сказать, чего хочет. Коронованный хомяк предоставлял эту сомнительную честь самой Эвинне, будто она ждет не дождется за него выскочить. И Эвинне осталось лишь играть по предложэенным правилам.

  Новоиспеченая наместница встала и поклонилась, приветствуя Императора. Учтиво и вежливо, чувствуется школа Воинов Правды. Каждая фраза выверена, ни один крючкотвор не найдет, к чему прицепиться. Выглядит это как какой-то дешевый спектакль на историческую тему. Только, увы, после спектакля актеры, даже те, кому "отрубили" головы, смывают грим и идут пить пиво, а заключенные на сцене браки превращаются в ничто. А тут...

  - Повелитель Сколена, наместник Богов! Вы избавили народ Верхнего Сколена от ужасного рабства, нанесли поражение узурпатору Амори. Наш народ преисполнен благодарности. Его воля состоит в том, чтобы Верхний и Нижний Сколен стали единым целым, как муж и жена. В залог единства позвольте мне назвать вас своим мужем...

  А это уже послание Морресту: мол, не по своей воле, во имя народа... Моррест понял - и стало как-то по-особенному мерзко. Вот теперь и правда ничего не сделать. Лучше бы Амори довел начатое до конца, и добил окруженных на холме, тогда можно было бы не смотреть на это свинство... Единственный раз алк проявил рыцарство и благородство - и как не вовремя!

  Торжественное, сродни театральному, действо продолжалось. Вообще-то Император должен был послать Эвинну далеко и надолго, а то и проклясть. Еще никогда так не было, чтобы вчерашняя простолюдинка становилась императрицей и матерью Харванида. Но не для того ли Император и произвел ее в графское звание, чтобы свадьба не казалась мезальянсом? Да и давно уже не была Эвинна обычной простолюдинкой. Та, за кем стоят двенадцать тысяч мечей, стоит короны.

  - То, что вы называете просьбой, - произнес Император. Вряд ли он так думал, но политкорректность обязывала. - Не просьба, а бесценный дар, отказаться от которого было бы глупо. Мы помним, как Эвинна вана Эгинар показала себя хорошей и дальновидной правительницей. Жена Императора должна быть тылом и тенью своего мужа, способной поддержать мудрым советом и делом, а при нужде взять правление на себя. Мы считаем, что графиня Эгинари прекрасно подходит нам, что она может породить наследника-Харванида и вырастить его достойным короны. Мы согласны.

  Спектакль для всей Империи разыгрывался, как по нотам, Эвинна и Император обменивались любезностями, но Моррест уже не слушал. Один только раз он прислушался, и то пожалел: Император как раз объявил, что советовался со жрецами, и они сказали, что ближайший благоприятный день - через неделю. Насколько Моррест понимал, Император спешит отчаянно, на грани приличий: недели едва хватит, чтобы приготовиться к столь эпохальному событию. Вот зачем эта непристойная суета, как у того фонвизинского недоросля: "Не хочу учиться, хочу..."?

  Машинально, не задумываясь ни о чем, Моррест ел бесценные яства, запивая их уже привычным алкским красным и каким-то зельем покрепче. В голове уже приятно шумело, казалось, все еще можно исправить, если решительно, с глазу на глаз, поговорить с Эвинной. Но она сидела далеко, гораздо ближе к Императору, чем к рыцарям. Встать и подойти к ней сейчас было бы верхом неприличия. Даже больше - учитывая, кем вот-вот станет Эвинна, это было бы довольно близко к государственной измене.

  - А попробуйте еще вот что, - прозудел над ухом принц Оле. Совсем недавно он предлагал выдать Морреста алкам, уведя рыцарей, чуть не обрек его на смерть - а теперь вот, поди ж ты, решил подмазаться к очередному народному герою. И тоже не пошлешь его на три буквы: принц все-таки, Харванид. Тут с этим строго... - При дворе короля Амори такого не едал.

  - Вы были в Алкрифе? - почти искренне изумился Моррест.

  - Конечно, был, - гордо произнес принц. - Я возглавлял имперское посольство после Кровавых топей.

  "А он может и не врать, - подумал Моррест. - Если в те времена не пил".

  - Увы, балгрский наместник, хоть он и Харванид, оказался предателем...

  "Как и ты" - подумал Моррест. И, похоже, подумал вслух.

  - Потрудитесь повторить, Моррест-катэ! - тут же вскинулся Оле. От его слов пахло близкой дуэлью, и ничего против Моррест не имел: чем бы она не кончилась, "кетадрину" стало бы только лучше. Он даже почувствовал нечто вроде благодарности. Но устраивать дуэль было нельзя: каково это, если рыцарь без году неделя вызывает на дуэль урожденного Харванида - и потом, что еще веселее, валит его на глазах у всех. Ладно он сам - ему не впервой опускать королей, и на Императора управу найдем. Но как быть с Эвинной, с воинами, с Верхним Сколеном, наконец?

  - Пока не вижу смысла. Но если вы сочтете это оскорблением и вызовете меня на поединок, я повторю то, что сказал вам, Императору. А мои воины и, возможно, даже Амори, подтвердят, как вы увели рыцарей из боя и от имени Амори предложили сдаваться.

  - Да я, принц крови, тебя в порошок сотру!

  - Возможно. Но кроме меня есть еще сотни, даже тысячи свидетелей. И каждый, чтобы не гневить Богов, подтвердит под присягой. А теперь, принц, забудем, что сказали друг другу. Вы благородный человек, и я вас глубоко уважаю, - нашел силы выдавить из себя Моррест.

  С минуту принц крови думал, отравленный алкоголем мозг повиновался с трудом. Но быть Харванидом и совсем не быть политиком невозможно, и Оле смекнул: скандал нежелателен и для него.

  - Вы правы. Все мы совершаем ошибки, а мне показалось, что все пропало. И надо спасти от гибели кого еще можно, хотя бы так. Поэтому я не держу на вас зла. И... прошу меня простить, или хотя бы понять.