Шелест Да не судимы будете - Неизвестно

10 февраля. Вредно и опасно как проявление национализма, так и национальное безразличие, граничащее с космополитиз­мом. Прискорбно, когда по важнейшим государственным вопро­сам принимаются решения единолично, даже без консультации со специалистами. Нет глубокого анализа, коллеги по работе и их мнение не берутся в расчет. Раньше это мы называли «волюнтаризмом», сейчас это оказывается «личная инициатива» и «гениальность руководителя». Все это, безусловно, доведет до печального конца и этого «гения».

12 февраля. Организованная травля, дискриминация, разно­го рода пакости усиливаются вокруг некоторых членов Полит­бюро ЦК КПСС, товарищей по работе, единомышленников. Вот один из свежих фактов: при подписании соглашения с вьет­намцами присутствовали все члены Политбюро, был сделан общий снимок. Но вот вышел журнал «Огонек», в нем на снимке нет Полянского, Шелеста, Воронова: места, где они были на первоначальном снимке, вытравлены и помещены другие «физиономии». Кто это мог сделать, с чьего указания? Мы все трое по этому поводу обменялись мнениями, я высказал свое соображение, что эта гнусная травля и, казалось бы, мелочность не могли обойтись без «вождя» — со мной согласи­лись, но добавили, что это с «подачи» Суслова и его же осуществление. Полянский собирался по этому вопросу с кем-то переговорить. Но главное было еще впереди, мы все же не допускали, хотя и предполагали, что наши телефонные и другие разговоры везде прослушиваются. Стал этот разговор известен «вождю» — это означало, что надо ждать еще больших гадо­стей и пакостей.

14 февраля. Сегодня мой день рождения — вот и стукнуло 65 лет. Много и мало. Много по годам, мало по тому, что можно было бы еще сделать полезного для народа, кадрам молодым передать накопленный жизнью и делом опыт. По состоянию здоровья, энергии, бодрости, напористости можно было бы поработать, но вся обстановка, травля изнуряют, так долго выдержать нельзя, просто невозможно, держусь на последнем пределе. Многие звонили, поздравляли с днем рождения, много получил телеграмм и писем от коллективов и отдельных лиц. Из Румынии позвонил И. В. Дрозденко, поздравил. Сотрудники объединенной больницы 4-го Главного управления Минздрава СССР прислали поздравительный адрес — 35 подписей во главе с Чазовым Е. И. Поздравил коллектив Секретариата и КГБ, поступило много телеграмм и писем с поздравлениями из мно­гих городов страны от разных людей.Позвонил мне и Брежнев — поздравил. Тон разговора был ровный, хороший, но в искренность его слов я не верю. Разуве­рился на конкретных фактах. Приятно было полз^шть поздра­вления из Киева от многих товарищей, но самые приятные поздравления из Киева — это поздравления от внуков — Пети, Димы, Ирочкй, Алеши. В Москву, на дачу, в Калчугу, приехал сын Боря с Лелей. Было несколько человек близких людей. В кругу семьи и друзей отметили хорошо мой день рождения, хотя на душе кошки скребут.

15 февраля. Проголосовал постановление Политбюро ЦК КПСС о присвоении звания Героя Социалистического Труда Подгорному Н. В. в связи с 70-летием. Это теперь у него вторая Золотая Звезда Героя. Посмотрел текст приветствия Подгорно­му от ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР.

18 февраля. Поздравил Н. В. Подгорного с днем рождения и награждением его второй Золотой Звездой Героя Соцтруда и орденом Ленина. А вечером в 17.00 19 февраля в зале Политбюро состоялось вручение наград. Брежнев, вручая на­грады, рассыпался в похвалах и заслугах Подгорного — каза­лось, их «дружбе» не будет конца. И все это была фальшь и инсценировка.

Сегодня прошло ровно 10 месяцев, как состоялось решение о моем переводе на работу в Москву. Но у меня до сих пор невероятная тяжесть и обида, даже не по существу самого решения, а за хамское отношение ко мне. Почему меня третиру­ют и травят? Кто может дать мне ответ на мой больной вопрос? Формально дают ответ, а по существу разумного содержания во всех ответах нет.

23 февраля. Получил разрешение на отпуск, сегодня же вечером поездом уезжаю в Кисловодск. Хорошо, что едем в отпуск вместе с Иринкой, немного побудем вместе, отойдем от всей этой возни.

Разместились мы в особняке, внешне все идет неплохо. В это же время здесь отдыхал и А. Н. Косыгин. Несколько раз с ним встречались на прогулке, я к нему заходил в люке — в санаторий «Красные камни». Много гуляли, ездили в Приэль- брусье, подымались на канатной дороге на Чигет. Заезжали ко мне в особняк первый секретарь Ставропольского крайкома партии М. Горбачев с начальником КГБ края и первым секрета­рем Кисловодского горкома партии. Были друзья и товарищи. Отдыхал неплохо, главное, не знал тревоги, хотя часто сосало, томило. Недаром мне снилась большая лошадь, которая свали­лась с большой горы в обрыв. Это большая ложь вокруг меня, но все это в конце концов свалится в пропасть. Я ведь ни в чем не виноват. Интриги и клевета, организованные Брежневым, Сусловым, Щербицким, пройдут, но я их навеки проклинаю. Им ведь в конце концов несдобровать.

22 марта* После отпуска вышел на работу. Хочется погово­рить с настоящими людьми труда, рабочими, крестьянами, ко­торые производят ценности и на свой счет содержат огромную свору бездельников и демагогов. Ведь настоящие люди труда не знают всех тонкостей — подлости.

23 марта. В 11.00 у меня в кабинете первый серкретарь Ленинского райкома партии Москвы Лавров И. Г. и заведую­щий сектором учета Т. Храмова Т. М. Вручили мне партбилет нового образца № 00000015. Они пожелали мне доброго здоро­вья, успехов в работе, многих лет жизни. Я поблагодарил их за все. В апреле будет 46 лет, как я в партии, всегда честно, преданно служил ей и своему народу, по зову сердца, и совести своей.

24 марта, В 12.00 по специальному телефону я позвонил Брежневу. Разговор сразу пошел общий, спокойный. Он, как обычно, начал жаловаться на загруженность и сильную уста­лость. Сообщил мне, что он уже прадед, с чем я его и поздра­вил. Спросил меня, как я отдохнул, как устроился с квартирой. Поблагодарил его за участие и проявленную заботу. Одновре­менно я ему сказал, что настроение у меня просто ужасное, так и жди стресса. Попросился к нему на прием, сказал, что хочу встретиться и высказать все свои мысли. Брежнев на эту мою просьбу ответил, что эта встреча и разговор с ним мне ничего хорошего не дадут.

После разговора с Брежневым я сразу же позвонил Под­горному, разговор был хороший. Ок обратился ко мне по имени, спросил, как я отдохнул, поговорили о некоторых жи­тейских делах. Я Подгорному сказал, что только что разговари­вал с Брежневым, попросился к нему на прием, разговор был спокойный, обещал мне позвонить, когда он может меня при­нять. Подгорный мне сказал: «Ну что ж, хорошо. Только смотри не горячись». Я ему ответил, что изложу то, что думаю.

24 марта в 15.00 состоялись встреча и разговор с Л. И. Бреж­невым. Я высказал ему свою озабоченность по поводу организо­ванной травли и третирования меня. Сказал ему, что без «сан­кции» свыше не может проводиться такая организованная тра­вля. Я ведь пока что член Политбюро ЦК КПСС, и критико­вать, третировать, открыто ревизовать мои действия в мою бытность Первым секретарем ЦК КПУ без прямого указания центра никто никогда бы не посмел, да, в конце концов у нас в партии так и не заведено это. Я прямо и открыто ему сказал, что когда он возвращался из Праги и остановился в Киеве, тогда он и дал «санкцию» на все эти безобразия.

Брежнев отрицал свое участие в травле против меня. Я про­должал свой вопрос, обращенный к Брежневу: «Спрашиваю, когда было у нас так, чтобы члена Политбюро, его действия, работу критиковали бы в низовых партийных органах, тем более что все это делается без всяких оснований и доказа­тельств? Разве это все укрепляет порядок в нашей партии?» Брежнев отмалчивается, хотя и проронил, что он не в курсе дела (проправился «не совсем») и что он разберется по этому поводу и еще раз со мной встретится. По его поведению, ответам на мои вопросы я еще раз убедился, что Брежнев просто юлит и лицемерит — я ему ни в чем не верил. И продол­жал излагать свои мысли. Брежнев временами вставлял репли­ки и начал много говорить о себе, как с ним после Сталина неправильно и несправедливо поступили — по существу, выбро­сили за борт. Тут я ему сказал: «Вам было нелегко — прошло столько лет, а вы того забыть не можете, несправедливость ведь очень сильно ранит человека. Так почему же допускается все это по отношению ко мне, по какому праву и на основании чего? Я тоже ни в чем не виноват и могу смело смотреть в глаза любому. Я чист перед партией и народом. Сколько я вкладываю сил в работу — за это говорят сами результаты. Безусловно, работая почти 10 лет Первым секретарем ЦК КПУ, у меня могли быть недостатки и упущения в работе, но не умышлен­ные действия, как кое-кто пытается исказить действительность. В части национальной политики я всегда был и остаюсь интер­националистом, но от своего народа, своей принадлежности к нации, ее культуре, истории никогда не откажусь: ведь я не Фома безродный. Поступать по-другому перед своим наро­дом — значит предать, изменить ему. Таких «деятелей» надо презирать, да их и сам народ презирает. Мне пытаются при­клеивать разные ярлыки, наговаривают, клевещут, ведется ли­ния на мое политическое уничтожение. Я спрашиваю, кому все это на руку? Ну, будет еще одна жертва интриг, шантажа, наговора — действий «людишек от политики». Ради чего?