Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

В ответ Болдуин заметил, что позиция Черчилля предполагает большую свободу и меньшую ответственность. Затем он сообщил палате: «Мы стараемся добиться упорядоченного ограничения вооружений. Если конференция по разоружению не достигнет своих целей, правительство сочтет долгом в первую очередь быстро отреагировать в интересах нашей страны». Но при этом он был уверен, что такой необходимости не возникнет: «Не думаю, что мы обречены на войну».

В своей речи Болдуин охарактеризовал замечания Черчилля как «очень интересные, чрезвычайно взвешенные и полные глубокого смысла». Герберт Сэмюэл оценил их иначе. Он сказал, что курс Черчилля – «да здравствует анархия, и давайте все вместе бросимся и погубим себя».

4 марта была выпущена «Белая книга обороны». Она начиналась заявлением, что правительство не допустит сокращения военно-воздушных сил ниже уровня Германии. «Правительство его величества ставит своей приоритетной целью достижение паритета в военно-воздушных силах среди ведущих держав». При этом заявлялось, что «гонки вооружений в воздухе следует избежать любой ценой», и выражалась надежда на то, что правительство сумеет добиться паритета в воздухе «путем сокращения сил других до британского уровня». Это означало, что Франции и России нужно существенно сократить свои авиационные силы.

«Обещание паритета», несмотря на все оговорки, вызвало резкий протест лидера лейбористов Клемента Эттли, который 8 марта в палате общин заявил: «Мы отрицаем необходимость наращивания воздушных сил». От лица Либеральной партии Арчибальд Синклер тоже осудил заявление: «Постоянное накопление вооружений – это глупость, опасность и расточительность». Черчилль не имел за собой поддержки никакой партии, но для представителей всех партий, которые его внимательно слушали, заявил: «Простого увеличения недостаточно. Политика, которую проводит правительство, находится в достаточно серьезном противоречии с суровой реальностью европейской ситуации. Недостаточно прикрываться тем, что Франция имеет превосходство в воздухе. Именно с неба грозит новая опасность. Таким образом, необходимо создать безопасное небо над головой так же, как на протяжении столетий нашу безопасность обеспечивал контроль над морями. Германия быстро вооружается, и никто не собирается ее останавливать. Никто при этом не предлагает начать «превентивную войну», чтобы не дать ей нарушить Версальский договор. Все прекрасно понимают, что этот очень одаренный народ, с их уровнем науки и производства, с тем, что они называют авиаспортом, способен очень быстро создать воздушные силы и оборонительного, и наступательного назначения. Германией правит горстка автократов, которые стали абсолютными властителями этой могущественной, одаренной нации и обладают полным контролем над общественным мнением благодаря всем возможностям, которые предоставляют современные технические достижения. Я опасаюсь того дня, когда возможности и средства, угрожающие Британской империи, окажутся в руках нынешних правителей Германии. И этот день, вполне вероятно, недалеко. До него, может быть, год, может, восемнадцать месяцев. Однако еще есть время, чтобы принять необходимые меры. Требуется не «обещание паритета», а достижение паритета. Но нам нужны средства для достижения этого».

Повернувшись затем к председателю совета лорду Стенли Болдуину, Черчилль заявил парламентариям: «Ему достаточно лишь решить, что нужно сделать, и парламент проголосует за все поставки и все необходимые санкции, если потребуется, в течение сорока восьми часов. Не нужно никаких разговоров о подготовке общественного мнения. Не надо идти на улицу и спрашивать людей, что они об этом думают. Решать должны парламент и кабинет министров, а народ будет судить, правильно ли они действуют как их доверенные лица. У лорда-председателя есть власть, а если у него есть власть, у него есть и то, что всегда прилагается к власти, – ответственность. Возможно, более тяжелая и более личная ответственность, чем ложилась на какого-либо слугу короны на протяжении многих лет. Возможно, он еще этого не осознал, но сегодня он – капитан корабля. Нация смотрит на него и ждет от него совета, ждет мудрого указания надежного курса в это опасное время, и я верю и надеюсь, что мы смотрим не зря».

В ответной реплике Болдуин сказал, что «не готов сегодня признать ситуацию безнадежной, но, если усилия Британии по разоружению ни к чему не приведут, правительство будет считать, что военно-воздушная мощь нашей страны не должна ни в чем уступать любым странам, расположенным на расстоянии прямого удара от наших берегов». Тем самым Болдуин поддержал требование паритета. Через три дня, 11 марта, Черчилль написал Хору: «Нельзя терять времени для удвоения наших военно-воздушных сил». Но через восемь дней после этого письма кабинет отверг его предложение, отчасти на основании того, что у министров еще оставалась надежда на разоружение, отчасти из-за требующегося существенного роста расходов, а отчасти потому, что полагали, как объяснял министр иностранных дел сэр Джон Саймон, что «германская экспансия, если даже станет реальностью, скорее всего, будет направлена на восток и юг, нежели на запад». Опасность, полагали, грозит скорее Австрии, Данцигу и Мемелю.

Приветствуя позицию Болдуина по поводу паритета в воздухе, Черчилль предупредил, что надежды правительства на сокращение вооружений в авиации могут представлять большую опасность, если будет отложен пересмотр всей системы обороны Британии. 21 марта в палате общин он высказался за создание Министерства обороны, чтобы снабжение и планирование действий армии, авиации и флота координировал один министр. Кабинет отверг предложение, приватно сопроводив его грубым комментарием о невозможности найти «сверхчеловека» для исполнения такой задачи.

Правительство находило удовольствие в осмеянии Черчилля. Ход дебатов по Индии предоставил новые возможности для насмешек. Черчилль обвинил Министерство по делам Индии в оказании год назад незаконного давления и подделке свидетельств, представленных в объединенный специальный комитет. Правительство заявило, что это абсурд, свидетельствующий о психическом расстройстве. На самом деле обвинение было обоснованным. Хор, который как министр по делам Индии должен был беспристрастно изучать свидетельства всех заинтересованных групп, смог, благодаря вмешательству лорда Дерби, уговорить Торговую палату Манчестера отозвать свои претензии, критически оценивающие некоторые экономические аспекты законопроекта об Индии, влияющие на хлопковое производство Ланкашира.

Черчилль получил достаточно подробностей и документов, подтверждающих факт подлога. Но его вызов дал обратный результат. Обвинение выглядело настолько невероятным, а участие Министерства по делам Индии настолько неправдоподобным, что его обвинили в желании просто посеять смуту. Но когда он 16 апреля снова поднял этот вопрос в палате общин и представил надежные подтверждения, то правительство вынуждено было назначить для изучения их комитет по привилегиям. Черчилль не мог знать, что одно важнейшее свидетельство, которое могло стать решающим в деле, было сознательно изъято по предложению Хора. Этим свидетельством было требование одного из высокопоставленных чиновников Министерства по делам Индии переписать документ, представленный Манчестером.

После закулисных интриг правительства 9 июня комитет по привилегиям представил свой доклад. В нем говорилось, что объединенный специальный комитет не являлся юридическим лицом и, таким образом, обычные правила судопроизводства по административным нарушениям неприменимы к его заключениям. Следовательно, нет юридических оснований обвинять его членов. В любом случае, говорилось в заключении, то, что было названо «давлением», на самом деле было не более чем советом или убеждением.

Черчилля чрезвычайно расстроили уклончивость и софистика доклада. Он был уверен, что соблюдает основной принцип парламентской демократии, что правительство должно вести себя честно при оценке поступающей информации и принимать решения на основании фактов, сколь бы неудобными и тревожными они ни были, а не искажать их, подгоняя под политическую ситуацию. 13 июня он говорил в палате общин: «В другой стране мира, полагаю, меня бы отправили в концентрационный лагерь, и меня бы навещала компания школьников-переростков. Но здесь у человека есть права, и я бы считал совершенно бесчестным начинать всю эту процедуру, если бы не мог представить серьезные доказательства и факты в качестве оправдания своих действий».

Черчилль также задумался, какой эффект на министров и тех, кто пристально изучает их действия, может оказать заявление правительства о том, что объединенный специальный комитет не является юридическим лицом. «Многие здесь могут пожалеть, – сказал он, – что стражи прав и привилегий в палате общин решили столкнуться с временными трудностями, взяв такой курс». Он с удовольствием процитировал фразу Хью Сесила о том, что свидетели, вызванные в комитет по привилегиям, «вели себя как оркестр, послушный палочке дирижера».