Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Андрей Валентинов

– Вольна-а-а!..

Остальные вне строя. Барон присел на камешек, намотал на палец левый ус да так и застыл. Рядом с ним – молчаливый монах в желтом плаще с большим холстяным мешком за плечами. Там – «бутылка», заботливо запеленатая в крепкую ткань.

Товарищ Мехлис рядом, партийную линию обозначает.

– Слушай боевой приказ!..

Отряд ушел вперед, через полчаса остановится на привал, чтобы догонять проще. Тропа справа – узкий лаз между камней. Все продумано, все решено.

– Повторяю еще раз. Сигнал подавать только внизу, спустившись на равнину. Почему – объяснять не стану, нужно так – и точка. За сигнал отвечает гражданин Шокжап. Ему оказывать всяческую помощь.

Желтый монах, услышав свое имя, сложил ладони перед грудью, неслышно шевельнул бледными губами.

– Проводником пойдет гражданин Унгерн…

Барон, не сдвинувшись с места, крутанул ус.

– Командиром назначается товарищ Кибалкин.

Иван-младший, о своем командирстве заранее извещенный, постарался сохранить невозмутимый вид. Только глаза блеснули да дернулся подбородок.

С Кибалкой вышло не слишком ладно. Иван Кузьмич был уверен, что шкодник до небес подпрыгнет, узнав об «особом задании». Вышло совсем иначе. Иван-младший поглядел без радости, насупился:

«А ты, значит, дядя, на смерть пойдешь?»

Не пожалел родную кровь командир Кречетов – что есть силы по губам парню врезал. Хорошо еще ладонью бил, не кулаком. Стерпел племянник, характер показав. Потом, правда, объяснились. Иван Кузьмич заранее байку придумал – такую, что и поверить можно. Война сейчас в Пачанге, китайские милитаристы готовятся город брать. Без заранее оговоренного сигнала можно под ударом оказаться, потому как за врага примут и к ногтю возьмут. А молодежь для этого дела нужна по понятной причине – юным да быстроногим проще по камням бегать.

Вроде бы поверил. И то хорошо.

– Какие вопросы будут?

Без таковых не обошлось. Один из ревсомольцев, еще по Беловодску памятный («Дра-стуй-те, товарич Кречетов!»), непременно хотел узнать, что за сигнал, как его подавать требуется и, главное, отчего бы не просигналить прямо отсюда. Иван Кузьмич с немалым удовольствием вопрос отмел как несвоевременный и раскрывающий Военную Тайну. Голосу прибавил, взглянул сурово…

Насчет «прямо отсюда» ему и самому толком не объяснили. Однако господин Чопхел Ринпоче в своем мнении был тверд, и товарищ Кречетов, человек военный, решил не спорить. Сказано: «на земле Пачанга», значит, так тому и быть.

– Командир Кибалкин, выйти из строя для получения личного оружия!..

«Наган», который паршивцу Ваньке перед строем вручить требовалось, был тому хорошо знаком. Сам же и пристрелял еще в Беловодске втайне от дяди. Иван Кузьмич револьвер отобрал, теперь же вернул обратно, но не просто так, а пояснив с глазу на глаз, для чего командиру личное оружие. Особо велел за бароном следить и, если что, стрелять «контру» без всяких сомнений. Но и про остальных сказал. Не подчинятся – первый выстрел в воздух, а уж потом…

Вроде бы все? Вопросов нет, Ванька кобуру к поясу цепляет…

– Товарищ Кречетов! Можно сказать?

Недостойная Чайганмаа Баатургы шагнула из строя без всякого разрешения.

– Прошу не посылать меня на задание. Не справлюсь я, товарищ командир, не умею по горам ходить, подведу товарищей. Умоляю простить мою слабость!..

Взгляд в землю, вид унылый, плечи опущены, словно стыдом придавило. А над строем – негромкий гул. Не ожидали члены Ревсомола такого заявления от товарища по Союзу, растерялись. Один Кибалкин спокоен.

– Товарищ командир, разрешите два слова сказать!

Как отошли в сторонку, прямо в глаза поглядел:

– Пусть остается, дядя, – при тебе остается!

Ясно стало – сговорились. А тут и Мехлис подоспел, поддержал предложение. Мол, незачем товарищем нежного полу рисковать, если хватает парней. Вдруг ее слабость поперек партийного дела станет?

Не поспоришь даже. Остается одно – приказ отдать.

– Товарищ Баатургы с отрядом не идет, будет при посольстве. Еще заявления? Нет, таковых. Командуй, Иван Кибалкин!

– Отря-я-яд!..

– Церемонии у вас, однако, китайские, – барон, докрутив ус, наконец-то соизволил встать. – Я уж боялся, что «Интернационал» исполнять начнете, уши думал затыкать… Хотите, господин Кречетов, уберечь сопляков от смерти? Ладно, попытаюсь.

– Смотри, беляк, если что, под землей найду! – сказал товарищ Мехлис злым шепотом.

Унгерн ответить не соизволил. Поправил пояс на халате, кивнул на тропу.

– Встретимся внизу, господа. А если не повезет – то в Агартхе, у престола Блюстителя. Филина я в обозе оставил, приглядите, если что.

Ушли. Трое остались, мужчины и недостойная. Иван Кузьмич подошел к девушке, кашлянул неуверенно. Хотел объясниться, но не пришлось.

– Труден путь из Ронсевальского ущелья! – сказала Чайганмаа Баатургы.

4

Слева скалы – почти до самых небес, и справа они же, словно гигантские толстые сваи, вколоченные в серую твердь. Еще одна скала, поменьше, посередине, дорогу перекрывает. Упала еще в незапамятные времена, вросла боками в землю.

Речка с камнем не спорит, сперва вдоль него дорогу ищет, а потом поворачивает за правый угол, где проход.

– Это еще не Врата, – товарищ Кречетов, спрятав нарисованную от руки схемку, сверился с картой. – Дальше они, саженях в трехстах.

Семен, Георгиевский кавалер, кивнул согласно.

– Так и есть, Иван Кузьмич, мы за каменюку эту заглянули, как раз их и увидели. Две скалы – близко сходятся, вроде и в самом деле ворота. Только дуриком соваться туда я бы не стал. Опасная каменюка, непростая.

Стоящие поблизости «серебряные» – двое разведчиков и старшой, бывший драгунский вахмистр, когда-то учивший Кибалку выездке, о чем-то негромко шушукались. Наконец бывший вахмистр повернулся, подбросил ладонь к шапке.

– Так что, Кузьмич, диспозиция такая будет. На скале, что поперек лежит, засада, парни пятерых разглядели. Тихо лежат, но увидеть можно. Пулемет у них, и думаю, не один. А вот слева и справа пусто, не забраться туда человеку, стало быть, с флангов стрелять не станут. Значит, обоз и монахов назад отсылаем…

Командир Кречетов покачал головой:

– Нет. На скалы, что по бокам, не забраться, а вот обойти можно, всего пару часов пути. Поэтому коней и монахов в середину, позиции занять и к бою приготовиться. Я ближе подойду, камешки пощупаю, а вы меня прикрывайте.

– Мы подойдем, – негромко напомнил непременный Мехлис. – Не забывайте о руководящей роли партии. Ибо коммунист… – на этот раз указующий перст вонзился прямо в грудь Ивану Кузьмичу, – не должен рисковать попусту. Но если уж вы решили…

Красный командир не стал спорить. Что-то подсказывало: стрелять начнут не сразу. Не разбойники это – нечего душегубам делать среди Такла-Макана. И не местные, из Пачанга, те бы прятаться не стали. Значит, свои – из тех, что чужих похуже.

Карабин оставил, проверил револьвер в кобуре, шапку поправил.

– Пойдемте, Лев Захарович.

– Недостойная вас проводит…

Чайка была в новом халате. Шапка в соболе, пояс в серебре. За плечом – колчан со стрелами, в левой руке – лук.

– А как же насчет слабости? – подивился Иван Кузьмич. Девушка покорно склонила голову.

– Недостойная и вправду обделена силой, поэтому пройдет с вами лишь полдороги. Возле реки есть подходящий камень, недостойная спрячет свою слабость за ним. Когда услышите песню, знайте, что я уже на месте. Идите рядом, но не слишком близко друг к другу. Если враг захочет говорить, не подпускайте его вплотную, между вами должно быть несколько шагов.

Мужчины переглянулись.

– Карабин не хотите взять? – поинтересовался Мехлис, но Чайка покачала головой:

– Карабины есть у других. Пули слепы, стрела видит врага.

* * *

Под сапогами скрипела влажная земля, от близкой речки несло сыростью, рыжие, словно бароновы усы, скалы закрывали небо.

– Документы у них могут быть любые, – негромко рассказывал Мехлис. – Скорее всего, вам покажут бумагу за чьей-то серьезной подписью. Их интересует послание, которое мы везем. Как только получат, нас тут же перебьют. Не хотел вас пускать, Иван Кузьмич, но мне и самому интересно стало, кому мы здесь понадобились. Если уцелеем, будем уже в Столице разбираться… Кстати, наша спасательная бригада с сигналом не опоздает?

– Договорились, что при первых же выстрелах, – Кречетов поглядел вперед, прищурился. – Никого, вроде, и не видать…

Улеймжин чанар тоголдор

Онго ни тунамал толи шиг, —

донеслось сзади. Лев Захарович внезапно рассмеялся.