Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Андрей Валентинов

– Прекратите, не поможет. Такое напугает разве что горного арваха, по ошибке забежавшего в вашу юрту…

– Агартхын сэрэг боложо турэхэмнэй болтогой! – негромко, нараспев проговорила Чайка. – Да станем мы в строй вместе воинами Агартхи! Да станем мы в строй…

– Хватит, я сказал! – краснолицый отступил на шаг, поморщился. – Агартха вас не спасет, вы поверили дикарской легенде.

Девушка встала, шагнула вперед, держа в руках большой костяной гребень.

– Твоя смерть в моих пальцах, забывший свое имя мертвец. Здесь, у порога Агартхи, ты бессилен…

Краснолицый резко дернулся, пытаясь закрыться ладонью, но не успел. «Браунинг», брошенный Иваном Кузьмичем, угодил точно в висок.

– Пули, значит, не повредят? – Кречетов вскочил, выхватывая нож. – Что предупредил – спасибо!..

Волков медленно оседал на землю, прижимая пальцы к щеке. Не упал, сумел выпрямиться, резко выдохнул:

– Напрасно. Сгинете без всякого толку… А это тебе на память!..

Ладонь краснолицего метнулась в сторону девушки. Чайганмаа закричала, закрывая руками глаза…

– До скорой встречи!

Кречетов опоздал. Там, где только что стоял его давний знакомый, не осталось ничего, даже следов на сером речном песке.

– Иван Кузьмич! – послышался крик дозорного. – Иван Кузьмич, командир! Атакуют! Они в атаку пошли!..

Чайка лежала лицом вниз. Полы распахнутого халата, словно бессильные крылья, разметались по земле.

* * *

– Обидно, – Мехлис, поморщившись, провел ладонью по груди. – И не повоевал даже.

Товарищ Кречетов покосился на пламенного большевика, затем, осторожно привстав, выглянул из-за камня.

– Идут, заразы… А вы, Лев Захарович, антипартийный пессимизм не разводите. Ибо коммунист… – Иван Кузьмич, прикинув, куда ловчее ткнуть пальцем, в конце концов указал прямо на комиссарский лоб, – …должен не геройствовать, как некоторые, а сидеть в штабе и проводить среди масс агитацию с пропагандой – и бумажки писать. Такие у нас в Обороне, правда, не задерживались, на третий день убегали. Иные до сих пор по тайге бродят, медведей распугивают.

В обозе представитель ЦК не усидел – приполз на передовую. Кречетов усадил его за камень, рассудив, что разница между фронтом и тылом не слишком велика, а скоро и вообще исчезнет. По речной долине двигались цепи – одна за другой, неторопливо, без выстрелов и криков. Не меньше трех сотен, а дальше, у самых Врат строились новые, готовясь шагнуть следом. Пулеметы молчали, стрелять решили в упор, когда будут видны белки глаз.

Все, кто мог, взяли оружие. Иван Кузьмич положил рядом с собой две ручные гранаты, еще одну отдал Мехлису. Оставалось надеяться на то, что у врага нет артиллерии. Пару атак Кречетов твердо надеялся отбить, а там уж…

О помощи из Пачанга уже не думалось. Не успеют, понятно. Кибалку с его воинством подберут, и то спасибо.

– Что с этой девушкой? – негромко поинтересовался Лев Захарович. – С товарищем Баатургы? Ранена?

Красный командир покачал головой:

– С глазами что-то. И лицо… Вроде как огнем попалило, живого места нет. Ох, не верил я, когда про Волкова рассказывали! Ох, встретить бы его еще разок!..

Он вновь выглянул из-за камня, присел, переждав, пока просвистят торопливые пули… Фельдшер даже не стал отвечать, когда Иван Кузьмич спросил у него, сможет ли Чайка видеть. Поглядел нехорошо, отвернулся.

Теперь же грозный час борьбы настал,

Коварный враг на нас напал,

И каждому, кто Руси сын,

На бой с врагом лишь путь один, —

громким шепотом спел товарищ Мехлис. Пододвинул гранату поближе, затем, чуть поразмыслив, сдернул со щеки черную повязку. Скомкал, сунул в карман.

– Давно пора, – одобрил Кречетов. – А то бойцы сильно удивляются. Постойте-ка, Лев Захарович, да у вас с лицом что-то не так!

Присмотрелся да чуть не присвистнул.

– У вас же морщины были! И вообще, помолодели как-то, прямо не узнать…

– Воздух здесь целебный, – вяло отреагировал пламенный большевик. – Опять же, питание и правильный распорядок дня…

Иван Кузьмич, ничуть не убежденный, хотел переспросить, особенно насчет распорядка дня. Не успел. Резкий, раздирающий уши свист над головой…

– Пада-а-а-ай!!!

Когда грохот разрыва стих, Кречетов, широко раскрыв рот, помолчал секунду.

Выдохнул:

– Миномет. Лихонинский…[20] Ну, значит, амба!..

* * *

Разрывы, разрывы, разрывы… Мин не жалели, били густо, целя и по позициям, и по ближнему тылу, разом отрезав пути к отступлению. Кречетову уже доложили, что одному из пулеметов – полная амба, вместе с расчетом, второй еще пытаются починить. О потерях он даже не спрашивал, все равно скоро узнает. Безмолвные цепи подходили все ближе, можно уже разглядеть знакомую красноармейскую форму, буденовки с черными звездами, примкнутые штыки на японских винтовках.

Иван Кузьмич в который уже раз прикинул, все ли сделано правильно. Пожалуй, да. Плохо лишь, что, дав себя уговорить, не отправил Чайку вместе с сигнальщиками. Все равно бы не послушалась, характер не тот!..

Красный командир тщательно пересчитал патроны в «браунинге», пожалев, что не догадался забрать выбитый пулей «наган». На душе царил странный покой, ничто уже не страшило, ничего не хотелось. «Видно, мне так суждено, Да не знаю я за что. Эх, забудем же, забудем мы про все!..»

– Ну, быстрей летите, кони, отгоните прочь тоску!..

– Иван Кузьмич! – внезапно позвал Мехлис. – Шансы я и сам прикинул, но вдруг вам очень повезет… Напишите, пожалуйста, моему брату…

– Погодите-ка!

Кречетов, привстав, недоуменно покрутил головой.

– А ведь не стреляют!

Выглянул из-за камня, охнул. Затем, спохватившись, помог подняться соседу, ткнул рукой в сторону каменных Врат.

– Вот!!!

Небо исчезло, скрывшись за серой песчаной метелью. Вместо привычных облаков горизонт закрывала невероятной высоты стена, вознесшаяся к самому зениту. Она двигалась, с каждым мгновением становясь ближе, исторгая из своих глубин низкий тяжелый гул. Дрогнул камень, рыжие скалы расступались, пропуская Девятый Вал – вставший на дыбы, потревоженный в своем неспокойном сне Такла-Макан. Врата затуманились и сгинули. Смятые серой толщей, песчаные волны с громким шорохом прокатились по прижавшимся к земле людям, погребая их в холодной многометровой толще, хлестнули, потянулись дальше, к самому подножию перегородившей ущелье скалы. Замерли, постояли, теряя мощь и силу, и наконец начали медленно отползать.

В самой гуще взбесившегося песка, под потерявшими покой небесами, беззвучно распустился знакомый красный цветок.

Пачанг ответил.

5

– Товарищу Троцкому значительно лучше, – радостно доложила Мурка. – Температура стаби… стабили… ну в общем почти нормальная, сон улучшился…

– И это очень хорошо! – товарищ Ким, закончив набивать трубку, щелкнул зажигалкой. – Здоровье товарища Троцкого – наше революционное достояние. Докладывайте о положении дел каждые двенадцать часов. И подготовьте бюллетень для «Правды»…

Климова, что-то черкнув в блокноте, закивала, потом бросила короткий взгляд в сторону товарища Москвина. Леонид сделал строгое лицо и незаметно подмигнул.

Товарищ Троцкий захворал совершенно не вовремя. Еще в октябре, после очередной «царской» охоты, он умудрился подхватить странную лихорадку, перед которой пасовали лучшие врачи. В ноябре дела пошли совсем плохо, и Председателя Реввоенсовета пришлось срочно эвакуировать в Сухуми, как раз туда, где находился гелиотерапевтический центр. Врачи, возглавляемые преемником Владимира Берга, взялись за дело настолько всерьез, что уже через неделю «Правда» напечатала первый тревожный бюллетень.

Временная «тройка», утвержденная на совещании в Горках, лишилась главы. Был еще Зиновьев, но Григорий Евсеевич не спешил уезжать из Петрограда. Поговаривали, что местное ОГПУ раздобыло материалы о готовящемся покушении, и глава Коминтерна, известный храбрец, занял круговую оборону на укрепленной даче.

Все дела свалились на широкие плечи Кима Петровича. Он не жаловался.

– Что у нас еще?

– Сталин, – негромко проговорил Егор Егорович, вынимая из папки какие-то бумаги. – Опять послал своего сотрудника в Германию.

Совещания в кабинете Кима Петровича проводились теперь каждый день. Леониду пришлось оставить группу на заместителя, более того, начальство прямо намекнуло, что Техсектор скоро будет если не ликвидирован, то сильно сокращен. Наступали новые времена.