Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец

становились для него важной и необходимой опорой. Благодаря им Толстой не был духовно одинок в кругу семьи, в общении с дочерьми он обретал большую уверенность во многих своих новых представлениях. Мария душевно стала ему ближе, чем кто бы то ни был. Толстой нуждался в дочерях-друзьях.

Но ход событий был непреложен. Александра Львовна Толстая очень точно охарактеризовала сложившуюся со временем в жизни незамужних дочерей Толстых ситуацию: «Несмотря на строгие принципы, руководившие их жизнью, и их безграничную преданность отцу, обе старшие дочери томились потребностью личного счастья, желанием иметь свои семьи. Таня, кроме служения отцу, заполняла жизнь искусством, Маша – изучением медицины и помощью окружающим ее людям»[449].

Татьяна и Мария вступали в новую пору своей жизни – замужества. И отец всегда близко к сердцу принимал происходящее с ними, сопереживая дочерям и в радостях, и в горестях их семейной жизни.

Глава III

Замужество

Мария Львовна Толстая вышла замуж за своего родственника – князя Николая Леонидовича Оболенского. Он был крестником Льва Николаевича[450], внуком его родной сестры, Марии Николаевны. 2 июня 1897 года на их венчании «было только два шафера – Миша Толстой и брат Коли[451]. Пошли пешком в церковь, в чем были, в простых будничных платьях»[452].

Александра Львовна охарактеризовала своего зятя: Н. Л. Оболенский был «на два года моложе Маши, жил у Толстых, потому что Лизанька[453] была бедна, с трудом содержала свою семью и Софья Андреевна предложила Коле жить у нее в доме. Коля кончал университет по юридическому факультету, лекций не посещал, занимался постольку, поскольку было нужно, чтобы сдавать экзамены. Это был милый, честный, неглупый малый, не пьяница и не игрок. Вставал поздно, к завтраку, курил медленно, со вкусом, пуская в воздух колечки, красиво отставляя холеную руку с длинным загнутым ногтем на мизинце, любил поесть, по-барски широко давал на чай, хотя денег у него никогда не было, по-аристократически катал „р“ – Коля был барин с княжескими замашками, сибарит. И Маша потерялась для отца, для окружающих. Теперь она часами сидела с Колей, и они разговаривали, и в ее серых вдумчивых глазах появился мягкий и теплый свет и новая, точно виноватая улыбка. Маша влюбилась в Колю Оболенского, влюбилась страстно, безрассудно, и ничего не могло удержать ее от этого замужества: ни бурные протесты матери, ни страдальческое недоумение отца…»[454].

Решение Марии было твердым, 16 декабря 1896 года она писала Льву-младшему, находясь в семье другого брата – Ильи: «Знала о своих только от Коли, но и он теперь уехал оттуда. О себе почти некогда думать последние дни. Но что думаю – очень спокойно и хорошо. И мое одиночество не только не заставляет меня одуматься и переменить решение, а напротив, я все больше укрепляюсь в нем, и мне тихо, сердечно и хорошо»[455].

В начале мая 1897 года Маша писала своей знакомой: «Мама была сначала против моего замужества, так как он очень беден, т. е. ничего не имеет и немного моложе меня, папа же очень любит моего будущего мужа и находит, что он лучший, кого я могла выбрать. Но он жалеет меня и грустит по мне, но никогда не высказывает своих мыслей, не дает советов и совершенно отстраняется. Мне очень радостно, что он любит Колю и, главное, верит в него, но мне, конечно, страшно больно подумать о том, что придется расстаться с ним…»[456]

Однако чувства родителей были сложнее и разнообразнее, чем их представляла себе или хотела представить дочь. Иногда отец был весьма ироничен в отношении двух дочерей, одна из которых готовилась к свадьбе, а к другой приехал поклонник, М. С. Сухотин. «У меня, – пишет он Марии, – такое ощущение, что в последнее время все женщины угорели и мечутся, как кошки по крышам. Ужасно это жалко видеть и терять перед смертью последние иллюзии. 〈…〉 О какое счастье быть женатым, женатой, но хорошо, чтоб навсегда избавиться от этого беганья по крыше и мяуканья»[457]. Спустя время, 16 июля, в дневниковой записи Толстой пометил: «Маша вышла замуж, а жалко ее, как жалко высоких кровей лошадь, на кот[орой] стали возить воду. Воду она не везет, а ее изорва[ли] и сделали негодной. Что будет, не могу себе представить. Что-то уродливо неестественное, как из детей пирожки делать. Т[аня] тоже нажила себе страдания[458]. Миша[459] мучается. В Пирогове[460] тоже та же беда. Ужасно! Страсть, источник величайших бедствий, мы не то что утишаем, умеряем, а разжигаем всеми средствами, а потом жалуемся, что страдаем»[461]. Происходящее с дорогой его сердцу дочерью Толстой вписал в контекст своего отношения к половой страсти и к браку.

Вот Софья Андреевна записала в дневнике, посмотрев на молодоженов, приехавших в Ясную Поляну на следующий день после свадьбы: «Маша мне жалка, и я потому чувствую к ней нежность, и, конечно, буду ее и любить, и буду помогать ей в жизни, чем могу. Коля производит то же впечатление – хорошего мальчика, но мысль как о муже моей дочери сейчас же исключает хорошее чувство к нему. Это не сила, не поддержка в жизни… Ну да увидим»[462]. На другой день Софья Андреевна пометила в дневнике: «Были Маша с Колей, жалкие, худые, слабые…»[463]

Ровно через два месяца после свадьбы дочери она уже с болью восклицала: «Бедная, бедная Маша с этим ушастым лентяем! И такая она болезненная, жалкая, худая. Вся забота на ней; а он гуляет, играет, кушает на чужой счет и ни о чем не думает»[464].

В начале августа Маша заболела брюшным тифом, и Софью Андреевну переполнили эмоции: «С какой сильной болью сердца я приняла это известие; меня душит спазма в горле и слезы, знакомые, ужасные слезы от беспокойства и страха, всегда где-то готовые. Маша все видела во сне Ванечку[465], и, может быть, он и отзовет ее к себе, чтоб избавить от тяжелой, бедной и сложной замужней жизни с этим флегмой Колей. Хорошую, полезную и самоотверженную жизнь жила Маша до замужества, а что впереди – еще Бог знает. Но лично ее страшно жаль, она такая жалкая с тех пор, как ушла из семьи. И невольно вспомнилась смерть Саши Философовой, тоже от тифа, и еще страшней стало»[466]. Мария Львовна в тяжелом состоянии была перевезена в Ясную Поляну,