Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Ах, оставь эту несчастную. Она надеется, что я помогу ей избавиться от Домиция, которого она боится как огня. Но я и пальцем не пошевелю ради какой-то шлюхи, мне и дела нет до нее. С ним не удалось спокойно поговорить, он совсем помешался. Кажется, его не волнует ни развод, ни ребенок моей сестры. Говорил я тебе, что эта бесполезная затея – вразумить его.

Юния грустно склонила голову:

– Бедная сестра! Надеюсь, сердце ее излечится от пагубной любви. Пойдем отдыхать, Гай! Завтра я подам тебе список недостойных звания всадника. Работа почти закончена, ожидая тебя, я посвятила этому полночи. К тому же у меня появилась блестящая идея, как упрочить любовь римлян к тебе. Но расскажу утром.

Однако утром разговора не получилось. Гемма, застав Калигулу спящим, а Юнию – за ранним завтраком, срочно вызвала ее к нетерпеливо мерившему шагами атриум Клавдию. И, когда Гай пробудился, ему сообщили, что супруга час назад уехала по срочному делу с его дядей.

LXVI

Аврора еще красила небосвод розовыми красками, но колесница Сола уже покидала ворота небесного дворца, и переливающиеся лучи нерешительно ласкали листья на деревьях в садах Саллюстия.

Сады еще не наполнились цветами, гуляющих не было, а мраморные скульптуры не могли помешать уединению. Клавдилла зябко куталась в теплую паллу, утренний ветерок теребил пряди лунных волос. Клавдий, прихрамывая, шел рядом и, по обыкновению, выжидающе молчал. Но и Юния не проронила ни слова, занятая раздумьями.

– Слышал, ты сблизилась с Иродом Агриппой, – вдруг проронил Клавдий.

– Откуда такие неверные слухи? – спросила Юния, насторожившись.

– Он был у меня под утро. Расспрашивал о тебе и особенно интересовался, откуда к Тиберию поступили сведения, что Гемелл – отпрыск Сеяна. Меня встревожил этот визит. Видно, ему было важно узнать подробности, если он явился в столь неурочное время.

Юния растерянно молчала, во все глаза уставившись на собеседника.

– Я не пойму…

– Кому ты рассказывала о нашей интриге? Лучше ответь честно.

– Клянусь Марсом, никому. Префект претория знал, что я собираюсь привлечь Гемелла в ряды поклонников темной богини, которой служу сама. Слухи об этом, вовремя распущенные среди сенаторов, и помешали тому, чтобы их с Гаем признали равными наследниками, – ответила Юния. – Но твое имя я не упоминала ни разу, подозрения этого хитрого иудея могло вызвать только то, что я жила в твоем доме довольно долго. Капсу с письмами Тиберий сам отдал Калигуле, а тот показывал их Макрону. Ох, не зря мне с первого взгляда не понравился Агриппа. Не могу объяснить причины этой неприязни, но взгляд его пронзительных глаз смущает меня.

– С одной стороны, – грустно подытожил Клавдий, – нам ничего не грозит. Но не боишься ли ты, что твой любовник мог доверить кому-то свою сердечную тайну?

– Ироду? – выдохнула Юния, вся дрожа.

– Они – близкие друзья, связанные узами гостеприимства. И если Ирод хоть что-то скажет Гаю Цезарю… Ведь есть слова, что не требуют доказательств.

Клавдилла умоляюще посмотрела на старика. Таким немым ужасом обдал его взгляд темных глаз, что на миг Клавдию стало не по себе.

– Не смотри так, Юния, меня бросает в дрожь. Почему я должен отвечать за твою неосторожность? Калигула пока верит тебе, ты удачно нашла оправдание письму Друзиллы, но тогда тебя вовремя предупредили друзья. Тебе просто повезло. Повезет ли в этот раз? Ребенок, которого ты вынашиваешь, может стать яблоком раздора между Макроном и моим племянником. Ты сама-то знаешь, чей он?

Щеки Юнии обиженно вспыхнули, и она грубо ответила:

– У меня не может быть детей от любовника. Это дитя величия было зачато в ту ночь, когда скончался Тиберий. А ты знаешь, как он умирал? – Она вдруг откинула паллу и рванула тунику, обнажив плечо с синими пятнами. – Видишь? Это метка, оставленная рукой старика, которого душил Макрон.

От ужаса Клавдий едва не потерял сознание, сердце мучительно больно сжалось в груди, и он остановился, опершись о дерево. Юния испугалась и принялась звать на помощь, но он жестом остановил ее.

– Сейчас отпустит, – прошептал он, – бывает у стариков. Избавься от Макрона. Избавься – мой тебе совет.

Резко развернувшись и даже не задумавшись, что бросает Клавдия одного, Юния побежала к своим носилкам.

«Убить Макрона! Убить!» – вихрем кружилось в голове. Холодный разум одобрял, а сердце протестовало. Его крепкие объятия, страстные поцелуи, пылкие признания – она не хотела жертвовать этим тайным счастьем. Но циничный разум ставил перед сердцем вопрос за вопросом, на которые не было ответа. А что будет, если Гай догадается обо всем? Не обернется ли любовь Макрона ненавистью, когда родится ребенок Калигулы? А полгода пролетят незаметно. Как она станет оправдываться?

Подъезжая в закрытых носилках ко дворцу императора, Ирод видел, как из ворот выехала Юния, а следом за ней Клавдий. Надо же, как испугался бедный старик! Видно, и не ложился в эту ночь. Агриппа отдавал себе отчет, что ворошит осиное гнездо, но любопытство подстегивало, заставляя забыть об опасности.

Калигула явился к нему заспанный и непричесанный, в мятой тунике. Рабам было велено раздать спортулы многочисленным просителям, с рассвета толпившимся в ожидании императора. Гай обрадовался другу, тут же принявшись подробно расписывать ему свой визит к Пираллиде. Закусив губы, Ирод терпеливо слушал, стараясь не выказать заинтересованности. Искренне жаль ему было свою любовницу! Их связывала и многолетняя дружба, и чувственная нежность – они берегли свои отношения, с трепетом относясь к известиям о неприятностях, старались помочь друг другу. Сколько раз Пираллида жертвовала собой, чтобы смягчить настойчивого кредитора Ирода, и не брала платы! Поэтому он, скрывая волнение, слушал его рассказ об Агенобарбе. Она попала в страшную, тягостную зависимость от наглого Домиция, жаждала покорить молодого императора в надежде на избавление, но просчиталась, недооценив его любви к собственной жене.

Когда запас красноречия Калигулы исчерпался, Ирод перевел разговор на другое, расспрашивая о последних днях жизни Тиберия. Гай отвечал неохотно, иногда просто игнорируя вопросы. Агриппа это заметил и неожиданно для собеседника вдруг поинтересовался, почему его сестра Друзилла до сих пор не вернулась из Капуи. Гай доверительно сообщил, что с Юнией у нее вышла крупная размолвка и Друзилла попросту боится попадаться ей на глаза. Ирод удивился и стал настаивать на подробностях.

Калигула поведал, что Друзилла прислала на Капри лживое письмо, где обвиняла Клавдиллу в неверности. Это повлекло за собой еще кучу разных вопросов, и, Калигула, ударившись в воспоминания, рассказал Агриппе о том, как Клавдий сообщил ему еще в мае, что Тиберий намерен изменить завещание в пользу своего внука, и настоял на его отъезде на Капри; как цезарь не желал с ним разговаривать, но вдруг в свой день рождения вызвал к себе и дал капсу с письмами, свидетельствующими, что Тиберий Гемелл – ублюдок Сеяна; как вызвал префекта претория и Силана, чтобы сообщить им о завещании, где из ненависти к отпрыску Германика все-таки не вычеркнул Гемелла; добавил, что тогда узнал о самоубийстве Фабия; как тосковал о супруге, а она, будто снег на голову, неожиданно приехала, переодетая преторианцем; как они делали наряд из занавеса (это повеселило Агриппу) и как Тиберий вдруг потребовал их развода. Клавдилла даже не попыталась отстоять свою любовь, внушив цезарю, что сама мечтает об этом, и вдруг раб привез письмо сестры, обвиняющей ее в разврате. Если бы в Остии ему не встретилась Ливилла, не успевшая опередить козни Друзиллы, он убил бы Юнию, настолько был разгневан. И действительно, связь их с Макроном имела место, но не любовная. (Ирод скрыл нехорошую усмешку. До чего ж хитра Клавдилла!) Как они были на волосок от гибели, когда Тиберий решил вернуться.