Остров Невезения - Сергей Иванов

— Тяжёлый случай, — вздохнул батюшка. Но я тебя понимаю, сын мой. Кстати, те двое литовских ребят — католики, но они очень рады твоему появлению. Парни восприняли тебя, как некую поддержку и облегчение.

— Нас объединяет лишь русский язык, как средство межнационального общения и статус иностранных заключённых, — уточнил я.

— Надеюсь, ты не исключаешь добрые человеческие отношения, взаимопонимание и взаимопомощь? Ребята очень тепло о тебе отзывались.

— Спасибо. Не все так воспринимают меня. Её Величество не отметила моих положительных качеств. Решила, что моё место здесь.

— Хорошо, Сергей. Я вижу, ты в порядке, если способен шутить. Дай мне телефон твоей матушки, я сегодня же позвоню ей и успокою её. Может надо что-то конкретно сообщить ей? Не нуждаешься ли ты в сигаретах или ещё в чём-то? Может тебя что-то беспокоит; алкогольная, наркотическая зависимость, какие-либо искушения.

— Спасибо, ничего пока не надо. Если возможно, оставьте свой телефон, на всякий случай. Я бы чувствовал себя уверенней, имея связь с кем-то на свободе. А то все земляки как-то вдруг сникли.

Мы обменялись телефонами.

— Ты выглядишь довольно уверенно. Я спокоен за тебя, сын мой. Но вдруг, захочешь поговорить со мной, звони в любое время. Если меня не будет дома, оставляй сообщение на автоответчик.

— Спасибо, Отец Сергий. Пожалуйста, сообщите радиослушателям Русской службы Би Би Си, что сейчас в НМР Льюис пребывает в заключении живая твердыня канонического православия, — попросил я его на прощанье.

— Не богохульствуй, сын мой! Господь не покинет тебя и оценит твоё чувство юмора и реализма. Каждому воздастся!

— I hope so,[101] — ответил я тихо.

32

Сергей, я буду звать тебя Чайковский, — заявил Барри, довольный нашим знакомством.

Всякий раз, когда нас выпускали для общения, я встречался с литовскими парнями в конце коридора на скамейке. Подальше от бильярда и настольного тенниса, где всегда было суетно и шумно.

В камере рядом с нашей скамейкой обитали два тихих индуса. Один из них — уже в возрасте, высокий и худой, как йог. Свои длинные чёрные волосы он сворачивал на голове и обматывал чалмой. Он присаживался на соседней скамейке и тихо посиживал, думая о чём-то своём. Мне нравилось, как он бесшумно держался. Вскоре, индус стал при встречах вежливо приветствовать меня кивком головы, хотя мы и не были знакомы. Я отвечал ему тем же.

Расспросив о нём у других заключённых, я узнал, что йог обвиняется в убийстве своей жены. В его деле решался спорный вопрос; совершил он это умышленно, преднамеренно или по неосторожности?

Его соседом по камере был молодой индус. Во время прогулок было очевидно, что он не говорит по-английски и не знает здесь никого, кроме своего сокамерника — спокойного йога-женоубийцу за которого и держался. Выглядел молодой индус, в отличие от старшего, — потерянно и несчастно.

Я вспомнил о другом, своём знакомом, индусе, который сейчас находился где-то в нашем крыле, на другом этаже.

Однажды, я отыскал его. Он искренне обрадовался мне, и сразу предложил объединиться в одной камере. Я обещал подумать над его предложением, и рассказал ему о двух его земляках. Номера их камеры я не знал, поэтому, сообщил свои координаты и пригласил в гости.

В следующий час открытых дверей (камер), индус-приятель, как штык, стоял у нашей камеры, готовый к встрече с земляками.

Когда я привёл его, все уже были на месте. Литовцы сидели, покуривая, наблюдали моё шествие к ним с неким экзотическим типом. Старший индус с блуждающей улыбкой одиноко восседал на скамейке у своей открытой камеры. Его молодой сосед, с хмурым видом вышагивал туда-сюда по коридору. Я подошёл к старшему. Мы обменялись тихими «хелло».

— Ваш земляк, — указал я на своего приятеля, — пожелал встретиться с вами, — рапортовал я.

Они обменялись тихими осторожными приветствиями. Старший не проявил особого энтузиазма. Я понял, что он в компании не нуждался.

Его же молодой сосед, напротив, заинтересованно приблизился к нам. Мой приятель поприветствовал его. Они заговорили и удалились в камеру. Я же, вернулся к литовцам.

— Чо за звери? — спросил Ромас.

— Индусы, — коротко объяснил я.

— Ты их знаешь?

— Одного. Которого привёл. Тоже пользовал поддельный английский паспорт. А тот, что в чалме, говорят, убил свою жену. Нечаянно, — отрекомендовал я индусов.

— Интересные у тебя приятели, — отметили литовцы.

— Иных здесь не водится.

Молодые индусы в камере быстро организовали крепкий, сладкий чай с молоком. Сначала вынесли и подали кружку старшему индусу. Тот принял чай и поблагодарил. Мой индусский приятель подошёл к нашей скамейке.

— Хотеть чай? — спросил он меня и взглянул на моих литовских приятелей.

Вид у него был довольный. Я понял, что встреча земляков удалась. Я согласно заказал три чая. Индус с радостью поспешил в камеру разливать.

Однажды, отец Джон посетил нас с Майком. Обменявшись приветствиями, капеллан заговорил с Майком. Я не прислушивался к их разговору, но заметил, что Майк, вдруг, озаботился. Он стал просить отца Джона сказать кому-то, что он его активный прихожанин. Но отец лишь обещал Майку дать свои рекомендации для кого-то.

Закончив с Майком, он оставил его расстроенным, и обратился ко мне.

— Как ты, Сергей? — начал он.

— Нормально. Нет ли сообщений для меня? — перешёл я к интересующему меня вопросу.

Я надеялся получить от Ольги номер её мобильного, и восстановить с ней прямую связь посредством СМС.

— Видимо, Ольга ещё не вернулась домой из отпуска, — предположил отец Джон. — Пока, от неё ничего нет. Я уж и сам заскучал. Расскажи мне, как она выглядит? — проявил интерес отче.

Я не стал объяснять ему, что мы знакомы с ней лишь посредством Интернета. Но я видел её фото, и она описывала себя.

— Среднего возраста, худая, косметикой не пользуется, одевается небрежно, ибо и так в хорошей форме. Летом — блондинка, зимой — не знаю… — рапортовал я.

Отец Джон довольно улыбался, слушая меня.

— Я сегодня отправлю ей сообщение. Может она уже дома, но забыла о нас? — решил отче и распрощался с нами.

Как только он закрыл за собой дверь, заговорил Майк.

— Отец Джон сообщил мне, что они собираются перевести меня в другую тюрьму, — удивил меня Майк.

— Почему!?

— Суд приговорил мне, кроме срока лишения свободы, ещё и принудительные курсы реабилитации, как человеку, устойчиво склонному к мошенничеству. Будут мне мозги промывать, — с досадой объяснял Майк.

— А для чего переводить в другую тюрьму?

— Здесь, оказывается, нет таких процедур. Поэтому, меня и решили перевести.

— Shit! Отец Джон что говорит об этом? — с надеждой спросил я.

— Он ничего не может поделать. Говорит, придётся переехать.

Я стал соображать, каким боком его отъезд трогает меня? Телефонная связь, которой я рассчитывал вскоре воспользоваться, уйдёт вместе с Майком. И снова неизвестно, кто будет моим соседом. А с Майком было вполне комфортно.

29 августа с утра нам объявили о том, что Майку следует собрать свои вещи, а мне приготовиться к походу в школу.

Мы с ним уже обо всём договорились. Наспех, в присутствии ожидающего надзирателя, пожелали друг другу удачи, и я покинул камеру. Я был уверен, что наша кратковременная дружбы не получит продолжения. Жизнь несла Майка, как лодчонку без вёсел в бурном течении реки. Всё, что он мог указать для связи с ним, был номер мобильного телефона, который, возможно, найдут и конфискуют при переезде. Его личный тюремный номер, на ближайшие четыре месяца, был более надёжным ориентиром для связи с ним. Грустно, но факт.

Я и то, мог выдать ему свой электронный адрес и два-три стабильных почтовых адреса с телефонами в Украине. Вся приходящая туда почта, рано или поздно будет передана мне.

Так же, как и в предыдущей тюрьме, «школьники» собирались после завтрака в определённом месте и их вели в отдел народного образования.

Школа здесь оказалась поскромней, но атмосфера более свободная и человечная.

Я начал с посещения класса информационных технологий, так как уже сдал несколько тестов, о чём мне обещали выдать сертификат. Там оказался всего лишь один класс, в котором заправляла женщина-преподаватель. Это было жалкое подобие в сравнении с компьютерным классом в предыдущей тюрьме; просторный оборудованный ангар, поделённый на множество классов, в каждом из которых занимались отдельные группы различных специализаций и уровней, со своими преподавателями.

Женщина записала себе моё имя и номер, и указала на свободный компьютер. Я присел и включил это.

Передо мной мутновато засветился старый выпуклый монитор-циклоп, общение с которым гарантировало скорую головную боль. Замызганные клавиатура и мышка нуждались в санитарной обработке. Я открыл Word и хотел набрать письмо, чтобы затем распечатать и сегодня же отправить почтой. Но это простое, привычное дело оказалось крайне неприятным занятием. Пялиться в мутный, залапанный пальцами монитор, с напряжением следя за заторможенным курсором… Я просто выключил это нахрен! Огляделся вокруг. Почти все учащиеся пили чай да кофе и трепались между собой. Училка сидела за своим столом, копаясь в бумагах. Для заключённых это было неплохое времяпрепровождение, за которое им приплачивали десять фунтов в неделю, на сигареты. Не обнаружив в классе никого из своих знакомых, я вышел из класса, что бы оглядеться, где здесь что.