Баллантайн - Уилбур Смит

Манго Сент-Джон разжал руки, и Камачо рухнул в грязь лицом вниз. Сам капитан, чтобы не упасть, ухватился за край помоста. Только сейчас он впервые поднял глаза и посмотрел на Робин.

— Ваш покорный слуга, мэм, — пробормотал он.

Типпу ринулся вперед и успел подхватить его прежде, чем тот упал.

Моряки с «Гурона», все до одного вооруженные, выстроились вокруг них, и Типпу возглавил отряд, освещая фонарем путь по темным закоулкам.

Манго Сент-Джон едва держался на ногах, его поддерживал боцман Натаниэль. Робин кое-как перевязала рану полоской льняной материи, оторванной от чьей-то рубашки, а из остатков соорудила перевязь для правой руки Манго.

Они прошли через мангровую рощу и вышли на берег реки, вдоль которой были построены загоны. Посреди речного устья стоял изящный клипер, его голые мачты и реи темным силуэтом вырисовывались на звездном небе.

На палубе горели фонари и дежурили вахтенные. Типпу окликнул их, и тотчас же от борта клипера отчалил вельбот и быстро направился к берегу.

Манго взобрался на корабль без посторонней помощи и со вздохом облегчения рухнул на свою койку в кормовой каюте, койку, которую так хорошо помнила Робин.

— Они забрали мой саквояж с медицинскими принадлежностями, — сказала она, вымыв руки в фарфоровом тазу, стоявшем у изголовья койки.

— Типпу, — Манго взглянул на помощника, тот коротко кивнул безволосой, покрытой шрамами головой и исчез из каюты.

Манго и Робин остались наедине, и, впервые осматривая рану при ярком свете фонаря, она старалась держаться отстраненно, с профессиональным безразличием.

Рана была узкой, но глубокой. Она начиналась прямо под ключицей и уходила внутрь в сторону плеча.

— Вы можете пошевелить пальцами? — спросила доктор.

Он поднял руку и легонько коснулся ее щеки.

— Да, — сказал Сент-Джон и погладил ее. — Запросто.

— Не надо, — слабо произнесла она.

— Ты больна, — сказал он. — Ты такая худая и бледная.

— Ничего страшного. Опустите руку, пожалуйста.

Робин невыносимо стыдилась спутанных волос и заляпанной грязью одежды, лихорадочной желтизны лица и темных синяков под глазами от усталости и пережитых ужасов.

— Лихорадка? — тихо спросил Манго Сент-Джон, и она кивнула, продолжая заниматься раной.

— Странно, — пробормотал капитан. — Из-за нее вы кажетесь такой молодой, такой хрупкой. — Он помолчал. — Такой прелестной.

— Я запрещаю вам говорить так. — Мисс Баллантайн очень волновалась и была не уверена в себе.

— Я говорил, что не забуду тебя. — Он пропустил ее приказ мимо ушей. — И не забыл.

— Если вы не прекратите, я сейчас же уйду.

— Вчера я увидел твое лицо при свете костров и не мог поверить, что это ты, и в то же время мне почудилось, что нам было предначертано встретиться здесь этой ночью. Словно это предначертано нам с самого рождения.

— Пожалуйста, — прошептала Робин, — прошу тебя, не надо.

— Так-то лучше — «прошу тебя». Теперь я замолчу.

Но пока она работала, Манго внимательно рассматривал ее лицо. В корабельной аптечке, которую он держал в запирающемся шкафчике под койкой, Робин нашла почти все необходимое.

Доктор накладывала швы, и он ни разу не вздрогнул, не скривился от боли, а продолжал рассматривать ее.

— Сейчас вам нужно отдохнуть, — сказала она, закончив работу, и он лег на койку.

Теперь стало видно, что Сент-Джон неимоверно устал и измучен, и Робин ощутила прилив не то благодарности, не то жалости, не то какого-то другого чувства, которое, казалось ей, она давно сумела подавить.

— Вы спасли меня. — Она опустила глаза, не в силах больше смотреть на него, и занялась перекладыванием медикаментов в аптечке. — Я всегда буду вам благодарна, но всегда буду ненавидеть за то, что вы здесь делаете.

— А что я здесь делаю? — поддразнил он Робин.

— Покупаете рабов, — обвинила она. — Покупаете живых людей, как только что на невольничьих торгах купили меня.

— Да, но не за такую высокую цену, — согласился он и закрыл глаза. — По двадцать долларов золотом за голову — не слишком большая прибыль, уверяю вас.

Робин проснулась в крошечной каюте, той самой, в которой плыла через Атлантический океан, на той же самой узкой неудобной койке.

Это было похоже на возвращение домой. Первое, что она увидела, когда глаза привыкли к яркому солнечному свету, лившемуся из светового люка, был саквояж с медицинскими инструментами, остатками лекарств и ее личными вещами.

Доктор вспомнила негласный приказ, который Манго накануне вечером отдал помощнику. Видимо, ночью Типпу спустился на берег, и хотела бы она знать, за какую цену или какими угрозами он добыл чемоданчик!

Она быстро поднялась с койки, стыдясь своей нерасторопности; тот, кто принес саквояж, также наполнил свежей водой эмалированный кувшин. Робин с наслаждением смыла грязь, расчесала спутанные волосы и нашла поношенное, но чистое платье. Потом торопливо вышла из каюты и направилась к капитану. Если Типпу сумел раздобыть ее вещи, может быть, он нашел и ее людей, готтентотов и носильщиков, проданных с аукциона.

Койка Манго была пуста, в углу каюты валялся жилет и скомканная окровавленная рубашка, постель была смята. Она поспешно поднялась на палубу. Выйдя на солнечный свет, доктор увидела, что муссон дал лишь временную передышку: над горизонтом уже клубились грозовые тучи.

Она быстро огляделась. «Гурон» стоял посреди широкого устья реки, берега которой заросли манграми. Песчаной отмели и открытого моря не было видно; отлив шелестел по корпусу корабля и наполовину обнажил низкие глинистые берега.

На рейде стояли и другие суда, в основном большие багалы с парусной оснасткой, как у дхоу, излюбленные корабли арабских прибрежных торговцев. В километре ниже по течению стоял на якоре еще один корабль с полной парусной оснасткой, на нем развевался флаг Бразилии. Пока Робин смотрела, на корабле лязгнул