Путь Абая. Том 1 - Мухтар Ауэзов

Абай вдруг подумал: если из его Абиша и Магаша получатся такие люди, как Михайлов?.. Он уже видел их не в казахской одежде тобыктинского покроя — они одеты, как русские горожане, они склонились над толстыми книгами, ученые, смелые… Защитники народа, руководители молодого поколения… Великая будущность! «Только бы дожить до этого, — почти молился он, — только бы сказать им: я состарился, износился, но мне не о чем жалеть, уходя из жизни, — я передаю дело вам… Если бы я мог так сказать, я был бы счастливейшим из отцов…»

Приход нового гостя прервал мечты Абая. Это был адвокат Андреев, с которым они встречались ежедневно.

Нынче он пришел с новостями из канцелярии уездного начальника. Новости касались всего Тобыкты, и он считал нужным сообщить их Абаю: не только канцелярии уездного начальника и мирового судьи, но и канцелярия самого «жандарала» была завалена жалобами, приговорами старейшин, доносами, прошениями тобыктинцев. Все эти бумаги были «с тамгой», то есть с приложением оттисков пальцев сотен людей, — обвинения и в поджогах, и в набегах на аул, и даже «в доведении беременных до выкидыша».

— Вы и понятия не имеете, Ибрагим, что творят сейчас ваши волостные! — закончил Акбас. — Опять разгорелась какая-то межродовая неразбериха!.. А может быть, просто началась борьба за должности, — ведь в этом году перевыборы…

Михайлов, долгое время работавший в канцелярии «жандарала», хорошо знал, что приговоры, составленные волостями, часто оказываются просто клеветой. Он как-то говорил Абаю: «Царское управление страшно развратило киргизскую степь. В ней воцарились взятка и донос. Русские законы совсем не отвечают ни вашей жизни, ни вашему быту. Между народом и властями — непримиримая молчаливая вражда и взаимное недоверие. И в результате киргизу ничего не стоит солгать перед законом: оклеветать, составить ложное обвинение — он и за стыд не считает! Вот вам пример, как портит народ тупое начальство и бессмысленное управление!»

Услышав новости Акбаса, он спросил:

— Кто же на кого жалуется — сами волостные на кого-нибудь или наоборот?

— Все жалобы — на волостных, — ответил Андреев и повернулся к Абаю с иронической улыбкой, — и как раз на тех, кого вы рекомендовали Лосовскому на прошлых выборах… Если мне не изменяет память, вы говорили, что они будут друзьями народа?

Он рассмеялся и потом добавил:

— В этой куче есть одна серьезная жалоба, несомненно обоснованная, — от бедняков жатаков. Кое-кто из них приходил ко мне, просил заступиться: «Возьми на себя наше дело, доведи наши слова до начальства, управители творят насилия над нами…»

Абай заинтересовался, против кого направлены приговоры, составленные волостными. Но Акбас не мог вспомнить ни одной фамилии, однако сообщил, что видел несколько приговоров, обвиняющих жатаков в воровстве и требующих ареста как раз тех, кто подал жалобу на волостных.

Михайлов по-своему истолковал это:

— Видимо, люди, на которых положился Ибрагим Кунанбаевич, как на способных служить народу, вошли в силу. Только думают они не о пользе народа, а о том, как собрать голоса к новым выборам и удержаться на месте. А против них, очевидно, создалась другая партия. Жата-ки же не присоединяются ни к тем, ни к другим. Волостной тянет их на свою сторону, а они, наверное, говорят: «Оставь нас в покое», — вот и попали в приговоры как разбойники, воры и жулики… Эх, Ибрагим Кунанбаевич, а вы-то надеялись, что эти люди будут ходатаями за народ перед начальством!.. И вот они же чернят свой народ, пишут доносы, — он, мол, не подчиняется начальству!.. Конечно, ваши волостные не дураки: вас они провели, должности получили и с вами у них счеты покончены. Они отлично понимают, что ладить с губернатором и уездным начальником куда выгоднее, чем с вами. Да, если у народа такие «заступники», ему, видно, не сладко живется!.. Раз уж они вас, кто все их повадки знает, обвели вокруг пальца, — окрутить народ им ничего не стоит! А перед начальством они всегда сумеют прикинуться честными. Начальству нашему именно такие и нужны: они ему на руку играют, а что там с народом — начальство не интересуется: оно от того убытку не терпит!

Акбас добавил с усмешкой:

— Какой там убыток! Убыток начальству, если народ живет дружно, — тогда им и копейки не перепадет! А поссорятся люди — начальство взятки огребает, да за «успокоение населения» и в чине повышается!

Абаю было нестерпимо горько и стыдно узнать это о людях, за которых он сам ручался, как за людей с умом и совестью, которых объявил «заступниками народа». И один из них — был его брат Исхак! Абаю казалось, что тот все свои беззакония делает руками его, Абая…

Он не в силах был принимать участие в дальнейшем разговоре. Молчаливый, потемневший от стыда, он посидел еще немного, попрощался и вышел.

Абай задержался в Семипалатинске гораздо дольше, чем предполагал: ему жаль было расставаться с Михайловым и Андреевым, беседы с которыми ему казались и важнее и полезнее всякой школы.

Была уже середина лета, когда он двинулся домой. По пути из города Абай заехал в Ералы и остался ночевать у жатаков.

В юрте Даркембая только что закончился утренний чай. Хозяин, накинув поношенный бешмет поверх рубашки с открытым воротом, сидел против Абая. Подсыпая на ладонь табаку из желтой роговой шакши и нюхая его, он с довольным видом посматривал на гостя: и приезд его и беседа с ним очень обрадовали Даркембая.

Довольна была и хозяйка, пожилая худая женщина, — ведь Абай ночевал у них в юрте! Убирая посуду со стола, она напрягала слух, прислушиваясь к шуткам, которыми обменивались Абай и ее муж, и ее морщинистое лицо светлело от смеха. Бумажки от конфет, разбросанные по всей юрте, доказывали, что и десятилетнему Мукашу не на что было жаловаться: он получал гостинцы, будто из города приехали родные.

Даркембай вернулся к тому, о чем Абай рассказывал ему в ночной беседе:

— О чем с нами говорят, кроме того, что надо подчиняться аткаминерам и волостным? Заговорит знатный человек — твердит о своей силе и власти, хвастает своей хитростью и ловкостью. Наш брат бедняк жалуется на свои нужды, плачется о горе… А вот ты, Абай, рассказал нам про смелых людей, которые убили царя и пострадали за народ. Теперь мы знаем, что у обездоленной бедноты есть заступники. Они думают о нуждах народных, хотят облегчить жизнь всего народа и жертвуют за него даже жизнью. В тот день, когда народ станет счастливым, их цель будет достигнута. Эти люди — заступники и за нас, жатаков, кто забился в нору, будто волчонок с перебитой ногой…

Старик понюхал табаку, задумался и, словно обобщая все, что услышал от Абая, закончил:

— Так оно и есть… О чем говорят сильные? О том, как угнетают слабых. О чем говорят слабые? О том, как терпят от сильных.

Ясность рассуждения Даркембая поразила Абая.

— Хорошо! — одобрил он. — Наша беседа привела к верному выводу, твои слова прямо годятся в пословицу!.. Видно, ясный ум надо искать не у богача с множеством табунов, а у бедняка, кого нужда научила думать…

В ответ на похвалу Даркембай усмехнулся:

— Э, Абай, за один ум старшим над людьми не станешь!.. У нас, если бедняк не умен, про него скажут: «У бедного ум короток». А если он умен и красноречив, так над ним смеются: «Болтун, языком трепать любит…» Нет, Абай, я еще не видел, чтобы умная речь помогла добиться правды!

В юрту поодиночке начали сходиться соседи. Появились знакомые Абаю старики Дандибай, Еренай и Кареке из рода Котибак, — они пришли поговорить с Абаем от имени всего аула, насчитывавшего теперь больше пятидесяти юрт. Да и сам Даркембай собирался пожаловаться своему гостю на обиды, причиненные и ему и его соседям жатакам, но ночью не хотел беспокоить Абая, уставшего с дороги, и пока что не сказал об этом ни слова.

Абай, как всегда, начал расспрашивать стариков о жизни аула и заговорил о посеве и урожае.

— У вас там пахотная земля хорошая, — обратился он к Дандибаю. — Кто из вас нынче много посеял?

— Много? — покачал тот головой и усмехнулся. — Дорогой мой Абай, кто из нас может посеять много? — Он приправил свою речь крепким словом и продолжал — В нашей несчастной жизни, когда соху тянет собака, а подгоняет колючка, нет ни у кого силы собрать и то, что сам бог дает! Хвалиться нечем: двадцать юрт, которые стоят у Миалы-Байгабыла, засеяли едва двадцать земель…[162]

— Ну, а всходы какие? — снова спросил Абай. — Бывает, что и с небольшого посева соберешь много…

Дандибай, Еренай и Даркембай заговорили разом:

— Много соберешь, говоришь?

— Разве удастся много собрать?

— Как бы вместо много не вышел шиш!..

— Ничего не понимаю! — повернулся Абай к хозяину.

Теперь Даркембай решился наконец заговорить об одной из тех обид, которыми он все хотел поделиться с Абаем: