В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин

Шел четвертый день войны, когда под вечер кто-то осторожно постучал в окно. Прижавшись к стене, Елена сквозь щель в шторе старалась разглядеть человека на улице. Через несколько секунд он тихо спросил:

— Как здоровье Германа?

Бухарцева обрадованно вздрогнула и откликнулась:

— Спасибо, здоров.

Конопатая девчушка с русой косой единым духом выпалила все, что ей надлежало передать Елене Бухарцевой. В этом доме ей оставаться нельзя. Будут искать хозяев, не пощадят и гостью. Девушка передала паспорт на имя Генриетты Миллер и легенду — отец из немцев, крупный инженер, был арестован в 1937 году, больше она его не видела. Гостила у тети, жившей на границе с Латвией. Пробирались на восток, эшелон разбомбили. Тетя погибла, а Генриетта оказалась на территории, занятой немцами.

Елена — Генриетта должна пробраться в соседний районный городок, где живет мать Вали, старая учительница. Та обо всем предупреждена: мифическая погибшая тетушка Генриетты и Евдокия Ильинична — родственницы. У нее Бухарцева и будет пока жить. Дальнейшие инструкции получит, пароль тот же.

Прошло более года тяжкой жизни в оккупированном городке. Теперь их в доме уже трое — Елена — Генриетта, Евдокия Ильинична и горластый малыш Герман. Его нарекли так согласно паролю: «Как здоровье Германа?»

Вскоре появился в доме четвертый жилец — обер-лейтенант Шульц. Он уходил утром, приходил вечером. Где бывал, что делал — они не знали. С бабушкой и молодой красивой мамой вел себя достаточно корректно, на удивление соседкам, уже познавшим повадки фашистских офицеров.

По вечерам Шульц с Генриеттой вел литературные беседы по-немецки. Она блистала эрудицией, цитировала наизусть Гёте и Шиллера, рассказывала о богатой библиотеке отца, где было множество немецких книг. Ей казалось, что Шульц проверяет ее, и была рада, что вроде бы не оплошала. Во всяком случае, он как-то обронил, что, когда малыш окрепнет, пригласит Генриетту работать в городской управе.

...В тот жаркий летний день Елена пошла к реке стирать белье. У нее было тут любимое тихое безлюдное местечко на маленьком мыску. Тишина, только плеск торопливых вод. Пеленки были уже прополосканы, когда неподалеку от нее незаметно присела та самая веснушчатая девчушка и, глядя в сторону на залитое солнцем поле, блаженно вдыхая воздух, наполненный запахом трав, не поворачивая головы в сторону Елены, спросила:

— Как здоровье Германа?

Бухарцева, продолжая полоскать, обрадованно ответила:

— Спасибо, здоров. — И сладив с сердцебиением, поинтересовалась: — А как Валя?

Девчушка вскинула на Елену свои большие глаза, проглотила комок, подступающий к горлу, и хмуро, едва слышно, пролепетала:

— Повесили...

Ее арестовали на конспиративной квартире. Кирилл, командир партизанского отряда, пытался сласти жену, но — увы...

Елена выслушала молча, не поднимаясь с колен и не вытирая слез.

— Вы только маме ничего не говорите. Командир строго наказывал. Успеет наплакаться.

— Хорошо, не скажу. А Кирилл как?

— Дважды был ранен, но в строю остался. Просил узнать, как вы тут...

И после небольшой паузы тихо сказала:

— У командира большая просьба до вас. Раньше не хотели беспокоить — сынок-то крохотуля. Как ему без мамки...

— Без мамки? — испуганно переспросила Елена. — Почему без мамки?

— Сейчас объясню. В схватке с карателями погиб переводчик. Когда еще замену пришлют? А тут — оперативные документы захвачены из штаба фашистской дивизии. Срочно требуется перевести, чтобы немедленно передать на Большую землю. Вспомнили о вас, хотели на несколько дней взять в отряд. Но командир воспротивился: «Это же авантюра! Ей из отряда уже нельзя будет возвращаться в город». Вот и послали спросить: что, если вам принесут документы? Есть ли условия для тайной работы дома? Как Шульц?

Елена отвечала не совсем уверенно:

— Попытаюсь... Только... Ведь по части конспирации у меня никакого опыта. Разве что паспорт поможет... Меня вроде бы приняли за немку.

Все обошлось наилучшим образом, и челночные операции отряд — город участились. Началось с перевода захваченных партизанами документов, а затем доследовали более сложные и опасные задания.

Обер-лейтенант слов на ветер не бросал: Генриетту Миллер взяли на работу в городскую управу. Она получила доступ к важной информации. Этому в немалой степени способствовала опека Шульца. Правда, он переехал на другую квартиру, но оставался по-прежнему внимательным к фрау Миллер, иногда заглядывал к ней, но Елене казалось, что Шульца больше привлекал Герман, чем его мама. Прощаясь, он галантно раскланивался с обеими фрау и непременно напоминал Елене, что, если потребуется какая-то помощь ей или Герману, он всегда к ее услугам. «Фрау Генриетта, вероятно, хорошо знает, что мутер и киндер — святая святых для немца».

В городской управе на нее обратил внимание агроном Павлищев, слывший сердцеедом. Под каким-то предлогом он заявился в дом и стал недвусмысленно намекать на свои возможности облагодетельствовать маму, сына, а заодно и старушку. Изысканностью манер сей господин не отличался и после первой рюмки — пришел во всеоружии: французский коньяк, закуски — попытался обнять фрау Миллер. Звонкая пощечина несколько охладила пыл.

— Бог ты мой, необузданная плоть. Что с ней поделаешь? Вы уж простите, фрау, умоляю забыть о случившемся. Будем друзьями, просто друзьями, согласны?

Елена попросила уйти.

— Удаляюсь, — нараспев продекламировал Павлищев, подобно плохому герою-любовнику на сцене. — Удаляюсь с надеждой на милость и снисхождение.

Через несколько дней он снова заявился. Выгнать Елена не решилась, тем более, что на сей раз Павлищев держал себя чинно, пристойно, соблюдая дистанцию: пил чай, вел умные разговоры, вспомнил почему-то «Овода», а с романа Войнич переключился на «Войну и мир» и многозначительно заметил, что покорить русский народ еще никогда и никому не удавалось.

— И не удастся! — патетически воскликнул гость, в упор глядя на Елену. Она выдержала взгляд и никак не прокомментировала суждения агронома местной управы.

Шло время, Павлищев зачастил к Генриетте Миллер. Он приносил Герману сласти, бабушке и маме сахар и масло, а соседкам обильную пищу для злословия.

— Генриетта-то приворожила... Да и не осудишь, мужики-то нынче на вес золота.

Приворожила... Никто не подозревал, что красивая молодая женщина, выдававшая себя за дочь расстрелянного, русскими крупного немецкого инженера, вела сложную и смертельно опасную игру. «Приворожила» она и Шульца и Павлищева одновременно. А Павлищев, желая как-то объяснить начальнику свои частые визиты к Генриетте Миллер, убеждал его: «Береженого бог бережет... Надо получше присмотреться, можно ли доверять?..» И Шульц одобрительно кивал: «Да, да, дополнительная проверка не помешает...»