StarCraft: сборник рассказов - Майкл Когг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти не было…
Почти — не значит, что совсем не было.
Ты близок к верному ответу, Тередал.
Зилот рухнул во тьму и замер.
* * *Свет. Дрожащая, струящаяся белизна. Тередал мигнул, но не увидел ничего, кроме росчерков света, появлявшихся повсюду, насколько хватало глаз.
Как красиво. Это Кхала? Я уже?..
Нет. Свет был, но не было голосов. Тишина. Предания гласили, что после смерти Кхала представала перед протоссами бесконечным хором разумов, поющих в гармонии и радости. Но… зилот чувствовал только боль. Тередал потер основанием ладони шрам, где раньше был его левый глаз: он начал болеть.
Сколько я уже здесь лежу?
Тередал перевернулся.
Свет?
Звезды. Падающие звезды. Саалок проходила через метеорный дождь, и свет поливал стены каньона сияющей белизной. Яркий свет разбудил его, и Тередал в полную силу ощутил острую боль, пронизывающую его изломленное тело. Два ребра были сломаны в нескольких местах; в том месте, где он занес инфекцию, рука превратилась в сгусток боли; а в черепе до сих пор отдавался удар и рев маяка.
Но сердца уже не болят. А тени значат, что рассвет еще не пришел.
Тередал содрогнулся и повернулся на бок. Он ощутил последний маяк, все еще закрепленный на поясе.
Даже малейшая дуга — часть большей окружности.
А теперь вставай, зилот.
Он наклонился вперед и встал, поморщившись от боли. Затем, споткнувшись, упал вбок, на мясистую бесформенную массу, которая некогда была надзирателем. Сырой песок отдавал холодом. Тередал поднялся, ненадолго опершись на труп, и отошел в сторону. Метеоритный дождь ослабевал, последние росчерки огня исчезали за горизонтом, постепенно становящимся все светлее.
А теперь беги, зилот. Беги ради Айура.
И Тередал побежал. Пробежав с десяток шагов, он споткнулся, упав в песок. Но затем поднялся и продолжал бежать. Расстояние до последней точки — чуть больше половины от предыдущего отрезка, но сердца у него сразу заболели, и никак не удавалось унять головокружение.
Беги.
От основания утеса, вдоль которого он бежал, начали медленно отползать тени. Тередал заставил себя ускориться, и его ноги задвигались в том ровном, быстром темпе, которым славились зилоты. Песок под ними сменился гравием, гравий — камнями, а камни — снова песком.
Быстрее.
Он побежал быстрее. Боль стала менее острой, и Тередал понял, что это онемение — признак скорой смерти.
Быстрее.
Его ноги гулко ударялись о песок. Шаги отдавались эхом от склонов гор. Отдавались и усиливались, превращались в громогласный, мощный шум. Ультралиски. Воздух пронизал визг. За ним бежали зерги, голодные звери, загонявшие добычу, которая так долго от них ускользала. Теперь его путь был известен, а светлеющее небо лишало его укрытия.
Быстрее.
С обеих сторон со стен каньона осыпались камни. Зерглинги бежали параллельно Тередалу, держась с той же скоростью и выжидая момента, чтобы спуститься и напасть. Грохот за ним становился все громче. Он видел, как свет окаймляет вершины гор. Занималась заря.
Тередал выбежал из каньона и понесся по открытому участку гравия. Пункт назначения лежал перед ним — старинный кратер, круглая отметина на лице Саалок, заметная с Айура. Укрываться больше негде. Негде прятаться. Только бежать.
Шум становился громче. Тередал слышал быстрый скрежет когтей по камню — зерглинги ускорялись для последнего рывка. Бегали они быстро.
Но они — не зилоты.
Быстрее.
Тередал побежал так быстро, как только мог, вложив в финишный рывок силы, о наличии которых не подозревал и сам. Кратер становился все больше, и зилот потянул с пояса маяк.
Там ждет засада. Если я успею поставить маяк раньше, чем…
На краю кратера показался ультралиск. И еще один. Та самая пара, которую он видел ночью. Они застучали огромными загнутыми когтями и с грохотом устремились к Тередалу. Земля задрожала. За ним поднималось солнце. Наступил рассвет. Тередал зажег свой клинок и ринулся в атаку.
За Айур!
Зов Тередала прозвучал по всей Кхале — сильный, чистый, мощный. И его повторили. Его прокричали с яростью, не уступавшей реву ультралисков.
За Айур!
Сгустки синей энергии прорезали рассветное небо и превратили ультралисков в месиво из крови и костей. Сквозь месиво пронеслись три протосских излучателя Пустоты, за которыми пролетел с десяток истребителей-разведчиков. Они грохотали, извергая потоки перегретых частиц. Тередал обернулся, увидев своих преследователей в первый раз. Это была целая армия зергов: бессчетное количество гидралисков, тараканов и зерглингов. Ультралиски ревели от нестерпимого жара, не в силах противостоять атаке с воздуха. Зерги попали в настоящую бурю, и лишь те, кто был ближе всего к краю каньона, смогли скрыться в убежище.
Тередал упал на колени, его тело начало неметь и погружаться во тьму. Он уже не чувствовал боли в руке, а в груди, казалось, не было вообще ничего. Зилот рухнул в песок и увидел, как из его ослабевших пальцев выкатился последний маяк. На горизонте рядом с солнцем поднимался Айур. Он был великолепен. Золото, зелень и несравненная красота.
Зилот глядел, как в небе восходит Айур, а в Кхале вокруг него зазвучали новые голоса.
Ты была права, вершитель. Зилот здесь.
Тередал здесь?
Не знаю, как ему это удалось, но он здесь.
Тередал сделал над собой усилие, чтобы ответить. Его тело не двигалось, а его голос прозвучал в Кхале слабым, дрожащим шепотом.
Отзови… флот, вершитель. Отзови флот.
Воцарилась тишина, а потом с неба донесся ответ.
Мы видели твои знаки, зилот, и вершитель проанализирует их. Флот отозван. Айур подождет еще немного.
Эн таро Адун, зилот.
Тередал кивнул, чувствуя щекой прохладный белый песок.
Эн таро Адун.
Он на мгновение представил, что стоит на Айуре, рядом со своим учителем, и вместе с ним наблюдает за луной в небе. Свет от нее был почти ослепляющим.
Саалок… сегодня светит очень ярко. Очень ярко.
Владимир Лебедев
Хроники призрака
Хроника I
Тарсонис: Железка с начинкой
Как же все-таки права народная мудрость: что имеем, не храним, потерявши — плачем. Думал ли я, что однажды какая-то железка с начинкой будет значить для меня больше, чем все в мире и вся моя жизнь вместе взятые? Не доводилось. Однако сейчас, когда я в западне, есть повод и подумать и поплакать.
Я в ловушке. Ни сбежать, ни сдаться, ни дорого продать свою жизнь. И весь сыр-бор из-за одной сущей безделицы, одной-единственной пустяковины, которую я умудрился банальным образом посеять.
Патрон к карабину… Железка с начинкой. На войне подобного добра навалом. Но эта штуковина оказалась тем самым моментом истины, что определяет будущее. И имеет все шансы стать итоговой чертой под моей жизнью.
В этот миг, на грани жизни и смерти, помимо этой вещицы у меня не было альтернатив. Последний патрон…
Который я потерял.
Потерял его прямо вот тут, на пятачке разбитого войной гостиничного номера, среди руин пылающего города. Города, что затерялся на охваченном инопланетной заразой континенте. На континенте, что ввергнут в хаос войны, охватившей всю планету. В звездной системе, потерянной людьми в бездонной черноте бескрайнего космоса стараниями инопланетных чужаков…
Я вздрогнул. Сознание медленно возвращалось из глубин разгоряченного бреда. Кажется, на улице взорвалось что-то серьезное. Видимо здание хорошо так встряхнуло, раз я пришел в чувство. Да и грохот, сто пудов, был неслабым.
Где я?
Помещение купалась в красном свете. Наверное, на улице поздний вечер. Скорей всего так и есть, ибо небо пылает также, как оно пылало поздними вечерами, когда я ребенком любовался закатом…
И все-таки где я?
Комната. Я лежу на полу в гостиничном номере. Каким ветром меня сюда занесло, что-то никак не припомню. Помню только страшную резню… мясорубку… Впрочем, какой сейчас толк от воспоминаний. Определиться, что делать дальше, вот что важно. Жизненно необходимо.
Так или иначе, номер в свое время был весьма приличный. Кровать-аэродром на полкомнаты, стены в сплошных садинках, картинках и сувенирчиках. Все дорогое и роскошное … «Плазма» на всю стену, вычурные кресла, пуфики-шмуфики, шелковые простыни, ковры с ворсом длиной со средний палец… Бар. Сейчас без бара ни один номер не обходится. Железно. Винный букет, само собой, не на один десяток тысяч кредитов… В ванной комнате наверняка джакузи и ванна наполненная шампанским с лепестками роз. Но по мне главная роскошь — это огромное зеркало. То самое, что… висело над кроватью.