Домби и сын - Чарльз Диккенс

Чѣмъ же объясняется такое страшное вліяніе м-ра Каркера? Ужъ не догадывался ли молодой Тудль, что его властелинъ въ совершенствѣ владѣетъ великимъ искусствомъ измѣны, наушничества и ябеды, искусствомъ, которое онъ самъ прилежно и съ удовлетворительнымъ успѣхомъ изучалъ въ учебномъ заведеніи Благотворительнаго Точильщика? Можетъ быть, да, a можетъ быть, и нѣтъ. По крайней мѣрѣ, самъ онъ не отдавалъ себѣ въ этомъ яснаго отчета; но м-ръ Каркеръ, вѣроятно, хорошо знакомъ былъ съ источникомъ своей власти.

Оставивъ службу y капитана Куттля и распродавъ на скорую руку съ весьма значительнымъ убыткомъ своихъ голубей, Робинъ въ тотъ же вечеръ опрометью побѣжалъ въ домъ м-ра Каркера и явился передъ новымъ своимъ господиномъ съ пылающимъ лицомъ, на которомъ, казалось, было начертано ожиданіе похвалы и награды.

— А! это ты, — воскликнулъ м-ръ Каркеръ, бросивъ косвенный взглядъ на грязный узелъ, заключавшій пожитки кочегарова сына. — Ну, вотъ ты теперь потерялъ мѣсто и пришелъ ко мнѣ. Такъ или нѣтъ?

— Такъ точно-съ… то есть, конечно, если осмѣлюсь доложить, когда я приходилъ сюда въ иослѣдній разъ, вы изволили сказать…

— Я изволилъ сказать? — гнѣвно возразилъ м-ръ Каркеръ. — Что такое? что я тебѣ сказалъ?

— Нѣтъ-съ, ничего… вы ничего не изволили сказать, сэръ, — лепеталъ Робинъ, озадаченный и совершенно спутанный суровымъ тономъ этихъ вопросовъ.

М-ръ Каркеръ оскалилъ зубы и, выстанляя впередъ указательный палецъ, замѣтилъ нѣсколько смягченнымъ голосомъ:

— Ты любезный, сколько я вижу, плутъ первой руки, и ужъ не сносить тебѣ своей головы, за это я ручаюсь. Пропадешь, какъ паршивая собака!

— О, пощадите меня, сэръ, помилосердуйте! вопилъ Точильщикъ, подернутый лихорадочною дрожью. — Я готовъ, сэръ, трудиться для васъ день и ночь… Я стану служить вамъ вѣрой и правдой!

— Еще бы! конечно, вѣрой и правдой, иначе тебѣ будеть плохо.

— Да, да, сэръ, я увѣренъ въ этомъ. Покорно васъ благодарю. Приказывайте, что угодно, и вы увидите… потрудитесь испытать меня, сэръ, попробовать. A если я сдѣлаю что не такъ, какъ вы приказывали, то вы можете тотчасъ же убить меня.

— Великое дѣло убить тебя, щенокъ, — сказалъ м-ръ Каркеръ, облокачиваясь на спинку креселъ. — Нѣтъ, если вздумаешь меня обманывать, я расправлюсь такъ, какъ тебѣ и на томъ свѣтѣ не приснится!

— Да, сэръ, — бормоталъ пораженный Точильщикъ, — ужъ вы запропастите меня въ таръ-тарары, въ самую преисподнюю, сэръ, я это знаю. Поэтому ужъ я не измѣню вамъ, сэръ, хоть бы кто вздумалъ осыпать меня золотомъ съ ногъ до головы.

Потерявъ такъ нечаянно всякую надежду на похвалу за свою горячую ревность, ошеломленный Точильщикъ стоялъ передъ своимъ патрономъ съ такою неловкостью, какую часто въ подобныхъ случаяхъ испытываетъ дворняшка.

— Стало быть, говорю я, ты потерялъ свое прежнее мѣсто и теперь пришелъ просить, чтобы тебя приняли въ услуженіе?

— Точно такъ, сэръ.

Оставляя мѣсто, Точильщикъ дѣйствовалъ во всемъ по предписанію своего патрона; но и не думалъ, въ оправданіе себя, ссылаться на это обстоятельство.

— Ну! — продолжалъ м-ръ Каркеръ. — Вѣдь ты знаешь меня, плутъ?

— Знаю, сэръ.

— Смотри же, держи ухо востро, — сказалъ м-ръ Каркеръ.

Точильщикъ поспѣшилъ выразить низкими поклонами живѣйшее пониманіе этого предостереженія и задомъ попятился къ дверямъ въ сладкой надеждѣ перевести на свободѣ духъ, какъ вдругъ неумолимый патронъ остановилъ его опять.

— Эй, ты! — вскричалъ м-ръ Каркеръ, подзывая его къ себѣ, — Ты привыкъ… запри сначала дверь!

Робинъ съ быстротою мысли исполнилъ приказаніе, какъ-будто отъ его проворства зависѣла теперь его жизнь.

— Ты привыкъ, любезный, заглядывать въ замочныя скважины. Знаешь ты, мошенникъ, что это значитъ?

— Знаю, сэръ, — пролепеталъ Робинъ послѣ нѣкотораго колебанія. — Я подслушивалъ бывало…

— Подсматривалъ, подкарауливалъ и такъ далѣе, — добавилъ м-ръ Каркеръ.

— Въ вашемъ домѣ, сэръ, я не стану этого дѣлать; — отвѣчалъ Робинъ. — Ей Богу, сэръ, не стану. ГІровались я сквозь землю, лопни мои глаза, чтобы не видать мнѣ ни дна, ни покрышки. Развѣ вы сами, сударь, изволите приказать…

— Увидимъ. Ты привыкъ еще болтать и шпіонить; брось здѣсь эту привычку, не то… смотри y меня, не пеняй, — заключилъ Каркеръ, улыбаясь и вмѣстѣ дѣлая грозный жестъ указательнымъ пальцемъ.

Точильщикъ вытянулъ шею и притаилъ дыханіе. Ему хотѣлось бы привести въ свидѣтельство чистоту своихъ намѣреній, но онъ могъ только вылупить глаза на улыбающагося джентльмена съ выраженіемъ раболѣпнаго благоговѣнія, которымъ, по-видимому, былъ вполнѣ доволенъ его грозный властелинъ. Черезъ нѣсколько минутъ м-ръ Каркеръ приказалъ ему удалиться на кухню и далъ понять движеніемъ руки, что не удерживаетъ его при своей особѣ.

Вотъ какимъ способомъ Робинъ поступилъ на службу къ м-ру Каркеру. Съ этой поры усердный рабъ, отрекшійся отъ своей личности, закабалилъ себя душой и тѣломъ.

Черезъ нѣсколько мѣсяцевь безпорочной службы, въ одно прекрасное утро, Робмнъ отворилъ садовыя ворота м-ру Домби, который, по обѣщанію, шествовалъ завтракать къ его хозяину. Въ ту же самую минуту явился и м-ръ Каркеръ, поспѣшившій встрѣтить знаменитаго гостя и привѣтствовать его обоими рядами блистательныхъ зубовъ.

— Мнѣ никогда и въ голову не приходило, — началъ Каркеръ, помогая ему слѣзть съ своей лошади, — что я буду имѣть удовольствіе видѣть васъ здѣсь. Это необыкновенный день въ моемъ календарѣ. Такой человѣкъ, какъ вы, разумѣется, можетъ дѣлать все, что ему угодно: случайности для него нипочемъ; но такой человѣкъ, какъ я… о, это совсѣмъ другая статья!

— У васъ, однако, недурная дача, — сказалъ м-ръ Домби, благоволившій ступить на лугъ и обозрѣвшій ближайшіе предметы.

— Вы это можете сказать, — отвѣчалъ Каркеръ. — Благодарю васъ.

— Нѣтъ, Каркеръ, не шутя, всякій можетъ это сказать. Мѣстоположеніе чудесное и чрезвычайно удобное, сколько, по крайней мѣрѣ, можно судить по этой обстановкѣ, — продолжалъ м-ръ Домби тономъ высочайшаго покровительства.

— Да, развѣ по этой обстановкѣ, — небрежно возразилъ Каркеръ, — эта оговорка необходима. Очень вамъ благодаренъ. А, впрочемъ, объ этомъ не стоить распространяться. Не угодно ли вамъ пожаловатъ впередъ?

Войдя въ домъ, м-ръ Домби изволилъ благосклонно замѣтить объ изящномъ расположеніи комнатъ и о многочисленныхъ принадлежностяхъ комфорта, которыя бросились ему въ глаза. М-ръ Каркеръ смиренно выслушалъ такой отзывъ и замѣтилъ, что весьма хорошо понимаетъ его истинное значепіе.

— А, впрочемъ, — прибавилъ онъ, — дача въ самомъ дѣлѣ недурная, даже, можетъ быть, лучше, нежели на какую можетъ разсчитывать подобный мнѣ горемыка. Но ваше мнѣніе, м-ръ Домби, во всякомъ случаѣ преувеличено; и немудрено: вы, по своему положенію, слишкомъ удалены отъ бѣдныхъ людей. Такъ точно сильные міра всегда находятъ нѣкоторыя пріятности и удовольствія въ жалкой жизни какого-нибудь нищаго.

При этой выходкѣ фальшивый ротъ открылся во всемъ объемѣ, и любопытный наблюдатель могъ бы безпрепятственно пересчитать всѣ зубы интереснаго собесѣдника. Въ продолженіе разговора, Каркеръ не сводилъ глазъ съ своего гостя, и взоръ его сдѣлался еще проницательнѣе, когда м-ръ Домби, остановившись передъ каминомъ въ позиціи, въ совершенствѣ изученной его подчиненнымъ, началъ обозрѣвать картины, висѣвшія на стѣнахъ. Онъ слѣдилъ за малѣйшимъ его движеніемъ, тщательно замѣчая каждый пунктъ, обращавшій на себя вниманіе гостя. Наконецъ, когда взоръ м-ра Домби остановился въ особенности на одной картинѣ, Каркеръ, казалось, притаилъ дыханіе, и весь обратился въ кошку, сторожившую лакомый кусокъ; но, сверхъ всякаго ожиданія, глазъ великаго командира равнодушно перешелъ отъ картины на другіе предметы, какъ будто это была ничтожнѣйшая изъ всѣхъ вещей въ роскошной мебели м-ра Каркера.

Но Каркеръ смотрѣлъ на картину — это былъ портретъ Эдиѳи — такъ, какъ будто бы она была живымъ существомъ. По его лицу пробѣжала злобная, язвительная насмѣшка, обращенмая, по-видимому, къ картинѣ, но которая, на самомъ дѣлѣ, имѣла предметомъ великаго челонѣка, стоявшаго съ невозмутимымъ спокойствіемъ подлѣ него. Подали завтракъ. Приглашая м-ра Домби сѣсть на стулъ, стоявшій спиною къ портрету его жены, Каркеръ, по обыкновенію, занялъ мѣсто насупротивъ картины.

М-ръ Домби на этотъ разъ былъ даже серьезнѣе обыкновеннаго и не говориль ни слова. Напрасно попугай, безъ умолку махавшій крыльями около золотого обруча въ роскошной клѣткѣ, покушался обратить на себя вниманіе: м-ръ Домби, погруженмый въ глубокія думы, неподвижно и почти угрюмо смотрѣлъ черезъ накрахмаленный галстукъ, не отрывая глазъ оть столовой скатерти. Что же касается до Робина. стоявшаго за стуломъ, всѣ его способности и душевныя силы были обращены исключительно на его хозяина, и онъ даже едва ли подозрѣвалъ, что настоящій гость былъ тотъ великій джентльменъ, передъ которымъ въ своемъ дѣтствѣ онъ стоялъ, какъ живой документъ цвѣтущаго здоровья кочегаровой семьи, и которому впослѣдствіи обязанъ былъ форменной курткой и кожаными панталонами.