Хранить вечно - Федор Шахмагонов

Он побежал за билетом, оставив машину у подъезда вокзала. Кассирша объявила:

— Все поезда ушли, молодой человек!

Он вернулся к «Москвичу», у машины стоял милиционер. Опять испуг. Милициопер спросил, его ли это машина. Казанский чуть было не отрекся от машины.

— Не-е-е… Не знаю! — ответил он.

— Как же вы это не знаете? Вы на ней приехали!

— Моя машина! Мне нужно ехать!!!

Казанский буквально впрыгнул в «Москвич» и помчался.

Вернулся домой, поставил машину у подъезда.

В этот час он боялся, как бы мы его не арестовали до того, как он сам явится.

Когда он выглянул из окна в переулок, его охватил ужас. Около «Москвича» стояла милицейская оперативная машина. Это инспектора ГАИ обнаружили его «Москвич» по помору, указанному милиционером. Казанский не сообразил, что появление оперативной милицейской машины вызвано его нелепым ответом милиционеру на вокзале. Он решил, что приехали за ним…

В довершение всего раздался телефонный звонок. На этот раз он снял трубку, по в трубку ничего не ответил. С другого конца провода кричали:

— Алло! Алло! Это аптека?

Обычная неполадка в московском телефонном узле, а может быть, кто-то и номером ошибся. Тут Казанский отвел душу.

— Почему аптека? — взорвался он. — Какая аптека? Вы с ума сошли! Хулиганство!

Трубку на другом конце провода положили. Именно поиски аптеки и надоумили его. Он набрал телефон «Скорой помощи» и вызвал врача, сказав, что у него сильнейший сердечный приступ.

Врач приехал.

Выслушал его, серьезных отклонений не нашел. Но Казанский в истерике уверял, что у него разрывается сердце.

— Спасите меня, доктор! Спасите! — кричал он.

Врач вызвал санитаров. Казанского уложили на носилки и увезли в больницу.

В девять часов утра ко мне позвонили из приемной и спросили, не интересует ли меня некто Казанский.

Я посмотрел на Василия. Он не слышал, конечно, что мне сказали, но весь потянулся к телефонной трубке. Ждал!

Я спросил:

— Он в приемной?

Мне ответили, что Казанский вызывает следователя Комитета государственной безопасности в больницу. Глядя на Василия, я не сдержал улыбки.

— Эксперимент удался! — объявил я ему. — Казанский просит нашего сотрудника, чтобы сделать заявление…

— Надо торопиться, Никита Алексеевич! Свидание у них назначено на половину седьмого.

— Почему торопиться? — спросил я.

— А если послать его на встречу?

— И с поличным взять?

Я нарочно задал такой вопрос, я знал, что Василий задумал нечто иное.

Он меня понял.

— Никита Алексеевич, я не о том! А если через Казанского ворваться в эту цепочку?

— Ворвемся в цепочку, дальше что? Вступать в игру?

— Смотря что их интересует… Если Брунов, то мы можем сделать большое дело!

— Это зависит и от Казанского…

— Согласится!

— Я не об этом. Сумеет ли он их переиграть? Мы же с тобой решили, что Раскольцев очень сильный противник. И этот еще господин…

Все это звучало убедительно.

— Я вижу, Василий, вам очень хочется поехать в больницу… Ехать, однако, придется мне!

Я попросил главного врача больницы отвести мне часа на два отдельную комнату. Главный врач уступил мне свой кабинет. Туда привели Казанского. Дверь закрылась. Я запер ее на ключ, повернулся к Казанскому. В его глазах и мольба, и надежда.

Я показал ему свое удостоверение. Сам не стал задавать ему вопросов. Важно было, чтобы он все рассказал, чтобы раскрылась мера его искренности.

Всю историю знакомства с Нейхольдом он рассказал подробнейшим образом, ничего не утаил. Трудно ему было, человек хочет всегда выглядеть красиво. Художник — и вдруг спекулянт, мошенник… И этот порог он перешагнул. В лицах, живо, с полной беспощадностью к себе изобразил сцену вербовки его Эдвардсом.

Словом, рассказал все, вплоть до вызова «скорой помощи». Статья 64 Уголовного кодекса гласит: «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершил и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой». Я показал ему портрет Сальге, тогда еще личности для нас туманной. Он его никогда не видел.

Наступала решающая минута. Посылка, небольшая картонная коробочка из-под пилюль, лежала передо мной на столе. Он не открывал ее.

О вступлении в большую игру речи пока еще не шло. Но позондировать, попробовать, пойдет ли игра, мы могли.

— И предположений никаких нет, — спросил я его, — кто придет к вам на встречу у памятника Пушкину?

— Никаких!

— У вас нет желания прогуляться по Большой Бронной от Никитских ворот до площади Пушкина?

— Мне? Сейчас? Сегодня?

— Не сейчас! У вас целый день впереди, чтобы подготовиться! Вы этим нам очень поможете.

Он растерялся.

— Разве вы не думали, что и мы можем к вам обратиться за помощью, чтобы до конца разобраться во всей этой истории?

— Думал.

— Вот мы и обратились к вам с такой просьбой! Вашу встречу мы обезопасим всеми мерами…

— Мне кажется, что они следили за мной…

— Это действительно только кажется…

— «Волга» за мной…

— Не следили! — перебил я его. — Это мы знаем точно! Но мы не настаиваем — это должно быть ясно выраженным вашим добровольным желанием!

Он согласился.

Решено было, что он останется до вечера в больнице.

Специалисты открыли коробочку и обнаружили в ней бобину с магнитной проволокой. Проиграли ее на соответствующей аппаратуре. На ней оказалась запись уже известного разговора на веранде дачи Раскольцева с Бруновым. И все… Вопрос, куда протянулись руки хозяев Раскольцева, был ясен. Брунов и сфера его деятельности… Их интересовала система гражданской обороны.

Пожалуй, имело смысл «помочь» им через Брунова. Обычно разведки очень критически относятся к каким-либо сенсационным удачам. Всегда в таких случаях возникает опасность наткнуться на дезинформацию. Но никто не может на первых порах, а иной раз и на протяжении длительного времени определить, достоверные это сведения или дезинформация.

Все эти соображения я изложил Сергею Константиновичу. Такого рода игра — дело крайне деликатное.

— Вы еще раз, — начал Сергей Константинович, — приостановили арест неизвестного… У вас уже созрел какой-то план?

Я высказал свои предложения по игре. Правда, я пока мог говорить только о примерной схеме. Брунов — Раскольцев — Казанский и то лицо, которое должно определиться вечером. А это означало, что и сегодня вечером мы не арестовываем неизвестного…