История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается занятий, он хорошо учился в пансионе в Петербурге. У него, правда, было гораздо больше самолюбия, чем способностей. И если учитель намеревался ему поставить нелицеприятную оценку, Дима начинал кричать, взрывался и впадал в ярость, упрекая во всем мать, которая всегда заставляла его готовить уроки. Он ее бил и оскорблял, издавая пронзительные крики. В итоге встал вопрос, а нормальный ли он?
Глава 44. А нормальный ли он?
Мой муж был опечален характером Димы и его воспитанием. Об отлучении ребенка от Алины муж даже думать не хотел, потому что это было совершенно невозможно. Конечно, то воспитание, которое получал Дима, было пагубно для него, но образумить мать мальчика, которая до дрожи боялась потерять его, не представлялось возможным. Виктор попытался обратиться к своей матери Элеоноре, женщине рассудительной, с решительным характером, энергичной, сумевшей хорошо воспитать собственных семерых детей.
Для начала Элеонора заставила Алину, с которой и без того крайне редко виделась, показать ребенка знаменитому врачу Бехтереву. Мальчика отвезли к доктору. В письме Ариадны, младшей сестры моего мужа, говорилось, что доктор Бехтерев нашел Диму абсолютно нормальным, но рекомендовал разлучить его с матерью незамедлительно, пока не упустили ребенка, так как получаемое сейчас воспитание сделает из него дегенерата или даже малолетнего преступника.
Доктор сказал, что не нужно излишне заставлять его учиться, его следует просто воспитывать в разумных условиях, в большой строгости и дисциплине и, безусловно, его могла бы исправить военная школа, так как среда, в которой он растет, крайне нервирует его и распускает до крайности. Он крушит и ломает все в доме, орет как ненормальный, кусает и бьет собственную мать, не позволяя ей даже дотронуться до него пальцем.
Я сохранила это письмо Ариадны, написанное в июне одиннадцатого года, а также письма Алины, в которых она рассказывает о здоровье и психологическом состоянии Димы. Все остальные письма были утрачены. Я их тщательно храню, так как пятнадцать лет спустя они прояснили мне то, чего не могли понять врачи. Нормальный он или сумасшедший? Безумство это или распущенность? Может быть, если бы строго следовали советам Бехтерева, то удалось бы спасти ребенка, но было невозможно оторвать его от матери, любившей сына несколько странным образом: ревностно и страстно. И несмотря на это, Дима оскорблял ее, терзал, и возникало ощущение, что ему доставляло удовольствие видеть, как она плачет и страдает.
Что до Алины, она никого не хотела слушать и в страхе, что родители Виктора станут настаивать на разлуке с сыном, увезла его в Киев, к своей родне, и определила в гимназию, утверждая, что климат Петербурга губителен для него. За всю зиму Алина написала Виктору лишь несколько ничего не значащих строк: «Ребенок ведет себя хорошо, с учебой все в порядке». Но к весне, забыв свою сдержанность, она прислала моему мужу душераздирающее письмо, умоляя избавить ее от сына. Алина плохо себя чувствовала, изнервничалась, хотела отдохнуть и съездить на море в Одессу, что представлялось невозможным, если у нее не заберут Диму. Сын дошел до того, что бил ее по лицу. Он стал абсолютным грубияном и продолжал рвать белье и одежду, бить посуду, когда у него случались приступы дурного настроения.
Я тоже получила послание от Алины, которую не видела со времен нашего пребывания в Сарате. Она повторила свою просьбу и закончила свое письмо так: «Мне рассказали, что вы жалеете животных, так сможете ли Вы остаться безучастной ко мне?» Могла ли я отказать? Мы сразу решили взять Диму к нам на лето в Сарны, в наше волынское имение до его поступления интерном в военную школу, которая единственная могла избавить его от распущенности.
Как получилось, что у сына такого отца как Виктор и такой матери как Алина было такое хулиганское поведение. Виктор был добрый, щедрый, настоящий рыцарь, держался с достоинством с мужчинами и был галантен с дамами, как говорили о нем. Алина была очень мягкая и полностью посвятила себя своему дорогому ребенку. Оба благородные, хорошо воспитанные. Нервозность, если Дима и унаследовал ее от контуженого деда по материнской линии или даже от отца, который в молодости страдал приступами истерии, из-за которых ему пришлось лечиться в Париже у Шарко, не превратила, однако, его родителей в грубых и злых людей. По отцовской линии у деда была чахотка, но бабушка Элеонора была энергичной, здоровой без малейших признаков неврастении женщиной. В ее венах текла сербская, албанская и итальянская кровь. После того как она овдовела и на ее руках осталось четверо маленьких детей, она вышла замуж во второй раз за морского лейтенанта, гораздо младше себя, и родила еще троих детей. Всего у нее было семеро детей. Она держала дом в ежовых рукавицах и великолепно воспитала детей, и все они, повзрослев и обзаведясь семьями, испытывали к ней исключительное уважение и любовь.
К тому же она привила им чувство любви и уважения к их молодому отчиму Анатолию, который, к слову сказать, не делал никакой разницы между родными и неродными детьми. Его уравновешенный и спокойный нрав, его философское мировоззрение способствовали этому. Но в целом это была слишком достойная семья, чтобы в них искать объяснений появления такого странного отпрыска. Уж не дело ли в мавританской крови, породившей маленького монстра?
Семья по материнской линии была не менее достойной, и тем не менее, этот ребенок, этот обожаемый херувим, стал до такой степени невыносим, что Алина умоляла меня, мачеху, избавить от него. Она попыталась сама привезти сына в Сарны накануне Пасхи. Но малыш так рыдал на вокзале, вцепившись в материнскую юбку, что ей пришлось вернуться домой. Тогда было решено, что муж приедет за ним в мае, как только закончатся занятия, и Диму переведут в следующий класс.
Наступил май. Дима сдал экзамены, и муж, как и было условлено, приехал за ним в Киев, чтобы забрать у матери. Алина, правда, была к тому времени совсем плоха и выбита из колеи. Лицо стало одутловатым и опухло от оплеух, которые отвешивало ее дорогое чадо.
Муж должен был прийти за ним именно в тот момент, когда Алина покинула
