Русская весна - Норман Спинрад

– П-понятия не имею, о чем вы… – заикаясь, сказал посол. Но Франя видела, что теперь он не спешит закончить разговор.

– Я прошу вас об одном – положить мое сообщение на стол Вольфовица. Без комментариев. Я не прошу вас ввязаться в это дело. Как всегда говорит моя матушка, первый закон бюрократии – прикрыть собственный зад.

– Я ничего не обещаю, Рид, – промямлил посол.

– А я не прошу вас обещать, – сказал Бобби и теперь сам прервал связь.

– Высший класс, Бобби! – сказала Франя с искренним восхищением. – Думаешь, это сработает?

– Если мы свяжемся с Вольфовицем, – сказал Бобби.

– Потому, что этот человек был когда-то твоим приятелем?

– Я уверен: и Вольфовицу и Горченко сейчас необходимо что-нибудь подобное. Они так и осыпают друг дружку воздушными поцелуями. Меня не удивит, если Горченко уже провернул это по другим каналам.

– Грязные политиканы, – проворчал отец.

– Не брыкайся, папа, – сказал Бобби. – На сей раз они работают на тебя.

Открытое письмо президента Натана Вольфовица Константину Горченко

Как мне сообщили, создатель европейского космокорабля "Гранд Тур Наветт" американец Джерри Рид стал жертвой несчастного случая незадолго до первого полете ГТН, в котором он предполагал принять участие. Сейчас он лишен возможности исполнить мечту своей жизни, так как по состоянию здоровья не может быть пассажиром коммерческого орбитального рейса.

Господин Рид покинул нашу страну много лет назад, когда американская космическая программа стала исключительно военным инструментом. Многие годы он оставался на вторых ролях в европейской космической программе, его дискриминировали как американца, и его способности не реализовались. В итоге ему пришлось отказаться от американского подданства, дабы достичь своей цели. В некотором роде, господин Горченко, это рассказ о нашем времени, рассказ, для которого – я убежден – Вы и советские люди хотели бы счастливого завершения – так же, как и я. Вы имеете власть написать этот счастливый конец – или, как я верю, скоро получите такую власть.

Я прошу Вас, господин нынешний и будущий президент, разрешить Аэрофлоту доставить этого сына Америки на орбиту, на его творение – "Гранд Тур Наветт". Вы напишете счастливый конец для этой старой и грустной международной истории.

Пусть это будет малой свечой, которую мы зажжем в мире, погруженном во мрак. Вместе мы сможем показать миру, что, несмотря на сегодняшние трудности, наши великие народы не утратили человечности.

Прежде Джерри Рид и вообразить бы не мог, что так напряженно будет ждать результата выборов, тем более в Советском Союзе. Но Бобби оказался прав: в кои-то веки правящие миром политиканы действовали ему на благо.

Ни из Вашингтона, ни из посольства не поступало подтверждения, что послание Бобби передано Натану Вольфовицу. Но за два дня до выборов в России представитель Белого дома огласил "Открытое письмо президента Соединенных Штатов Константину Горченко".

– Он прет напролом! – воскликнул Бобби после того, как они дважды перечитали письмо в "Геральд трибюн". – Он ухватился за повод открыто поддержать Горченко. Он делает крупную ставку на еврорусских и желает, чтобы об этом знал весь мир. Любопытно, какой веревочкой повязана эта пара?

Но Джерри не обратил внимания на политический смысл послания Вольфовица, – хотя вся пресса комментировала именно это. Даже надежда, что он все-таки пройдет по водам – если мир выживет, – отошла на второй план из-за странного чувства, от которого наворачивались слезы на глаза.

Впервые в жизни он испытал глубокую симпатию к политикану, к человеку, которого никогда не видел. И не потому, что Натан Вольфовиц взялся ему помочь: президент Соединенных Штатов заботился о справедливости. Джерри понимал, что письмо было тщательно продуманным политическим ходом, но слова президента звучали правдиво, – они шли от сердца. Вольфовиц употребил свою власть, чтобы исправить зло, – и сделал это с очевидным удовольствием.

За такие вещи и стоит любить человека – не важно, политикан он или нет. Не это ли политики называют подлинным лидерством? Не за это ли Вольфовица так любит вся Европа? Не из-за этого ли мир беспричинно верит, что спасение придет от Вольфовица? По крайней мере, сам Джерри в этот момент чувствовал – вполне иррационально, – что Натан Вольфовиц уже спас мир.

Это чувство стало еще сильней, когда Константин Горченко ответил Вольфовицу в последнем выступлении накануне выборов.

Горченко говорил на митинге – на площади Финляндского вокзала, где Ленин некогда призвал к большевистской революции. За его спиной был виден огромный красный флаг; его седые волосы драматически развевались – то ли на ветру, то ли под вентилятором. На нем был ловкий черный костюм и белая крестьянская рубаха; он был похож на голливудского актера в роли старого фермера. Словом, русский вариант американских фокусов с одеждой, специально подбираемой для важных выступлений. И подобно американским политикам, Горченко говорил долго, безостановочно, переходя на крик. Телевидение давало синхронный перевод на французский – цветистый и монотонный. Горченко, как обычно, дал длинный экскурс в историю СССР, помянул Сталина и Хрущева, и зарю гласности , и так далее. Затем – внимание, внимание! – семья Ридов замерла у экрана – он обрушился на националистов, на великоросский шовинизм, на незаконные действия Красной Армии, на все, что мешает Союзу и дальше «стоять плечом к плечу с цивилизованным миром». А в конце он сказал о деле Джерри Рида – о просьбе президента Вольфовица – и пообещал исполнить эту просьбу, буде его изберут президентом СССР.

"Я протягиваю руку господину Риду, я протягиваю ее президенту Вольфовицу! Пусть это будет первая свеча из многих, которые мы затеплим по мраке!"

– Господи, точнехонько та самая фраза! – воскликнул Бобби. – Это не случайно. Видимо, какой-то код, они так переговариваются. Мы для них – часть большой игры.

Но Джерри было плевать, что его используют как пешку в грязной политической игре. Это бывало много раз и прежде, но нынче он будет в выигрыше, потому что на сей раз игроки стараются изо всех сил, чтобы получить зримый результат. Он сидел в кругу свой советско-американской семьи, следил за выборами в Советском Союзе и болел за еврорусских сильнее, чем за свою любимую футбольную команду.