ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— Да? — сказал Евстафий.

— Да, — отрезал Вран. — А письма не было.

— Да? — снова произнес Евстафий. Он не скрывал, что не поверил сиру Врану.

Все сходится, думал Евстафий: сир Вран де Керморван подозревается в колдовстве, и герцог Жан желает захватить его и судить. Поэтому сопротивление следует оказывать весьма умеренное — отработать плату, но не более того. После чего надлежит сдаться.

— Это крестьяне, вот кто это там, под стеной! — вдруг закричал сир Вран. Он побледнел до синевы и затряс в воздухе сжатым кулаком. — Это мои мужланы, они взбунтовались!

Евстафий уставился на него с любопытством. Его как будто забавляла эта ярость.

— Да с чего бы им бунтовать против вашей милости?

— По-вашему, я не в состоянии узнать собственных мужланов? Я их господин, я помнил каждого еще при его рождении, и вот они выступили против меня.

— Крестьяне не умеют воевать, — сказал Алербах. — Они трусливы и подлы, но не виноваты в этом: такова их натура.

До боли щурясь, Вран высматривал на лугу знакомые лица. То ему казалось, что он различает их отчетливо и даже может назвать имена, то вдруг все опять заволакивало пеленой.

Но вот воинство двинулось к стенам замка. Туман колыхался, заполненный фигурами людей и животных; слышно было, как глухо стучат барабаны и верещит свистулька. Сдвинулось с места и поползло к стенам осадное орудие. Грохотали колеса, бежали в тумане люди. Евстафий смотрел на них с насмешливой улыбкой.

Вран схватил его за руку, сильно стиснул:

— Я хочу, чтобы ты вышел со своими людьми и разбил их на лугу, под стенами!

Алербах высвободился, потер смятые Враном пальцы.

— Зачем это? Пусть штурмуют.

— Нет, нет, — Вран тряс головой, — не нужно доводить до штурма. Убей их раньше.

— Им не взять замок, — возразил Алербах. — И осада долго не продлится. Они скоро уйдут.

— Ворота, — сказал Вран. — Их можно сломать.

Евстафий, отвернувшись, молчал.

— Я хочу, чтобы ты вышел из замка и отогнал моих врагов от стен, — упрямо повторил Вран. — Я не желаю, чтобы они разбили ворота и ворвались сюда.

Осадное орудие росло с каждой минутой, и все больше людей можно было разглядеть со стены.

— Ворота слабы, — твердил Вран. Тоска сжимала его грудь. — Почему ты не веришь, Алербах? Ты обязан защищать замок… меня. Ты обязан спасти меня. — Он заглянул Алербаху в лицо. — Золотая цепь в три пальца толщиной и большим изумрудом, и четыре серебряных кубка, украшенные топазами, — прошептал Вран. — И одно золотое кольцо лично для тебя. — Он схватился за руку, начал стаскивать с пальца кольцо.

— За сражение — двойная оплата, — спокойно произнес Евстафий. Он забрал у Врана кольцо, надел на указательный палец, сжал кулак.

Затем капитан отошел, и Вран тут же услышал, как Евстафий кричит своим солдатам.

Ворота со скрежетом растворились; отряд наемников выступил из замка навстречу врагу. В полумраке шевелилось, как живое, осадное орудие и совсем близко ржала лошадь.

Наемникам предстояло пересечь луг, обширное пустое пространство перед стенами замка. Внезапно все смешалось, бег сломался. Раздались громкие крики, звон стали. Ян слышал шум сразу с двух сторон: впереди громыхала армия, а слева шло сражение.

Несколько солдат продолжало бежать навстречу врагам; другие ринулись туда, где закипела первая схватка.

Ян взял меч обеими руками и остановился, прислушиваясь.

Не оставалось никаких сомнений: на отряд напали совсем не там, где ожидалось столкновение. Те, кто атаковал их, бились отчасти конными, отчасти пешими. Пользоваться луками и арбалетами в такой сумятице, да еще в полумраке, не решался никто.

Ян сделал шаг вперед и наткнулся на тело. Убитый лежал на земле, пригвожденный копьем… нет, не копьем, а обычными крестьянскими вилами! Точно так же погибли те двое, найденные в лесу.

Ян остановился как вкопанный. Вилы чуть подрагивали: тот, кого они пронзили, был еще жив. Из раскрытого рта наемника вытекала кровь, в глазах неподвижно стояла влага.

Солнце второй раз вышло из-за горизонта, теперь гораздо увереннее. Наступающее утро осыпало умирающего каплями росы, словно драгоценными камнями. Но какими бы недолговечными ни были эти самоцветы, они прожили дольше, чем тот, кого они украшали. Ничего не ведая о красоте, посетившей его перед смертью, наемник вдохнул в последний раз и больше уже не выдыхал. Вилы в его груди застыли.

Первый луч солнца пронзил воздух, и затаившийся мир внезапно расцвел мириадами крохотных радуг. И мгновенно луч погас. Как будто некто боязливый дотронулся пальцем и быстро отдернул руку.

И, как будто порожденные рассветом, выскочили из тумана люди. Они больше не таились, и Ян увидел крестьян, вооруженных кольями; имелись у них и серпы, и ножи. Один, с длинной косой, бежал прямо на Яна; одежды этого человека развевались, коса вспыхивала — он был похож на торжествующую, веселую смерть, с которой охота пуститься в сумасшедшую пляску по всему миру, и выплясывать, выплясывать, оставляя позади города и села, монастыри и замки, реки и рощи, разбросанные посреди лугов.

Один из солдат бросился навстречу «Смерти»; несколько раз ему удавалось отбить удар косы, и «Смерть» была воистину близка к собственной смерти; но затем плавный, по-хозяйски уверенный взмах косы скосил солдата.

Посреди сражающихся, возвышаясь над головами солдат и крестьян, находился всадник. Спокойно держал он в опущенной руке меч и ничего не предпринимал. На мгновение Ян поймал его взгляд и понял, что уже встречался с ним глазами — когда стоял на стене и разглядывал картину Страшного суда. Конь не был ни белым, ни черным, а всадник казался задумчивым, даже печальным. Но Ян смотрел на мир как на картину и потому он сразу разглядел: все линии, все нити, на которых держится Керморван, стянулись к всаднику как к некоему узлу. Бездействовал же рыцарь потому, что держал в себе новое небо и новую землю и боялся расплескать их.

Ян побежал к нему; он видел, что в том же направлении бегут и прочие наемники. Враги хлынули против них толпой. То были мужланы, обряженные в тряпье, разрисованные углем и красной глиной; среди них имелись и женщины, и старики, и подростки; с собой они тащили чучела, сделанные из соломы, — подобья людей и лошадей, и несколько настоящих лошадок пытались выдернуть солому из грив лошадок рукотворных.

Шутовское воинство выплясывало и вопило, окружая солдат. Их били дубинами, валили на землю, забрасывали чучелами, затаптывали ногами. Евстафий первым опустил меч, давая знак остальным, и незаметно перевернул кольцо на пальце камнем к ладони. Тогда и остальные наемники побросали оружие. Кругом раздавались угрожающие крики, кое-кто уже потянулся к солдатам, норовя ухватить их и потащить на расправу.