Потому и сидим (сборник) - Андрей Митрофанович Ренников

– Действительно, поиграешь теперь, – мрачно отозвалась со своего места Софья Петровна. – Не то, что в настоящем театре, поверите ли, даже в кинематографе с прошлого года не была. Нет ни минуты свободной.

– А что? Заказов много?

– Какие заказы! Просто вертишься, как белка в колесе с этими самыми… ну, как выразится… запросами жизни. Утром нужно встать в шесть часов и идти… То есть, вообще… погулять… Освежиться.

Софья Петровна опасливо взглянула на шкатулку и продолжила:

– Ну, пойдешь… Погуляешь. Постоишь. Через два часа придешь. Затем это самое – кинешься… То, се, пятое, десятое. Потом еще – се, то. Пятнадцатое, двадцатое. А только позавтракаешь, начинаешь уже думать о вечере. Как? Где? Откуда? И главным образом – что? Дети в шесть часов возвращаются… Ну, понятно, ждешь с тревогой. Как быть? Дети, ведь, молодые, каждый со своим этим самым… духовным требованием. Ну, к ночи и сбиваешься с ног, пока идеалы не удовлетворены.

– Да, сейчас воспитывать детей очень трудно, – согласилась Ирина Федоровна. – А главное, моральные устои расшатаны, никто авторитетов не признает. Нельзя же на одном спорте создать нравственные основы для молодежи.

– Вообще, какой может быть теперь спорт? – вступила в беседу Марья Андреевна. Я понимаю еще – гонять мячи и скакать через препятствия в нормальное время, когда дети… когда дети… ну, вы понимаете сами. Но теперь – заставлять мальчишек весь день прыгать, кувыркаться и затем отправлять голо… головотяпами домой… Что нам делать с их аппе… аппендицитами?

– Да, война сильно осложнила жизнь в Европе, – согласилась хозяйка. – Кто бы, например, мог подумать два года назад, что французы будут жить по карт… по картинам, которых никто раньше не видел?

– Да уж… Картины! – отозвался с конца стола чей-то мрачный голос – О, Господи.

Все помолчали.

– Ээх… – зевнул кто-то.

Снова молчание.

– Степан Степанович, вы сегодня грустны. Что с вами?

– Ничего особенного, Ирина Федоровна. Так…

– Господа, а может быть кому-нибудь еще чаю? Вера Сергеевна! Николай Николаевич!

– Я с удовольствием. Давно, знаете, настоящего… гм… настоящего представления не имею о том, куда японцы направят теперь свои силы. Спасибо.

– И печенья, пожалуйста. Разрешите, сама положу.

– Нет, нет. Это много. Неужели без ти… без Тимошенки[490] у большевиков хуже пойдут дела?

– А что?

– Нет… Я просто так… к слову.

Все вздохнули. Опять помолчали.

– А что сегодня в газетах, господа? Есть что-нибудь новое?

– Ну да! – воскликнула Елена Григорьевна. – Оказывается, за октябрь… За октябрь… Кхм…

– Что за октябрь?

– Ничего. Вообще. Погода должна исправиться.

– А я, вот, читал, что в Марселе арестовали господина, гулявшего в одном пиджаке, без панталон, – снова заговорил генерал. – Воры последние брюки у человека украли, а новых купить без бонов нельзя.

– Штраф! Штраф! – радостно воскликнула Евгения Васильевна. – Давайте опять франк!

– Какой франк?

– А вы про боны сказали!

– Что ж такого? Боны не тикетки, и, потом, это не я. Это в газете.

– Мало ли что в газете. Вчера я тоже раскрываю газету, смотрю, как всегда, прежде всего отдел рави… рависсант истуар… И что же? Ничего вам не рассказываю. А могла бы, если хотела бы.

После бессмысленных слов Евгении Васильевны все окончательно стихли. Старушка Нина Сергеевна прикрывала свой рот, чтобы скрыть обуявшую ее зевоту; Мария Ивановна занялась своим ридикюлем, стала перебирать какие-то цветные бумажки, Софья Петровна задумчиво размешивала ложкой лежащее на ее блюдце варенье из кабачков.

Где-то у окна жужжала муха. Нудно, по-стариковски, скрипел под генералом при каждом движении расшатанный стул.

– Ну, пожалуй, пора и домой, – сказал, вставая, Николай Николаевич. – Ирина Федоровна, разрешите откланяться. Вашу ручку.

– Куда вы?

– Уже шесть часов.

– И я тоже, – поднимаясь, произнес генерал.

– Нет, нет, не пущу. Вера Степановна, а вы почему встали? Тоже идете?

– А как же.

– Но мы с вами даже двух слов не сказали.

– Понятно, не скажешь, когда поставили на стол шкатулку. Конечно, я вас не упрекаю, дорогая моя. Но все-таки не в таком я положении, чтобы в фанты играть.

– Ах, Господи… В таком случае шкатулку можно убрать. Аня, отнеси, будь добра! Я, ведь, совсем не думала… Генерал, возьмите назад два франка.

– Нет, извините. Хотя и несправедливо было, но не возьму.

– Лев Владимирович! Пожалуйста!

– Нет, нет. Ни в каком случае.

– Прошу внимания! – раздался, вдруг, с конца стола веселый голос Ивана Петровича. – Позвольте мне, господа, к общему благополучию ликвидировать возникший кризис, чтобы не огорчать именинницу. По моему мнению, за час непринужденного разговора все мы, наверно, должны были бы внести франков около двухсот штрафа. Поэтому разрешите мне положить в шкатулку в пользу инвалидов эту самую сумму… Вот она. А теперь давайте беседовать. Лев Владимирович, садитесь. Вера Степановна, ваш стул. Все сели? Отлично. Ну, Евгения Васильевна, рассказывайте смело: что же вы прочли вчера в отделе «равитайман»[491]?

За столом сразу настроение поднялось. Заговорили дамы, мужчины, старушки, барышни. И оживленный разговор затянулся до самого ужина.

«Парижский вестник», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 8 ноября 1942, № 22, с. 5.

Правила современного хорошего тона

Вполне приличный благовоспитанный мужчина в настоящее время должен одеваться достаточно скромно, но и не неряшливо; не крикливо, но и не очень плачевно. Носить свою одежду ему следует с тем оттенком лояльности, который соответствует законно установленным бонам на текстильный товар в данной стране.

Все лоснящиеся места на костюме джентльмен должен, перед выходом в свет, смачивать водою с тем расчетом, чтобы они не успели высохнуть и заблестеть до возвращения домой. Это придает костюму так называемое «каше».

В случае, если костюм прорвался сзади или на коленях, а запасной материи нет, необходимо заказывать портному латки так, чтобы они были одинакового цвета с галстуком. Подобная комбинация создает впечатление вполне продуманного ансамбля.

Для джентльмена, потерявшего за последние годы тридцать кило, возникают затруднения с воротничками: как на шею, требующую теперь З6-го номера, надеть старый воротничок № 42?

Если нельзя купить нового, лучше всего для ответственного выхода в свет все пространство между шеей и воротником заполнить пышно взбитым цветным шарфом и завязать этот шарф сзади, у затылка, кокетливым бантом.

Элегантность в данном случае вполне соединяется с пользой при отсутствии топлива в гнилых помещениях.

Когда на носках джентльмена образовались дыры и при ходьбе видны сзади голые пятки, подобный дефект необходимо устранить возможно скорее.

Если дыру, в силу ее значительной величины, невозможно заштопать, ее ликвидируют тем, что на первую пару носков надевают вторую старую пару; если второй недостаточно, надевается третья, четвертая и так далее, пока все не прикроется. Так как носки обычно прорываются на одних и тех же местах, следует одни из них натягивать на ногу больше, другие – меньше.

При недостаточности месячного рациона мыла, каждый чистоплотный джентльмен обязан обращаться с мылом в высшей степени бережно, приберегать его к праздникам или к игре в бридж и мыть им только открытые места, как-то: