Шелест Да не судимы будете - Неизвестно

О брошюре «Украина наша советская». Я и сейчас утвер­ждаю, что в ней все вопросы изложены правильно, с классовых, идеологических, интернациональных и исторических позиций. На эту книгу были даны хорошие, положительные рецензии. Не исключено, что она страдает некоторыми неточностями и недостатками, но она ведь не вредна, не враждебна, как кое- кто пытается это трактовать. Зачем же ее было изымать и критиковать в журнале «Коммунист Украины»?» Тут мне Брежнев сказал, что он этой книги сам не читал и по этому поводу ничего сказать не может, но что мне ее писать не надо было.

Я его спросил: «Почему?» Он промолчал. Я продолжал: «Если я написал и уже совершился факт ее появления, а вы полагаете, что за изложенные мысли я должен нести ответ­ственность, то обсудите этот вопрос на Политбюро. Но нельзя же трепать мое имя кому как вздумается — ведь я член Полит­бюро». Брежнев промолчал. Затем обратился ко мне с вопро­сом, что ты, мол, недоволен и обижен на меня, ходишь угрю­мым, мало контактируешь с товарищами. Я ему ответил, что мне веселиться не от чего. Да, мне нелегко, мне просто тяжело, тем более с начавшейся вокруг меня кампанией травли. Я вре­менами чувствую, что теряю равновесие, и чем это все может кончиться, сам не знаю. А кто меня спросил, побеседовал со мной о моей теперешней работе поддержал меня в нелегкую мою минуту? В таком состоянии, в котором я нахожусь, недале­ко и до трагедии. Очевидно, по моему состоянию это было видно, потому что Брежнев начал меня успокаивать. Сам себя я убеждаю, что мне надо держаться, что честные люди, знаю­щие меня, даже в составе Политбюро переживают и болеют за меня. Брежнев перевел разговор: «А какие у тебя взаимоотно­шения с Косыгиным?» Я, естественно, ответил, что я с работой осваиваюсь. В ней есть своя специфика, взаимоотношения с Ко­сыгиным, мне кажется, у меня вполне нормальные. Если я к нему по какому вопросу обращаюсь, он меня выслушивает, оказывает внимание и помощь. Под конец нашей беседы я зая­вил Брежневу, что считаю позорным явлением организованную травлю. Организаторы ее — это подлые люди, не политики, а «политиканы», и пусть они помнят, что все, что со мной происходит, это все на их совести, если она у них есть. История этого не простит.

26 марта был у меня длительный, сложный и тяжелый разговор с Подгорным. Он всю обстановку и сложность понима­ет, но все так далеко зашло, что он ничем уже мне помочь не может, хотя всячески старается меня подбодрить. Подгорный мне сказал, что против меня действсгвала «днепропетров­ская группа». Теперь мне совсем становится ясным, что ее вдохновляет сам Брежнев. Рекомендации Подгорного о том, чтобы я не горячился, надо принять. Но дальше, я не могу терпеть такой травли.

Нелегкий, длительный разговор у меня состоялся с сьшовья- ми Борей и Виталием. Я им изложил свои дальнейшие планы моего ухода в отставку. Они все это тяжело переживают, но у меня другого выхода нет. Почти всю ночь с Ириной обсужда­ли складывающуюся обстановку и ситуацию. Ясно, что от Брежнева ничего хорошего ждать нельзя: он ведь первоисточ­ник моей проработки на Украине. У него теперь только не хватает смелости дать «отбой» — не та натура. Иринка очень все тяжело переживает, но держится хорошо, и меня поддержи­вает основательно — молодец, спасибо ей за все это.

Написал заявление — вот его содержание:

«В Политбюро ЦК КПСС.

В партий я уже 46 лет, за все время моего пребывания в партии я честно служил партии, народу, стране. Только на партийной работе проработал 27 лёт. Работая почти 10 лет Первым секретарем ЦК КПУ, я был в составе Президиума и Политбюро ЦК КПСС, всегда старался прикладывать свои силы и знания, как лучше выполнять решения партии. В про­цессе работы могли быть недостатки и даже упущения. Но я честно, добросовестно трудился. Случилось так, что помимо моей воли и желания меня переместили на другой участок работы. Стараюсь и на этом участке все делать, что зависит от меня. Но, очевидно, времена обстоятельств, сложность всей ситуации подорвали мое здоровье — мне трудно все переносить. Мне пошел 66-й год — поработал немало. Прошу Политбюро ЦК КПСС освободить меня от занимаемой дрлжности и обязан­ностей члена Политбюро, установив мне пенсию и положенные льготы. Благодарю всех вас за совместную работу.

П. Шелест»,

26 марта 1973 года.

Ночь с 26 на 27 марта провел ужасно, в каких-то кошмарах. Невероятное что-то творится, невообразимое. Спрашивается, за что, по какому праву на меня все это обрушивается? Неуже­ли наша система дает право отдельным «партийным проходим­цам» решать судьбу, травить товарищей, переворачивать всю жизнь, политически уничтожать? Чтобы очернить, уничтожить, для этого ума не нужно — достаточно одйой подлости. Если наша система это позволяет, то дела наши плохи. Ох, как мы еще далеки от «идеала» коммунистических отношений. Я за последнее время часто думаю об этом, и мне становится до боли обидно. А что могут подумать о нас честные рядовые коммуни­сты — рабочие люди? О наших отвратительных формах травли и уничтожения любого человека, честно отдавшего всего себя делу Родины. Так где же наша правда, справедливость, о кото­рой мы так громогласно говорим и пишем? Я еще силен физически, духом и морально, но не могу мириться с положени­ем не потому, что держусь за какое-то положение, власть. Нет! В своей работе «прелесть власти» я испробовал достаточно, и если честно работать, то власть это нелегкая ноша, с меня ее хватит вполне. Я за то, чтобы вопросы решались открыто, по- человечески, как принято было когда-то в нашей партии. Всему тому, что делается вокруг меня, я могу противопоставить толь­ко выдержку, стойкость, но все это стоит мне огромных усилий и здоровья. В моих тяготах виновны три человека: Брежнев, Суслов, Щербицкий. Это их нечестный прием по отношению ко мне. В руководстве есть люди, которые осуждают их гнусные приемы. Придет время, и вся гнусность раскроется. Я мог бы и сейчас разоблачить эти приемы по отношению к «расстановке кадров», но ведь это может бросить черную тень на нашу партик)!

2 апреля 1973 года. В 17.00 заседание Политбюро. Решено созвать Пленум на 26 апреля, рассмотреть вопросы: о междуна­родном положении, о визите в ФРГ.

На Политбюро рассматривались вопросы: «О многотомной исторрш КПСС». По этому вопросу имеется много неточностей, даже искажений. Рассматривался вопрос о статусе дважды Ге­роя Социалистического Труда. Решили — дважды Героям Со­циалистического Труда устанавливать бронзовый бюст на роди­не, теперь добавили, что если Герой Социалистического Труда и Герой Советского союза, которым является «вождь», то тоже устанавливать бюст. Спешит.

Вечером были: Брежнев, Подгорный, Полянский, я, Шеле- пин, даже Суслов во Дворце спорта в Лужниках на хоккее, все прошло спокойно.

В «Коммунисте» № 4 (орган ЦК КПУ) опубликована редак­ционная статья с критикой на мою книгу «Украина наша совет­ская»: дано указание обсудить эту сатью и книгу на всех город­ских и областных активах. Она изъята из продажи и библиотек, кто не читал ее, появился особый интерес к ней, на «черном рынке» она ценится в 25—30 рублей. Только дурость и ограни­ченность могли привести к такому ажиотажу вокруг этой книги. Был большой спрос и на журнал «Коммунист» № 4 (потом его изъяли из продажи вообще, потому что он вызвал много вопро­сов и недоумений). Так или иначе, а травля меня продолжается и довольно организованно, хотя и неразумно.

17 апреля* Состоялся Пленум ЦК КПУ по вопросам кадров. В докладе Щербицкий с «доброго» благословения высокопоста­вленного игрока судьбами человека, меня не обошел. Какой только гадости не говорили в мой адрес, подлецы и мерзавцы. Интриган Щербицкий и К° действовали как двурушники и трусы по принципу: чтобы всплыть на поверхность, надо утопить другого, чтобы казаться самому чистым, надо вьшачкать друго­го. В информации о прошедшем Пленуме даже в «Правде» написано: «Участники Пленума остро осудили проявление на­ционального чванства и ограниченности у отдельных руководя­щих работников, их беспринципность и зазнайство, нетерпимое отношение к мнению других, склонность к саморекламе». Та­кую формулировку могли в «Правде» поместить только с разре­шения и рекомендации центра — она прямо направлена против меня. И не случайно такие подонки и ничтожества, как Козырь и Андреев, выступая на Пленуме, «лично благодарили» Брежне­ва за то, что он якобы «помог оздоровить обстановку на Украине». Теперь уже совсем становится ясным, что организо­ванная травля и третирование исходят от Брежнева и Суслова. Подонки, отш;епенцы и предатели своего народа — Щербицкий, Лутак, Грушецкий, Ватченко и им подобные — готовы действо­вать по указке как борзые. И это называется «принципиально­стью». Позор!

На Пленуме прозвучали и трезвые суждения. Ну ладно, допустим, говорили некоторые, что Шелест имел недостатки в руководстве. Так почему же вы, члены Политбюро ЦК КПУ,