Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Хорошие новости не заставили себя ждать. Унсет узнала, что жених ее племянницы Шарлотты Мартин Блиннхейм жив — на его след напал Фольке Бернадотт. Писательнице в руки попали протоколы допросов с Виктория-террасе{116}, и она с облегчением поняла, что Эйлифу Му удалось сравнительно безболезненно выпутаться из затруднений. Но июнь тянулся как самая длинная зима, гора покупок росла; Альфред А. Кнопф, войдя в положение, выплатил Унсет солидный аванс в счет очередного переиздания «Кристин, дочери Лавранса». Теперь перед ней встала новая проблема — как поместить все подарки в ручном багаже? По крайней мере, нижнее белье для девушек она точно уложит в свой чемодан: «Молодым женщинам будет очень приятно получить красивое нижнее белье, после того как они в течение пяти лет были вынуждены обходиться старьем»[824]. Все остальное — книги и копии своих статьей и докладов — она упаковала в ящики. Писательница уже давно сидела на чемоданах, но еще в середине июня точная дата отъезда была неизвестна. В конце июня Унсет получила известие, что должна быть готова собраться в течение двадцати четырех часов.

Первого июля она написала прощальное письмо Хоуп Аллен: «Ну вот, пришла пора прощаться». Возможно, уже завтра она будет на борту корабля. Но прошло еще несколько бесконечных дней, и вот 12 июля ей наконец пришел приказ занять место на корабле в качестве члена команды. «По-моему, забавно», — писала Унсет в новом прощальном письме Хоуп Аллен. Вместе с ней ехал и Карл Эванг с семьей. Унсет шутила, что три мальчика Эвангов уж точно могут выдать себя за стюардов.

С собой писательница везла последний «цветочный» подарок от Хоуп Аллен — подруга послала ей цветок, который Унсет сама объявила прекраснейшим в Америке: «черноглазую Сьюзен».

Бросив последний взгляд на статую Свободы, Сигрид Унсет вспомнила, что пять лет назад, когда она приехала сюда из Швеции, она хотела написать о короле растений.

Время от времени она цитировала любимого Линнея в своих выступлениях по радио. Знакомство с американской флорой еще больше сблизило ее с мастером. «В старости Линней работал над книгой, которая была задумана как его завещание единственному сыну, красавчику и вертопраху. Книга должна была дать молодому Линнею представление о самом важном, что его отцу довелось увидеть и испытать за свою долгую жизнь. <…> Линней назвал свой труд „Nemesis Divina“, и вот как он объясняет свою веру: „У каждого побежденного есть оружие — они обращаются к Богу“». Унсет опиралась на Линнея не только когда говорила о цветах; она говорила и о Божьей мельнице, что мелет медленно, но верно, о том, что каждый, кто наносит вред ближнему, может быть уверен: рано или поздно возмездие настигнет и его. Таким образом, даже в своих речах о мести она находила опору в Линнее. Возможно, было и еще кое-что: тот самый «единственный сын, красавчик и вертопрах». И мечта, за которую хотела уцепиться Сигрид Унсет, снова отправляясь в открытое море.

В наши жестокие времена

Осло, Лиллехаммер.

Я должна вернуться, чтобы меня похоронили в Норвегии.[825]

«Сегодня утром Сигрид Унсет прибыла в Осло», — писала «Дагбладет» 30 июля 1945 года.

Уже в четыре утра Сигрид Унсет стояла на палубе, напряженно всматриваясь вперед. Корабль вошел в Осло-фьорд, и она не хотела упустить ни одного из своих любимых видов, по которым так скучала в изгнании. Показались голые красновато-серые скалы, каменистые пляжи и пещерки, где она в юности переодевалась, спрятавшись за «кустом, под которым черт свежевал козу». Она точно знала, где за Оксеном искать Хествикен, родину многострадального Улава, сына Аудуна, а скоро корабль миновал и места, где она — создательница Йенни и художник — тот самый певец Кристиании бродили летней ночью. Тогда они были молодоженами. Она стояла у борта и принюхивалась к воздуху. Возможно ли, чтобы летний бриз донес до нее аромат цветущих лип? Она ведь знала: никуда они не делись — дикие липы, что, осыпанные цветом, свешиваются вниз с обрыва, цепляясь корнями за скалы. Именно сейчас начиналась пора цветения лип, их медвяный аромат писательница вплетала в бесчисленное количество своих историй — об этих местах и о Калуннборге.

«Когда она сошла на пристань и стала оглядываться по сторонам, нетрудно было заметить, что на глазах у нее блестят слезы, — писала далее „Дагбладет“. — Она напряженно всматривалась в людей на пристани, выискивая сына, — тот приехал встречать мать из Англии, где был на военной службе. Она не выглядит ни в малейшей степени американизированной и кажется даже моложе, чем раньше, хотя седины в волосах и прибавилось. Зато в глазах по-прежнему светится острый ум. Великая писательница в кои-то веки не находила слов, чтобы выразить обуревавшие ее чувства. Судьба была к ней жестока — пять лет в изгнании, тоска по родине, по сыновьям, один из которых погиб в боях 1940 года, другой — служил в армии в Шотландии.

— На самом деле мы себе места не находили на корабле, стоило только на горизонте показаться берегам Норвегии. Но мне удалось немного поспать, хотя и урывками, так что теперь я нормально себя чувствую. <…> Сейчас я хочу поскорее обнять родных и друзей. Я невероятно счастлива»[826].

Много народу пришло встречать ее, но она сразу заметила в толпе Сигне, энергично махавшую рукой, рядом с ней стояли Шарлотта и Сигрид. А вон Гунвор Хьеркин, которая должна была стать ей невесткой. Пришла и Эбба, но где же Ханс? Прошло уже немало времени с тех пор, как грузовое судно «Монтевидео» причалило к берегу, и вот наконец показалась бегущая фигура. Собравшиеся представители прессы стали свидетелями трогательной встречи: сын, «как галантный кавалер, подал матери руку» и немедленно взял на себя журналистов и таможенников. Ей пришлось вернуться к себе в кубрик с носильщиком, чтобы забрать все сумки и пакеты. Когда Унсет снова появилась на палубе, на ней была новенькая голубая шляпка с пером; согласно «Дагбладет», она еще больше помолодела. Репортер не оставил своим вниманием и встречающих: «Здесь мы увидели и фру доктор Томас, оживленно приветствующую писательницу, а также фрёкен Эббу Сварстад <…> все про себя молились, чтобы таможенник проявил снисходительность»[827].

К своему удивлению, Сигрид Унсет во время плавания подружилась с Гердой Эванг. Теперь, выслушивая от близких последние новости — а сестра Сигне внимательно следила за тем, чтобы пока звучали только самые радостные, — тетя Сигрид узнала о том, что племянница Сигрид вышла замуж за Трюгве Бротёя. Изумленная, она воскликнула: