Реликт - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, к чему способно тело, еще никто не определил, вспомнил Ратибор высказывание Спинозы и с решимостью, поразившей даже его самого, мысленно воскликнул: «Запуск!» – чувствуя, как сердце заработало с нарастающей частотой. Оно пыталось обеспечить снабжение кислородом заработавший со скоростью компьютера мозг. Потом чувствовать и думать о чем-либо постороннем стало некогда.
В шестом часу вечера он с трудом снял эмкан, и сил его хватило только на то, чтобы напиться витаминизированного коктейля из облепихового сока, нескольких капель женьшеневого и полстакана фруктозы…
В седьмом часу он очнулся от громких трелей домашнего видео, однако пока добирался до ниши виома, звонить перестали. Поев сладкого, с терпким горьковатым привкусом брусничного желе, Ратибор снова задремал, лежа на толстом ворсистом ковре у кресла. Окончательно пришел в себя в девять, принял душ, с удовольствием приготовил ужин на домашнем комбайне «Монастырская изба-33»: чорба из мяса по-испански, миш-маш из помидоров с грибами, миндальный пудинг, холодное топленое молоко – и с не меньшим удовольствием поужинал, чувствуя, как прибавляются силы. А когда собрался позвонить Насте, обнаружил в гостиной незнакомца, лениво листавшего старинную книгу по аутотренингу из библиотеки, доставшейся Ратибору в наследство от деда.
Острое чувство опасности заставило Ратибора собраться в считаные мгновения, но, как быстро он ни двигался, незнакомец действовал еще быстрее: вот он только что листал книгу, а вот уже стоит напротив с холодным взглядом бретера – рослый, черноволосый, с твердой складкой губ и прямыми бровями, одет в обычный полуспортивный летний костюм. Ратибор узнал его практически в тот же момент, когда увидел: Виктор Батиевский, бывший космоисследователь первого класса, одним из первых проглоченный сверхоборотнем на Юлии в системе Единорога, а теперь один из К-мигрантов, подозреваемых в диверсионной деятельности.
– Узнал, – констатировал Батиевский звучным голосом. – Тем лучше, не надо будет долго объяснять причину появления. Вы сделали две ошибки, мастер: сняли пси-рацию «спрута», из-за чего Умник так и не узнает причин вашего летального исхода, и не надели пси-экран, как советовал Железовский.
Ратибор сжал губы:
– Информация у вас поставлена хорошо.
– Да, неплохо. Правда, даже будь на вас рация, все равно ни одна из оперативных обойм страховки не успела бы прийти вам на помощь. Что касается экрана, то и он не гарантирует…
Ратибор прыгнул без подготовки, тело сработало само, он почти достал незваного гостя и получил страшный волновой удар по сознанию. В глазах все поплыло, закачалось, пол стал зыбким и скользким, а тело превратилось в рыхлый студенистый ком с десятком щупалец вместо двух рук. И все же ему удалось удержаться на грани беспамятства, организм яростно воспротивился чужой воле и на пределе инстинктов и подсознания включил внутренние резервы, почти нейтрализовавшие влияние возникшего в мозгу нейроторможения. Туман в глазах растаял, Ратибор обнаружил себя согнувшимся в метре от смотревшего на него с холодным любопытством Батиевского.
– Похвально! Видимо, вы хороший спортсмен, если даже неапробированный внушенный оптимайзинг увеличил ваши природные дарования до почти абсолютного владения телом. В пределах неэкстрасенсорных возможностей, конечно.
– Зачем это вам? – глухо спросил Ратибор, не поднимая головы, собираясь с новыми силами.
– Что именно?
– Этот прессинг: угрозы, нападения, диверсионные акты, попытки помешать строительству Т-конуса. Если человечество решит его включить, помешать этому вы все равно не сможете.
– Весьма спорное высказывание. Мы все рассчитываем с абсолютной точностью, ошибки исключены, я имею в виду те ошибки, на которые рассчитываете вы, принимая нас равными себе психологически и нравственно. Это неверная позиция. Но вы натолкнули меня на мысль, и я передумал убивать вас сегодня. Из чувства осторожности, а не жалости. Сообщите всем, от кого это зависит: мы не слепые террористы и не слуги Конструктора, мы его партнеры и никогда не встали бы на путь вмешательства в вашу деятельность, не прими вы решения, угрожающего жизни нашего партнера. Комиссар Железовский не прав, считая нас людьми, но и председатель СЭКОНа Боянова не совсем права, отрицая в нас человеческие качества, ведь уживались же мы с вами сто с лишним лет.
– Объявите свою доктрину всем людям, уверен, результат будет в вашу пользу и без силового давления.
Батиевский покачал головой:
– К сожалению, мы знаем результат всепланетного обсуждения, и он не в нашу пользу: все хотят жить, а большинство хотят жить, практически не думая. Ведь это очень тяжело – думать.
В бесстрастном голосе К-мигранта почудились Ратибору нотки горечи, сожаления.
Оператор «Шторма» выпрямился:
– Вы что же, знаете будущее? Результат референдума еще никому не известен.
– Достаточно и того, что он известен нам. Предупредите всех, мы не остановимся ни перед чем, если вы не найдете другого решения возникшего конфликта.
– Другого решения нет: если Конструктора не остановить, от Солнца и планет не останется ничего!
– Он остановится сам, не мешайте ему. Прощайте, мастер… пока. Мы ждем.
Батиевский исчез. Вот он стоял перед Ратибором, а вот его уже нет, вернее, он уже в прихожей.
– Но мы не одни, – тихо проговорил Ратибор, шагнув следом. – Чужане тоже знают о Конструкторе и готовят ему встречу. А их «перевертыш» вы вряд ли сможете убрать с пути Конструктора.
– Время покажет, – донесся ответ.
Дверь открылась и закрылась, хозяин остался один. Но ненадолго, на минуту. Кто-то снова вошел без звонка, вернее, вбежал, заглянул на кухню и ворвался в гостиную. Это был Габриэль Грехов собственной персоной.
Увидев стоявшего в напряженной позе Ратибора, он кивнул, словно и не ожидал увидеть иного:
– Ушел?
– Только что.
– Очень трудно рассчитывать их появления с точностью до минуты. Слава богу, что и на этот раз обошлось. Я гляжу, ты заговоренный, юноша. Но в третий раз они шутить не